Он был и именем и духом Серафим;
В пустынной тишине весь Богу посвященный:
Ему всегда служил, и Бог всегда был с ним,
Внимая всем его моленьям вдохновенным.
И что за чудный дар в его душе витал!
Каких небесных тайн он не был созерцатель?
Как много дивного избранным он вещал,
Завета вечного земным истолкователь!
Куда бы светлый взор он только не вперял —
Везде туманное пред ним разоблачалось.
Преступник скрытый вдруг себя пред ним являл —
Судьба грядущего всецело рисовалась.
В часы мольбы к нему с лазурной высоты
Небесные друзья невидимо слетали
И, чуждые земной житейской суеты,
Его беседою о небе услаждали.
Он сам, казалось, жил, чтоб только погостить:
В делах его являлось что-то неземное.
Напрасно клевета хотела омрачить —
В нем жизнь была чиста, как небо голубое.
Земного мира гость, святой и незабвенный,
Одной любовию равно ко всем горел:
Богач, бедняк, счастливец и уничиженный
Равно один привет у Старца всяк имел.
Несчастные ж к нему стекалися толпой:
Он был для сердца их отрадный утешитель.
Советом мудрым он — безмездною цельбой,
Всех к Богу приводил, святой руководитель.
От подвигов устав, преклоншись на колени,
С молитвой на устах, быв смертным, умер он.
Но что же смерть его? — вид смертной только сени,
Иль, как говорят, спокойный тихий сон...
Теперь ликует он в семье святых родной,
Сияньем Божеским достойно озаренный;
А мы могилу тихую кропим слезой,
И имя будем чтить во век благословенным.