Умудрись положить в основание путешествия твоего страх Божий и в немногое дни окажешься при вратах Царствия.
Прп. Исаак Сирин
Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение.
Флп. 1,21
Умереть нынче не мудрено. нынче труднее научиться жить.
Св. Патриарх Тихон
Жил богатый человек, жил хорошо и пышно. И был другой, Лазарь, который лежал в струпьях у его дверей и желал напитаться хотя бы крошками, падающими со стола богача, но никто ему их не давал. И вот оба умерли. Лазарь попал в лоно Авраамово, а богач – в место мучений. И тогда богач просит Авраама, чтобы пришел Лазарь, омочил перст в воде и облегчил его муки, но Авраам отказывает ему в этой милости. Тогда богач просит, чтобы Лазарь пришел к его братьям, предупредил, чтобы хоть они-то не погибли. «Моисея имеют пророком и пусть его слушают», – отвечает Авраам. «Нет, – говорит богач, – не послушают, вот если кого из мертвых встретят, тогда поверят». И тогда Авраам утверждает: «Если Моисея и пророков не слушают, то если и мертвые воскреснут, не поверят» (см. Лк. 16, 29–31).
Вот такая история о конце человеческой жизни и о суде. История о том, как нам умирать, потому что нет ничего более очевидного для человека, чем его будущая смерть. О своей судьбе мы ничего не знаем. Не знаем, что будет с нами через десять минут, но единственное, что мы знаем о себе с абсолютной достоверностью, так это то, что когда-нибудь умрем, как все до нас. Но вот что удивительно, человек, который совершенно точно знает, что умрет, меньше всего думает о смерти, меньше всего старается представить себе, как ему надо жить, чтобы не попасть в место мучений.
За что же страдал этот богач? Что, собственно говоря, он сделал плохого? Ведь Евангелие не говорит нам, что он был дурным человеком. Он мучился, но никому мучений не желал. Даже находясь в аду, он беспокоился о своих сродниках и заботился, чтобы они не погибли. У богача, который попал в ад, было доброе сердце.
Вот такой обычный человек, как все люди, только богач, попадает после смерти в место мучений. И не потому, что богатство плохо, а нищенство хорошо. Богатство здесь означает совсем другое – самодостаточность, когда человек живет в своем замкнутом мире, ничего и никого вокруг себя не замечая. В таком мире живем и мы. Или стремимся к этому – воздвигнуть стену вокруг себя и никого к себе не впускать: «Ваши проблемы – не мои проблемы, мы живем своим уютным мирком, и нам в нем хорошо. А Бог что? Бог есть, конечно, мы знаем, что Бог есть, и нам этого достаточно». Мы даже впадаем в уныние и отчаяние, когда Господь пытается нас потревожить в нашем самодостаточном, самодовольном мире. В Его вмешательстве мы не видим милости Божией. Но это тот самый мир, о котором святые отцы говорили, что лучше брань, чем мир, который удаляет нас от Бога.
Не был бандитом и разбойником и евангельский богач, не был он и злодеем. Он был самым обычным человеком. И в место мучений он попал только потому, что его мир был отделен от Бога. Мир богача был закрыт, но именно поэтому и Божий мир оказался закрытым для него.
Так и мы: знаем, что Бог есть, но живем так, как будто Его нет, как будто нам не предстоит с Ним встретиться. Мы надеемся, что когда-нибудь потом у нас еще будет время пожить для Бога. Может быть, настанет Великий пост, и вот тогда... В этот Великий пост не получилось, может быть, мы через год что-нибудь сделаем... Но ведь следующего Великого поста может для нас и не быть. Может быть, мы сегодня выйдем из храма, и уже больше никогда в него не вернемся, и не будет у нас возможности когда-то потом что-нибудь сделать для Бога, как-нибудь Ему послужить.
Так и исполняется слово, сказанное богачу Авраамом: «Если даже кто из мертвых воскреснет, не поверят». Ведь поверить – не значит удостовериться. Поверить – значит принять веру в свою жизнь полностью и до конца, быть поглощенным этой верой, жить со Христом.
Пророки и Священное Писание говорят нам о том, каким должен быть человек. Об этом сказано в Послании апостола Павла галатам: Ношу язвы Господа моего на теле моем (6, 17). Или: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). А в ком живет Христос, тому смерть не страшна. Для меня смерть приобретение (Флп. 1, 21), – говорит апостол Павел, потому что сораспялся Христу.
Так Писание, которое мы часто слушаем, но не всегда слышим, учит нас тому, что жизнь в Боге – это настоящее Ему сораспятие. И Лазарь тогда предстает не просто как нищий больной, а как сораспятый Христу, принявший от Бога жизнь, как милость, как возможность ему спострадать, как возможность в этом малом делании обогатиться Христом. И поэтому в Евангелии Лазарь назван по имени, а имя богача неизвестно, оно стерто из книги жизни.
Мы хорошо знаем евангельские слова, которые поются для нас на Литургии, о том, что блаженны нищие духом, блаженны плачущие, блаженны алчущие и жаждущие правды (Мф. гл. 5), но они как бы не для нас написаны. А ведь это – заповеди блаженства, но такого блаженства, такого счастья, которого никто себе не желает, к которому никто не стремится и сил для достижения которого не употребляет. Потому что наше блаженство в самодостаточности, наше блаженство в комфорте, наше блаженство в том, чтобы нас никто не беспокоил. Вот что обезличивает каждого из нас и не дает нам возможности приобщиться к вечной жизни.
История о богаче и Лазаре повествует нам о том, как человек может пройти мимо своего спасения, как бездарно может закончиться жизнь, проведенная в своем благополучном маленьком мире.
Умирай ежедневно, и будешь жить вечно.
Прп. Антоний Великий
Память смертная – добродетель, о которой редко вспоминают обычные люди, но о которой много говорят отцы Добротолюбия, – является одним из самых творческих потенциалов в человеке. Это только кажется, что если мы будем думать о смерти, то сойдем с ума. На самом деле люди боятся думать о смерти, потому что по большому счету вообще боятся жить. В наши дни вошло в привычку проводить время, но никак не жить. Люди не только проводят время, но даже думают, как бы это время убить. С одной стороны, его вроде как не хватает, а с другой – слишком этого времени много, потому что… скучно.
Жить, имея память смертную, страшно потому, что с таким памятованием надо все изменить: надо дорожить каждой минутой, проживать каждый час, творчески наполняя его глубоким содержанием. Я помню, как митрополит Антоний Сурожский, вспоминая о смерти своей матери, говорил, что год, в который она умирала, был самым счастливым в их отношениях. Было неизвестно, когда завершится ее тяжелая болезнь, и каждый день, встречаясь, как в последний раз, для них было важно дать друг другу полноту любви. Они знали, что завтра такой возможности может уже не быть.
Когда человек живет памятью о смерти, его жизнь становится совершенно иной. Если это твой последний день, тогда, конечно, глупо грешить. Глупо проводить время впустую: разгадывать кроссворды, читать детективы. Глупо ругаться, спорить. Глупо обижаться на других людей. Какой смысл обижаться, если ты живешь последний день, лучше простить и наполнить это время добром и любовью. Если человек и согрешит в этот день, он не будет долго медлить, а сразу покается, сразу придет попросить прощения. И так каждый день, в течение всей жизни, пока не умрет.
И когда человек находит в себе мужество так жить, его жизнь становится очень творческой, очень счастливой, очень наполненной. Он дорожит каждой минутой: молится ли, беседует ли с другими людьми, сочиняет ли стихи или пишет картины, изобретает или строит, он понимает, что, может быть, в последний раз ему дается возможность сделать что-то полезное на этой земле, как-то потрудиться для ближних. И так всё для человека приобретает совершенно новый смысл. Вот что такое память смертная.
Память смертная может оживить и наполнить наше молитвенное правило. Сон – это образ смерти, уход из жизни, и вечерние молитвы носят характер глубокого покаяния и примирения.
А в одной из утренних молитв мы читаем: В оньже со славою Судия всех приидет, комуждо отдати по делом его; да не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делание обрящемся готови, в радость и божественный чертог славы Его совнидем, идеже празднующих глас непрестанный…
В этой поэтичной и глубокой молитве Василия Великого есть одна очень важная мысль – мысль о том, как человеку прийти на Страшный Суд. Василий Великий называет жизнь ночью и говорит, что день наступает с пришествием Христа. Эта молитва – эсхатологического звучания, призыва Царства Небесного. Подобно тому, как Священное Писание заканчивается словами Ей, гряди, Господи Иисусе (Откр. 22, 20), подобно тому, как мы призываем в молитве «Отче наш»: Да приидет Царствие Твое, – так и основная мысль молитвы Василия Великого заключается именно в этих словах, только выражена она с глубоким богословским осмыслением. В ней совершенно очевидно, что каждое утро христианин готовится к встрече с Богом, и что каждый день может стать для него тем днем, когда он предстанет на Суд. Мы должны понимать, что, начиная новый день, мы каждый раз идем на встречу с Богом, на Страшный Суд можем прийти. Мы, христиане, ждем день, когда придет Судия и всем раздаст по делам его, и поэтому бодрственно будем выходить встречать Господа.
Служить Богу в страхе – хорошо; служить Ему в любви – лучше; но тот, кто умеет связать воедино страх и любовь, выбирает совершеннейшее.
Майстер Экхарт
Господь рассказывает притчу о Страшном Суде. О том, как сядет во славе Своей Сын Человеческий и будет судить всех людей. Поставит одних по правую сторону, а других – по левую сторону от Себя. И будут одни, как овцы, а другие, как козлища. И тех, кто по правую, он призовет к Себе:
– Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Потому что был Я голоден, и вы накормили Меня, был Я болен, и вы посети ли Меня, был в темнице, и вы пришли ко Мне.
А те скажут:
– Господи, когда же мы это делали?
И Господь ответит:
– Так, как вы сделали одному из братьев Моих меньших, вы сделали Мне.
А тем, кто по левую руку, Господь скажет:
– Отойдите от Меня, проклятые, был Я голоден, и вы не дали Мне есть, жаждал, и вы не напоили Меня, был болен и в темнице, и вы не посетили Меня.
И те тоже удивятся:
– Господи, когда же все это было, когда же мы не послужили Тебе?
– Так, как вы не сделали этого одному из сих меньших, вы не сделали Мне. И пойдут они в муку вечную, а праведники – в жизнь вечную (см. Мф. 25, 34–46).
Вот такое Евангелие о Страшном Суде. Человек начинает трудиться над собой, стремиться к Богу и вдруг понимает, что весь в грехах, что в том состоянии, в котором сейчас находится, он совершенно чужд Царствию Небесному, и жизнь его подлежит геенне и муке, что слова отойдите от меня, проклятые относятся не к каким-то неизвестным людям, а к нему лично.
Кто же те, кому Господь сказал проклятые? Ведь речь не шла о разбойниках, убийцах, гонителях… Никому из них Он не сказал: «Идите от Меня, потому что вы убивали, воровали, блудили, творили другое беззаконное». Господь не называет ни одного греха этих людей. Эти проклятые, видимо, прожили свою жизнь так, как многие из нас: просто занимаясь собой, внимая себе и не замечая никакой другой жизни, кроме собственной. Вот и все. Ничего такого уж отталкивающего эти люди не сделали. Может быть, им и не за что было себя строго судить. А их жизнь подлежит проклятию.
В чем же смысл того, что мы христиане? Чем мы от других отличаемся? Почему так строго спрашивает с нас Господь? Бог один, а людей много и много разных вер. Какая разница, в какого Бога человек верит? Все религии призывают быть честными, хорошими, не убивать, не воровать. Все так считают. И христиане так считают. Что же требуется от меня, христианина? Я же ничего плохого никому не делаю: даю взаймы тем, кто возвращает долги, помогаю кому надо, люблю тех, кто меня любит. И все хорошо у меня, у христианина. Совесть меня не обличает. А вот Евангелие обличает.
Какой смысл нам быть христианами, если мы так же чувствуем, так же думаем, так же поступаем, как и все вокруг нас, ничуть не лучше, а некоторые даже похуже? В чем смысл нашей веры, если мы любим любящих нас, помогаем помогающим нам, заботимся о заботящихся о нас, принимаем участие в тех, кто по-настоящему нам близок? Какой в этом смысл для нашей веры? Никакого, потому что христианская вера заключается совершенно в другом. Господь совсем по-другому относится к нам. Он называет нас Своими детьми, а Себя называет нашим Отцом. Будьте так милосерды, как и Отец ваш Небесный (Лк. 6, 36). То есть будьте не верующими, не религиозными, а детьми Божиими. Это означает, что надо с Богом соединиться, по-настоящему стать ему совершенно равными, чувствовать совсем другими чувствами, определять свою жизнь совсем другими поступками, как Господь велит.
И может получиться так, что то Царство любви, к которому люди как-то стремились, как-то его себе представляли, окажется вдруг недоступным по одной простой причине – они представляли себе Царство любви иначе, чем оно есть на самом деле. О другой любви говорится. О той любви, которая делает человека милосердным. О той любви, которая делает человека смиренным. О той любви, которая делает человека совершенным во Христе.
Но теперь он уже не осуждает себя за слабость своей любви, лишь дивится беспредельности Божьей.
Это на земле он каялся, не зная еще, что такое покаяние. На небе же суд над собой и оказался полнотою любви.
Лев Карсавин
Жить по законам Царствия Небесного для нас нестерпимо тяжело. И в этом есть основание для самого страшного мучения. Мучительно человеку жить духовной жизнью.
Мучительно пребывать рядом со Христом. Очень тяжело и неприятно до конца подчинить себя законам той любви, по которым живет Царствие Небесное и по которым происходит тот самый Страшный Суд. Да нет суда – просто любовь, с которой Господь пришел в мир, станет тем светом, в котором каждый человек будет виден: свой он Христу или чужой; есть в нем хоть немного такой любви или он ничего за свою жизнь не приобрел. Вот и весь суд. И больше ни о чем Он не спросит. И слова никакого больше не скажет нам Господь. А просто любовью Своей так каждого из нас опалит, что для кого-то эта любовь и станет адским пламенем.
Да, это суд бесконечного милосердия и бесконечной любви. Но той любви, которой мы пока не имеем. Той любви, которая пока нам недоступна. Мы боимся поверить, что Его любовь может быть нашим блаженством, окончательным блаженством. И мы ограничиваем нашу жизнь и наше общение с Богом и совершаем некий обман: сделаем доброе дело, поживем немножечко духовной жизнью, а потом вернемся к себе стареньким, к тем, которых мы в себе любим, к которым мы привыкли, чтобы жить удобной привычной размеренной жизнью вне Царства Небесного.
Авва Дорофей говорит: «Не тот милосерд, кто когда-то подал милостыню, не тот смирен, кто когда-то один раз смирился, не тот целомудрен, кто когда-то отступил от греха, а тот, кто является таковым каждую минуту своей жизни». Тот милосерден, для кого это состояние стало естественным, его характером, привычкой, стало его личностью. И только тогда человек не заметит своего милосердия, когда он воистину милосерден, как мы не замечаем того, что мы дышим. «Когда же, Господи, мы это делали? Когда мы Тебе служили?» – удивляются такие люди, потому что это стало их естественной потребностью. Они на земле входят в Царство любви. Для них нет Страшного Суда. Потому что суд, который был произнесен, был произнесен ими самими - самим себе. За каждое свое предательство, за каждый свой проступок, за каждую свою неверность Христу. Эти люди – настоящие, правильные, праведники, потому что все у них, как у солнца правды, все так же, как у Бога.
Сначала – любовь к Богу, через нее, как последовательное желание угодить Богу, – любовь к ближнему, а затем – переделывание себя для ближнего.
Св. прав. Алексий (Мечев)
Можем ли мы думать, что Бог для нас действительно самое главное, что каждое наше дыхание с Ним связано, что ради Него мы готовы обо всем забыть? Какую меру мы допускаем для Бога в своем сердце?
На вопрос: Учитель, какая наибольшая заповедь в законе? – Христос ответил: «Любить Бога всем сердцем, всей душою, всею крепостью своей» (Мф. 22, 36–37). Евангелие всегда говорит нам о самом главном. Говорит просто, прямо, открыто, не оставляя человеку никакой возможности как-то по-своему истолковать эти слова. Хотя, с другой стороны, эти слова всегда ставят человека перед невозможностью до конца понять эту простоту. Казалось бы, действительно все просто, проще и не скажешь. Что может быть для человека важнее, чем вечная жизнь? Что может быть важнее Бога? Если уж мы когда-то сказали Ему: «Верую, Господи, и исповедую». Если мы когда-то принесли эти клятвы в Таинстве святого крещения и поклонились Ему, как Царю и Богу, значит, ничего более важного в жизни христианина быть не может. Это так просто и так далеко от нас. Легко понять, что Богу можно принести какую-то жертву, что можно для Бога совершить какой-то обряд. Но как понять, что надо любить Бога всем сердцем?
Читая жития святых прежних веков, мы узнаем о том, как они молились, постились, смирялись и в конце концов сподобились блаженной кончины и Господь прославил их. Вот она христианская жизнь! Но мы живем в другое время… Что означает для нас любить Бога? Ведь нельзя родиться с этой любовью. Способность любить Господа всей своей душой не дается человеку от рождения. Те Христовы, кто плоть свою распял со страстями и похотями (Гал. 5, 24). Вот что такое жизнь христианская. Вот с чего начинается любовь Божия. Любовь – это распятие. Христос на Кресте принес нам эту любовь и показал, что значит любить человека всем сердцем, всей душою. Сам показал, как Бог любит человека. И оставил человечеству единственный способ любви. Другого способа любви у нас нет.
Господь говорит: Кто любит отца своего или мать свою более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37). Действительно, тот, кто земное даже из самых благородных побуждений ставит превыше духовного, превыше любви к Богу, может пройти мимо своего спасения. Потому что спасение возможно только тогда, когда человек стремится любить Бога, как своего Отца.
Слыша эти слова, мы начинаем взвешивать на весах своего сердца, а кого любим больше мы: Бога или своих родителей, Бога или своих детей, Бога или свое отечество?
Мы любим свою родину, нам очень приятно думать о нашем отечестве, как о Святой Руси, но ведь на самом деле земное отечество освящается только подвигом поиска Отечества Небесного. И если человек в отечестве ищет только земное, он и земное отечество теряет, и не приходит к Отечеству Небесному. И только те наши соотечественники, кого мы поминаем как святых, по-настоящему стали гражданами Святой Руси потому, что свое земное отечество они любили, как дом Пресвятой Богородицы, как обитель Пресвятой Троицы, как место, уготованное для подвига и спасения своих сограждан.
И поэтому, когда стоит вопрос о любви к Богу, это вопрос об отношении к нашим ближним и к дальним, и, в конце концов, это вопрос о нашей святости. Путь к святости явяется смыслом нашей жизни и заключается в том, чтобы возлюбить Господа всем сердцем… всею душею… всем разумением… всею крепостию своею, а потом ближнего, как самого себя (Мк. 12, 30–31). И об этом же говорит Господь: Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, то не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). Но это не значит, что надо бросить своих близких или совершенно забыть о них. Наоборот, тот, кто любит Бога по-настоящему, приобретает и мать, и отца, и мужа, и жену, и детей, и вообще всех, потому что любовь к Богу делает человека святым, совершенным, бесконечным, делает его сыном Божиим. А сыну Божию все принадлежит: и спасение принадлежит сыну, и жизнь вечная принадлежит сыну, и суд принадлежит сыновьям, детям Божиим.
Весь суд – только в том, что Господь к нам пришел. Пришел со Своей любовью, со Своим виноградом, всего Себя отдал нам в пищу. Что может быть страшнее этого суда, когда мы этого отвергаемся, не принимаем, если не нужен Христос, не нужна любовь, а нужно жить только для себя, только по-своему? Это и есть Страшный Суд, когда Господь приходит к тебе с любовью, а ты на Него плюешь.
Нам все дано. Великое богатство Божиего милосердия и духовной жизни принадлежит каждому из нас. Почему же мы живем так странно? Почему мы все время смотрим в сторону? Неужели нам мало того, что Сам Господь к нам пришел, принес Себя в жертву, чтобы мы Его хоть немножечко полюбили?
Один дух должны мы быть с Господом – дух святыни, дух любви, благости, кротости, долготерпения, милосердия. Кто не имеет этого духа в себе, тот не Божий. Итак, я должен быть любовь, единая любовь, всех считать за одно. Да вси едино будут (Ин. 17, 21). Буди! Господи, помоги!
Св. прав. Иоанн Кронштадтский
Но вот человек начинает понимать, что он действительно очень далек от состояния любви, которой живет Царство Небесное, что ему не только не доступна, но иногда и неприятна эта любовь. А происходит это потому, что он представляет Царство любви, как царство любви к себе. А святое Евангелие говорит, что это Царство любви к ближнему. В этом Царстве себя совсем не замечаешь. И это блаженное исчезание перед Богом, по слову Иоанна Кронштадтского, является самым трудным для нашего эгоистического сознания.
Так любить ближнего, чтобы всегда видеть в нем Христа, в каждом отвратительном, неприятном человеке – вот какое это Царство! Об этом чувстве даже думать-то не хочется, настолько оно неприятно, не то что испытывать его. Но это и есть то, что отторгает нас от Царства Небесного, и то, что подчас отторгает нас от Бога.
Но Господь ждет от нас даже большего: «А вы любите ненавидящих вас», – говорит Он. Да как же это возможно – любить ненавидящих! Врага своего разве можно любить? Нельзя. Как нельзя дать взаймы человеку, который никогда не вернет тебе долг. Как невозможно открыть свое сердце тому, кто обязательно тебя предаст. Невозможно. Это выше человеческих сил. А Господь говорит, что только так и нужно поступать. Именно так, если мы хотим быть детьми Божиими. И Силуан Афонский свидетельствует, что единственное, что делает нас христианами, это любовь к врагам и ничто другое.
Как такое может быть? Для чего нужна такая вера? Для многих не верующих в Бога людей, нехристиан, тех, кто считает, что у него «Бог в душе», это абсолютная бессмыслица. И с точки зрения разума все, чего требует от человечества христианство, совершенно неправильно. Потому что правильно врагов не любить, взаймы давать тем, кто тебе отдает долги, хорошие дела делать тем, кто воздает за это. Так все поступают, и это правильно по-человечески. А по-Божески – неправильно.
Вера наша заключается не в том, чтобы делать добрые дела добрым людям, не в том, чтобы любить тех, кто любит нас, и не в том, чтобы стать порядочным человеком. Потому что христианство – это не религия порядочных людей. Это даже, если хотите, религия людей непорядочных. Все Евангелие говорит нам о том, как Господь пришел к непорядочным людям. Вот такая безумная вера: в рай попадают непорядочные, а «распни!» кричат порядочные.
Весь Новый Завет говорит нам, что все наоборот в Царствии Небесном, все не так, как на земле. Разные это законы – законы духовной жизни и законы мира сего.
Господь благ по Своей природе. Он есть Любовь. Поэтому, если в нас есть Божие, то именно оно должно нас заполнять. Мы не можем взять от Бога лишь небольшое количество благодати (с которой так удобно!), чтобы стать порядочными людьми. Бог отдает только всего Себя. И когда мы приходим в Церковь, мы можем или получить все, или остаться пустыми. А так, чтобы прийти и немножечко взять, а остальное отвергнуть – невозможно. Не нужно это никому, потому что это не спасает.
Не является пропуском в Царствие Небесное наша порядочность. Нельзя войти в рай, будучи просто хорошим человеком. Для этого надо стать преображенным, совершенно другим. Как сказал апостол Павел: «Надо переродиться в Боге, чтобы новый человек родился, а старый окончательно погиб» (см. Еф. 4, 22–24). И для этого необходимо так себя для Бога открыть, – свое сердце, всю свою душу, весь свой ум, всю свою жизнь, – чтобы Господь полностью воцарился в каждом из нас, чтобы Он наполнил нас Собою. А иначе невозможно. Если мы будем Ему давать только маленькое местечко в своем сердце, не самое главное, а остальное будем занимать своей собственной порядочностью, мы не сможем ни в чем найти опоры. Потому что опору ищем не в Боге, а в законах тления и смерти.
Господь сказал апостолу Павлу: Сила Моя совершается в немощи, – когда тот просил Бога дать ему сил, земных, человеческих. Тогда я буду хвалиться своими немощами, – ответил апостол (2 Кор. 12, 9).
Каждый из нас чувствует свою немощь. Все мы знаем, как тяжело ходить в храм, читать правило, идти на исповедь, посещать больных. Как необыкновенно тяжело простить обиду, просто страшно тяжело. Как же мы немощны! Где же сила-то наша? Почему же она не совершается в немощи? Почему когда нам надо сделать что-то для Бога, ну никаких сил на это нет?
Но как их оказывается много, когда нам необходимо устраивать нашу земную жизнь! Как здорово мы умеем все делать для себя! Мы спать не ложимся, мы так много всего делаем! И оказывается, что мы очень сильны для того, чтобы укрепить свое мирское бытие. Но такой силе Бог противится. Он от такой силы уходит. Вот когда человек немощен жить по законам мира сего, тогда Господь дает ему силы для того, чтобы этот мир победить. Над таким человеком мир уже не властен, не способен его закабалить и сделать своим. И тогда человеку становится понятно, как можно любить ненавидящих, помогать обижающим, бежать за своим бывшим учеником, потерявшим веру и ушедшим в разбойники, как бежал апостол Иоанн Богослов, чтобы спасти его и с любовью прижать к своей груди. Потому что тогда уже не человеческая, а Божия сила проявляется в каждом из нас.
Человек способен открыться для Бога. Перестать жить умом мира сего и начать жить умом Божиим, перестать надеяться на законы земного бытия и укрепиться в законе Божием. Перестать поступать как принято и начать слышать, как Господь открывает Свою волю. Только так человек становится способным принять в себя Бога.
А когда мы принимаем в себя Бога, для нас не стоит вопрос, кого любить, а кого не любить, кого приблизить, а кого отдалить. Для человека, в котором царствует Господь, нет разделения, как нет разделения для Бога. Бог не может любить одних и не любить других, прийти для спасения одних и не прийти для спасения других. Мы для Него все дети, каждый в отдельности и все вместе. Для человека, который с Богом, уже не важно кого любить: любящего или ненавидящего. Он не понимает, как можно вообще кого-то не любить, как можно за кого-то не пострадать. Не понимает, потому что в нем действует уже не человеческое, а Божественное.
Давайте зададим себе вопрос: «Кто мы? Зачем пришли в храм? Какому Богу поклоняемся и для чего в купели крестились? Для того, чтобы быть порядочными людьми, или для того, чтобы стать людьми Божиими?» Если для того, чтобы стать Божиими людьми, то все силы своей души мы должны употребить на то, чтобы Господь воцарился в каждом из нас.
И прийти к этому можно только через страх Божий. Потому и Суд называется Страшным. И если мы научимся этому хотя бы немножечко, если сделаем это состояние духовной константой нашей жизни, будем стремиться к тому, чтобы оно стало нашим и никогда нас не покидало, тогда это действительно будет слава, которую мы воссылаем Богу.
И если мы действительно любим Христа, хотим любить ближнего и спасти свою душу, то мы должны бесконечно стремиться к Богу, трудиться над собой, судить себя, каяться в своих грехах и никогда не уставать это делать, никогда от этого не отдыхать. И тогда Господь по великой Своей милости подаст нам возможность услышать Свой блаженный глас: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания века (Мф. 25, 34). Аминь.
Прп. Исаак Сирин
Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение.
Флп. 1,21
Умереть нынче не мудрено. нынче труднее научиться жить.
Св. Патриарх Тихон
Жил богатый человек, жил хорошо и пышно. И был другой, Лазарь, который лежал в струпьях у его дверей и желал напитаться хотя бы крошками, падающими со стола богача, но никто ему их не давал. И вот оба умерли. Лазарь попал в лоно Авраамово, а богач – в место мучений. И тогда богач просит Авраама, чтобы пришел Лазарь, омочил перст в воде и облегчил его муки, но Авраам отказывает ему в этой милости. Тогда богач просит, чтобы Лазарь пришел к его братьям, предупредил, чтобы хоть они-то не погибли. «Моисея имеют пророком и пусть его слушают», – отвечает Авраам. «Нет, – говорит богач, – не послушают, вот если кого из мертвых встретят, тогда поверят». И тогда Авраам утверждает: «Если Моисея и пророков не слушают, то если и мертвые воскреснут, не поверят» (см. Лк. 16, 29–31).
Вот такая история о конце человеческой жизни и о суде. История о том, как нам умирать, потому что нет ничего более очевидного для человека, чем его будущая смерть. О своей судьбе мы ничего не знаем. Не знаем, что будет с нами через десять минут, но единственное, что мы знаем о себе с абсолютной достоверностью, так это то, что когда-нибудь умрем, как все до нас. Но вот что удивительно, человек, который совершенно точно знает, что умрет, меньше всего думает о смерти, меньше всего старается представить себе, как ему надо жить, чтобы не попасть в место мучений.
За что же страдал этот богач? Что, собственно говоря, он сделал плохого? Ведь Евангелие не говорит нам, что он был дурным человеком. Он мучился, но никому мучений не желал. Даже находясь в аду, он беспокоился о своих сродниках и заботился, чтобы они не погибли. У богача, который попал в ад, было доброе сердце.
Вот такой обычный человек, как все люди, только богач, попадает после смерти в место мучений. И не потому, что богатство плохо, а нищенство хорошо. Богатство здесь означает совсем другое – самодостаточность, когда человек живет в своем замкнутом мире, ничего и никого вокруг себя не замечая. В таком мире живем и мы. Или стремимся к этому – воздвигнуть стену вокруг себя и никого к себе не впускать: «Ваши проблемы – не мои проблемы, мы живем своим уютным мирком, и нам в нем хорошо. А Бог что? Бог есть, конечно, мы знаем, что Бог есть, и нам этого достаточно». Мы даже впадаем в уныние и отчаяние, когда Господь пытается нас потревожить в нашем самодостаточном, самодовольном мире. В Его вмешательстве мы не видим милости Божией. Но это тот самый мир, о котором святые отцы говорили, что лучше брань, чем мир, который удаляет нас от Бога.
Не был бандитом и разбойником и евангельский богач, не был он и злодеем. Он был самым обычным человеком. И в место мучений он попал только потому, что его мир был отделен от Бога. Мир богача был закрыт, но именно поэтому и Божий мир оказался закрытым для него.
Так и мы: знаем, что Бог есть, но живем так, как будто Его нет, как будто нам не предстоит с Ним встретиться. Мы надеемся, что когда-нибудь потом у нас еще будет время пожить для Бога. Может быть, настанет Великий пост, и вот тогда... В этот Великий пост не получилось, может быть, мы через год что-нибудь сделаем... Но ведь следующего Великого поста может для нас и не быть. Может быть, мы сегодня выйдем из храма, и уже больше никогда в него не вернемся, и не будет у нас возможности когда-то потом что-нибудь сделать для Бога, как-нибудь Ему послужить.
Так и исполняется слово, сказанное богачу Авраамом: «Если даже кто из мертвых воскреснет, не поверят». Ведь поверить – не значит удостовериться. Поверить – значит принять веру в свою жизнь полностью и до конца, быть поглощенным этой верой, жить со Христом.
Пророки и Священное Писание говорят нам о том, каким должен быть человек. Об этом сказано в Послании апостола Павла галатам: Ношу язвы Господа моего на теле моем (6, 17). Или: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). А в ком живет Христос, тому смерть не страшна. Для меня смерть приобретение (Флп. 1, 21), – говорит апостол Павел, потому что сораспялся Христу.
Так Писание, которое мы часто слушаем, но не всегда слышим, учит нас тому, что жизнь в Боге – это настоящее Ему сораспятие. И Лазарь тогда предстает не просто как нищий больной, а как сораспятый Христу, принявший от Бога жизнь, как милость, как возможность ему спострадать, как возможность в этом малом делании обогатиться Христом. И поэтому в Евангелии Лазарь назван по имени, а имя богача неизвестно, оно стерто из книги жизни.
Мы хорошо знаем евангельские слова, которые поются для нас на Литургии, о том, что блаженны нищие духом, блаженны плачущие, блаженны алчущие и жаждущие правды (Мф. гл. 5), но они как бы не для нас написаны. А ведь это – заповеди блаженства, но такого блаженства, такого счастья, которого никто себе не желает, к которому никто не стремится и сил для достижения которого не употребляет. Потому что наше блаженство в самодостаточности, наше блаженство в комфорте, наше блаженство в том, чтобы нас никто не беспокоил. Вот что обезличивает каждого из нас и не дает нам возможности приобщиться к вечной жизни.
История о богаче и Лазаре повествует нам о том, как человек может пройти мимо своего спасения, как бездарно может закончиться жизнь, проведенная в своем благополучном маленьком мире.
Умирай ежедневно, и будешь жить вечно.
Прп. Антоний Великий
Память смертная – добродетель, о которой редко вспоминают обычные люди, но о которой много говорят отцы Добротолюбия, – является одним из самых творческих потенциалов в человеке. Это только кажется, что если мы будем думать о смерти, то сойдем с ума. На самом деле люди боятся думать о смерти, потому что по большому счету вообще боятся жить. В наши дни вошло в привычку проводить время, но никак не жить. Люди не только проводят время, но даже думают, как бы это время убить. С одной стороны, его вроде как не хватает, а с другой – слишком этого времени много, потому что… скучно.
Жить, имея память смертную, страшно потому, что с таким памятованием надо все изменить: надо дорожить каждой минутой, проживать каждый час, творчески наполняя его глубоким содержанием. Я помню, как митрополит Антоний Сурожский, вспоминая о смерти своей матери, говорил, что год, в который она умирала, был самым счастливым в их отношениях. Было неизвестно, когда завершится ее тяжелая болезнь, и каждый день, встречаясь, как в последний раз, для них было важно дать друг другу полноту любви. Они знали, что завтра такой возможности может уже не быть.
Когда человек живет памятью о смерти, его жизнь становится совершенно иной. Если это твой последний день, тогда, конечно, глупо грешить. Глупо проводить время впустую: разгадывать кроссворды, читать детективы. Глупо ругаться, спорить. Глупо обижаться на других людей. Какой смысл обижаться, если ты живешь последний день, лучше простить и наполнить это время добром и любовью. Если человек и согрешит в этот день, он не будет долго медлить, а сразу покается, сразу придет попросить прощения. И так каждый день, в течение всей жизни, пока не умрет.
И когда человек находит в себе мужество так жить, его жизнь становится очень творческой, очень счастливой, очень наполненной. Он дорожит каждой минутой: молится ли, беседует ли с другими людьми, сочиняет ли стихи или пишет картины, изобретает или строит, он понимает, что, может быть, в последний раз ему дается возможность сделать что-то полезное на этой земле, как-то потрудиться для ближних. И так всё для человека приобретает совершенно новый смысл. Вот что такое память смертная.
Память смертная может оживить и наполнить наше молитвенное правило. Сон – это образ смерти, уход из жизни, и вечерние молитвы носят характер глубокого покаяния и примирения.
А в одной из утренних молитв мы читаем: В оньже со славою Судия всех приидет, комуждо отдати по делом его; да не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делание обрящемся готови, в радость и божественный чертог славы Его совнидем, идеже празднующих глас непрестанный…
В этой поэтичной и глубокой молитве Василия Великого есть одна очень важная мысль – мысль о том, как человеку прийти на Страшный Суд. Василий Великий называет жизнь ночью и говорит, что день наступает с пришествием Христа. Эта молитва – эсхатологического звучания, призыва Царства Небесного. Подобно тому, как Священное Писание заканчивается словами Ей, гряди, Господи Иисусе (Откр. 22, 20), подобно тому, как мы призываем в молитве «Отче наш»: Да приидет Царствие Твое, – так и основная мысль молитвы Василия Великого заключается именно в этих словах, только выражена она с глубоким богословским осмыслением. В ней совершенно очевидно, что каждое утро христианин готовится к встрече с Богом, и что каждый день может стать для него тем днем, когда он предстанет на Суд. Мы должны понимать, что, начиная новый день, мы каждый раз идем на встречу с Богом, на Страшный Суд можем прийти. Мы, христиане, ждем день, когда придет Судия и всем раздаст по делам его, и поэтому бодрственно будем выходить встречать Господа.
Служить Богу в страхе – хорошо; служить Ему в любви – лучше; но тот, кто умеет связать воедино страх и любовь, выбирает совершеннейшее.
Майстер Экхарт
Господь рассказывает притчу о Страшном Суде. О том, как сядет во славе Своей Сын Человеческий и будет судить всех людей. Поставит одних по правую сторону, а других – по левую сторону от Себя. И будут одни, как овцы, а другие, как козлища. И тех, кто по правую, он призовет к Себе:
– Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Потому что был Я голоден, и вы накормили Меня, был Я болен, и вы посети ли Меня, был в темнице, и вы пришли ко Мне.
А те скажут:
– Господи, когда же мы это делали?
И Господь ответит:
– Так, как вы сделали одному из братьев Моих меньших, вы сделали Мне.
А тем, кто по левую руку, Господь скажет:
– Отойдите от Меня, проклятые, был Я голоден, и вы не дали Мне есть, жаждал, и вы не напоили Меня, был болен и в темнице, и вы не посетили Меня.
И те тоже удивятся:
– Господи, когда же все это было, когда же мы не послужили Тебе?
– Так, как вы не сделали этого одному из сих меньших, вы не сделали Мне. И пойдут они в муку вечную, а праведники – в жизнь вечную (см. Мф. 25, 34–46).
Вот такое Евангелие о Страшном Суде. Человек начинает трудиться над собой, стремиться к Богу и вдруг понимает, что весь в грехах, что в том состоянии, в котором сейчас находится, он совершенно чужд Царствию Небесному, и жизнь его подлежит геенне и муке, что слова отойдите от меня, проклятые относятся не к каким-то неизвестным людям, а к нему лично.
Кто же те, кому Господь сказал проклятые? Ведь речь не шла о разбойниках, убийцах, гонителях… Никому из них Он не сказал: «Идите от Меня, потому что вы убивали, воровали, блудили, творили другое беззаконное». Господь не называет ни одного греха этих людей. Эти проклятые, видимо, прожили свою жизнь так, как многие из нас: просто занимаясь собой, внимая себе и не замечая никакой другой жизни, кроме собственной. Вот и все. Ничего такого уж отталкивающего эти люди не сделали. Может быть, им и не за что было себя строго судить. А их жизнь подлежит проклятию.
В чем же смысл того, что мы христиане? Чем мы от других отличаемся? Почему так строго спрашивает с нас Господь? Бог один, а людей много и много разных вер. Какая разница, в какого Бога человек верит? Все религии призывают быть честными, хорошими, не убивать, не воровать. Все так считают. И христиане так считают. Что же требуется от меня, христианина? Я же ничего плохого никому не делаю: даю взаймы тем, кто возвращает долги, помогаю кому надо, люблю тех, кто меня любит. И все хорошо у меня, у христианина. Совесть меня не обличает. А вот Евангелие обличает.
Какой смысл нам быть христианами, если мы так же чувствуем, так же думаем, так же поступаем, как и все вокруг нас, ничуть не лучше, а некоторые даже похуже? В чем смысл нашей веры, если мы любим любящих нас, помогаем помогающим нам, заботимся о заботящихся о нас, принимаем участие в тех, кто по-настоящему нам близок? Какой в этом смысл для нашей веры? Никакого, потому что христианская вера заключается совершенно в другом. Господь совсем по-другому относится к нам. Он называет нас Своими детьми, а Себя называет нашим Отцом. Будьте так милосерды, как и Отец ваш Небесный (Лк. 6, 36). То есть будьте не верующими, не религиозными, а детьми Божиими. Это означает, что надо с Богом соединиться, по-настоящему стать ему совершенно равными, чувствовать совсем другими чувствами, определять свою жизнь совсем другими поступками, как Господь велит.
И может получиться так, что то Царство любви, к которому люди как-то стремились, как-то его себе представляли, окажется вдруг недоступным по одной простой причине – они представляли себе Царство любви иначе, чем оно есть на самом деле. О другой любви говорится. О той любви, которая делает человека милосердным. О той любви, которая делает человека смиренным. О той любви, которая делает человека совершенным во Христе.
Но теперь он уже не осуждает себя за слабость своей любви, лишь дивится беспредельности Божьей.
Это на земле он каялся, не зная еще, что такое покаяние. На небе же суд над собой и оказался полнотою любви.
Лев Карсавин
Жить по законам Царствия Небесного для нас нестерпимо тяжело. И в этом есть основание для самого страшного мучения. Мучительно человеку жить духовной жизнью.
Мучительно пребывать рядом со Христом. Очень тяжело и неприятно до конца подчинить себя законам той любви, по которым живет Царствие Небесное и по которым происходит тот самый Страшный Суд. Да нет суда – просто любовь, с которой Господь пришел в мир, станет тем светом, в котором каждый человек будет виден: свой он Христу или чужой; есть в нем хоть немного такой любви или он ничего за свою жизнь не приобрел. Вот и весь суд. И больше ни о чем Он не спросит. И слова никакого больше не скажет нам Господь. А просто любовью Своей так каждого из нас опалит, что для кого-то эта любовь и станет адским пламенем.
Да, это суд бесконечного милосердия и бесконечной любви. Но той любви, которой мы пока не имеем. Той любви, которая пока нам недоступна. Мы боимся поверить, что Его любовь может быть нашим блаженством, окончательным блаженством. И мы ограничиваем нашу жизнь и наше общение с Богом и совершаем некий обман: сделаем доброе дело, поживем немножечко духовной жизнью, а потом вернемся к себе стареньким, к тем, которых мы в себе любим, к которым мы привыкли, чтобы жить удобной привычной размеренной жизнью вне Царства Небесного.
Авва Дорофей говорит: «Не тот милосерд, кто когда-то подал милостыню, не тот смирен, кто когда-то один раз смирился, не тот целомудрен, кто когда-то отступил от греха, а тот, кто является таковым каждую минуту своей жизни». Тот милосерден, для кого это состояние стало естественным, его характером, привычкой, стало его личностью. И только тогда человек не заметит своего милосердия, когда он воистину милосерден, как мы не замечаем того, что мы дышим. «Когда же, Господи, мы это делали? Когда мы Тебе служили?» – удивляются такие люди, потому что это стало их естественной потребностью. Они на земле входят в Царство любви. Для них нет Страшного Суда. Потому что суд, который был произнесен, был произнесен ими самими - самим себе. За каждое свое предательство, за каждый свой проступок, за каждую свою неверность Христу. Эти люди – настоящие, правильные, праведники, потому что все у них, как у солнца правды, все так же, как у Бога.
Сначала – любовь к Богу, через нее, как последовательное желание угодить Богу, – любовь к ближнему, а затем – переделывание себя для ближнего.
Св. прав. Алексий (Мечев)
Можем ли мы думать, что Бог для нас действительно самое главное, что каждое наше дыхание с Ним связано, что ради Него мы готовы обо всем забыть? Какую меру мы допускаем для Бога в своем сердце?
На вопрос: Учитель, какая наибольшая заповедь в законе? – Христос ответил: «Любить Бога всем сердцем, всей душою, всею крепостью своей» (Мф. 22, 36–37). Евангелие всегда говорит нам о самом главном. Говорит просто, прямо, открыто, не оставляя человеку никакой возможности как-то по-своему истолковать эти слова. Хотя, с другой стороны, эти слова всегда ставят человека перед невозможностью до конца понять эту простоту. Казалось бы, действительно все просто, проще и не скажешь. Что может быть для человека важнее, чем вечная жизнь? Что может быть важнее Бога? Если уж мы когда-то сказали Ему: «Верую, Господи, и исповедую». Если мы когда-то принесли эти клятвы в Таинстве святого крещения и поклонились Ему, как Царю и Богу, значит, ничего более важного в жизни христианина быть не может. Это так просто и так далеко от нас. Легко понять, что Богу можно принести какую-то жертву, что можно для Бога совершить какой-то обряд. Но как понять, что надо любить Бога всем сердцем?
Читая жития святых прежних веков, мы узнаем о том, как они молились, постились, смирялись и в конце концов сподобились блаженной кончины и Господь прославил их. Вот она христианская жизнь! Но мы живем в другое время… Что означает для нас любить Бога? Ведь нельзя родиться с этой любовью. Способность любить Господа всей своей душой не дается человеку от рождения. Те Христовы, кто плоть свою распял со страстями и похотями (Гал. 5, 24). Вот что такое жизнь христианская. Вот с чего начинается любовь Божия. Любовь – это распятие. Христос на Кресте принес нам эту любовь и показал, что значит любить человека всем сердцем, всей душою. Сам показал, как Бог любит человека. И оставил человечеству единственный способ любви. Другого способа любви у нас нет.
Господь говорит: Кто любит отца своего или мать свою более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37). Действительно, тот, кто земное даже из самых благородных побуждений ставит превыше духовного, превыше любви к Богу, может пройти мимо своего спасения. Потому что спасение возможно только тогда, когда человек стремится любить Бога, как своего Отца.
Слыша эти слова, мы начинаем взвешивать на весах своего сердца, а кого любим больше мы: Бога или своих родителей, Бога или своих детей, Бога или свое отечество?
Мы любим свою родину, нам очень приятно думать о нашем отечестве, как о Святой Руси, но ведь на самом деле земное отечество освящается только подвигом поиска Отечества Небесного. И если человек в отечестве ищет только земное, он и земное отечество теряет, и не приходит к Отечеству Небесному. И только те наши соотечественники, кого мы поминаем как святых, по-настоящему стали гражданами Святой Руси потому, что свое земное отечество они любили, как дом Пресвятой Богородицы, как обитель Пресвятой Троицы, как место, уготованное для подвига и спасения своих сограждан.
И поэтому, когда стоит вопрос о любви к Богу, это вопрос об отношении к нашим ближним и к дальним, и, в конце концов, это вопрос о нашей святости. Путь к святости явяется смыслом нашей жизни и заключается в том, чтобы возлюбить Господа всем сердцем… всею душею… всем разумением… всею крепостию своею, а потом ближнего, как самого себя (Мк. 12, 30–31). И об этом же говорит Господь: Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, то не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). Но это не значит, что надо бросить своих близких или совершенно забыть о них. Наоборот, тот, кто любит Бога по-настоящему, приобретает и мать, и отца, и мужа, и жену, и детей, и вообще всех, потому что любовь к Богу делает человека святым, совершенным, бесконечным, делает его сыном Божиим. А сыну Божию все принадлежит: и спасение принадлежит сыну, и жизнь вечная принадлежит сыну, и суд принадлежит сыновьям, детям Божиим.
Весь суд – только в том, что Господь к нам пришел. Пришел со Своей любовью, со Своим виноградом, всего Себя отдал нам в пищу. Что может быть страшнее этого суда, когда мы этого отвергаемся, не принимаем, если не нужен Христос, не нужна любовь, а нужно жить только для себя, только по-своему? Это и есть Страшный Суд, когда Господь приходит к тебе с любовью, а ты на Него плюешь.
Нам все дано. Великое богатство Божиего милосердия и духовной жизни принадлежит каждому из нас. Почему же мы живем так странно? Почему мы все время смотрим в сторону? Неужели нам мало того, что Сам Господь к нам пришел, принес Себя в жертву, чтобы мы Его хоть немножечко полюбили?
Один дух должны мы быть с Господом – дух святыни, дух любви, благости, кротости, долготерпения, милосердия. Кто не имеет этого духа в себе, тот не Божий. Итак, я должен быть любовь, единая любовь, всех считать за одно. Да вси едино будут (Ин. 17, 21). Буди! Господи, помоги!
Св. прав. Иоанн Кронштадтский
Но вот человек начинает понимать, что он действительно очень далек от состояния любви, которой живет Царство Небесное, что ему не только не доступна, но иногда и неприятна эта любовь. А происходит это потому, что он представляет Царство любви, как царство любви к себе. А святое Евангелие говорит, что это Царство любви к ближнему. В этом Царстве себя совсем не замечаешь. И это блаженное исчезание перед Богом, по слову Иоанна Кронштадтского, является самым трудным для нашего эгоистического сознания.
Так любить ближнего, чтобы всегда видеть в нем Христа, в каждом отвратительном, неприятном человеке – вот какое это Царство! Об этом чувстве даже думать-то не хочется, настолько оно неприятно, не то что испытывать его. Но это и есть то, что отторгает нас от Царства Небесного, и то, что подчас отторгает нас от Бога.
Но Господь ждет от нас даже большего: «А вы любите ненавидящих вас», – говорит Он. Да как же это возможно – любить ненавидящих! Врага своего разве можно любить? Нельзя. Как нельзя дать взаймы человеку, который никогда не вернет тебе долг. Как невозможно открыть свое сердце тому, кто обязательно тебя предаст. Невозможно. Это выше человеческих сил. А Господь говорит, что только так и нужно поступать. Именно так, если мы хотим быть детьми Божиими. И Силуан Афонский свидетельствует, что единственное, что делает нас христианами, это любовь к врагам и ничто другое.
Как такое может быть? Для чего нужна такая вера? Для многих не верующих в Бога людей, нехристиан, тех, кто считает, что у него «Бог в душе», это абсолютная бессмыслица. И с точки зрения разума все, чего требует от человечества христианство, совершенно неправильно. Потому что правильно врагов не любить, взаймы давать тем, кто тебе отдает долги, хорошие дела делать тем, кто воздает за это. Так все поступают, и это правильно по-человечески. А по-Божески – неправильно.
Вера наша заключается не в том, чтобы делать добрые дела добрым людям, не в том, чтобы любить тех, кто любит нас, и не в том, чтобы стать порядочным человеком. Потому что христианство – это не религия порядочных людей. Это даже, если хотите, религия людей непорядочных. Все Евангелие говорит нам о том, как Господь пришел к непорядочным людям. Вот такая безумная вера: в рай попадают непорядочные, а «распни!» кричат порядочные.
Весь Новый Завет говорит нам, что все наоборот в Царствии Небесном, все не так, как на земле. Разные это законы – законы духовной жизни и законы мира сего.
Господь благ по Своей природе. Он есть Любовь. Поэтому, если в нас есть Божие, то именно оно должно нас заполнять. Мы не можем взять от Бога лишь небольшое количество благодати (с которой так удобно!), чтобы стать порядочными людьми. Бог отдает только всего Себя. И когда мы приходим в Церковь, мы можем или получить все, или остаться пустыми. А так, чтобы прийти и немножечко взять, а остальное отвергнуть – невозможно. Не нужно это никому, потому что это не спасает.
Не является пропуском в Царствие Небесное наша порядочность. Нельзя войти в рай, будучи просто хорошим человеком. Для этого надо стать преображенным, совершенно другим. Как сказал апостол Павел: «Надо переродиться в Боге, чтобы новый человек родился, а старый окончательно погиб» (см. Еф. 4, 22–24). И для этого необходимо так себя для Бога открыть, – свое сердце, всю свою душу, весь свой ум, всю свою жизнь, – чтобы Господь полностью воцарился в каждом из нас, чтобы Он наполнил нас Собою. А иначе невозможно. Если мы будем Ему давать только маленькое местечко в своем сердце, не самое главное, а остальное будем занимать своей собственной порядочностью, мы не сможем ни в чем найти опоры. Потому что опору ищем не в Боге, а в законах тления и смерти.
Господь сказал апостолу Павлу: Сила Моя совершается в немощи, – когда тот просил Бога дать ему сил, земных, человеческих. Тогда я буду хвалиться своими немощами, – ответил апостол (2 Кор. 12, 9).
Каждый из нас чувствует свою немощь. Все мы знаем, как тяжело ходить в храм, читать правило, идти на исповедь, посещать больных. Как необыкновенно тяжело простить обиду, просто страшно тяжело. Как же мы немощны! Где же сила-то наша? Почему же она не совершается в немощи? Почему когда нам надо сделать что-то для Бога, ну никаких сил на это нет?
Но как их оказывается много, когда нам необходимо устраивать нашу земную жизнь! Как здорово мы умеем все делать для себя! Мы спать не ложимся, мы так много всего делаем! И оказывается, что мы очень сильны для того, чтобы укрепить свое мирское бытие. Но такой силе Бог противится. Он от такой силы уходит. Вот когда человек немощен жить по законам мира сего, тогда Господь дает ему силы для того, чтобы этот мир победить. Над таким человеком мир уже не властен, не способен его закабалить и сделать своим. И тогда человеку становится понятно, как можно любить ненавидящих, помогать обижающим, бежать за своим бывшим учеником, потерявшим веру и ушедшим в разбойники, как бежал апостол Иоанн Богослов, чтобы спасти его и с любовью прижать к своей груди. Потому что тогда уже не человеческая, а Божия сила проявляется в каждом из нас.
Человек способен открыться для Бога. Перестать жить умом мира сего и начать жить умом Божиим, перестать надеяться на законы земного бытия и укрепиться в законе Божием. Перестать поступать как принято и начать слышать, как Господь открывает Свою волю. Только так человек становится способным принять в себя Бога.
А когда мы принимаем в себя Бога, для нас не стоит вопрос, кого любить, а кого не любить, кого приблизить, а кого отдалить. Для человека, в котором царствует Господь, нет разделения, как нет разделения для Бога. Бог не может любить одних и не любить других, прийти для спасения одних и не прийти для спасения других. Мы для Него все дети, каждый в отдельности и все вместе. Для человека, который с Богом, уже не важно кого любить: любящего или ненавидящего. Он не понимает, как можно вообще кого-то не любить, как можно за кого-то не пострадать. Не понимает, потому что в нем действует уже не человеческое, а Божественное.
Давайте зададим себе вопрос: «Кто мы? Зачем пришли в храм? Какому Богу поклоняемся и для чего в купели крестились? Для того, чтобы быть порядочными людьми, или для того, чтобы стать людьми Божиими?» Если для того, чтобы стать Божиими людьми, то все силы своей души мы должны употребить на то, чтобы Господь воцарился в каждом из нас.
И прийти к этому можно только через страх Божий. Потому и Суд называется Страшным. И если мы научимся этому хотя бы немножечко, если сделаем это состояние духовной константой нашей жизни, будем стремиться к тому, чтобы оно стало нашим и никогда нас не покидало, тогда это действительно будет слава, которую мы воссылаем Богу.
И если мы действительно любим Христа, хотим любить ближнего и спасти свою душу, то мы должны бесконечно стремиться к Богу, трудиться над собой, судить себя, каяться в своих грехах и никогда не уставать это делать, никогда от этого не отдыхать. И тогда Господь по великой Своей милости подаст нам возможность услышать Свой блаженный глас: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания века (Мф. 25, 34). Аминь.