Новогодняя битва с ветряными мельницами

Столько лет прошло, а как-то до сих пор не по себе. Стыдно, даже, наверное.

Мы уже давно жили отдельно, и маленькая Сима появилась, и много всего происходило у нас тогда. Я стал служить, и существенно поменялись и образ жизни, и круг общения. И Новый год стал табу, по заветам строгого духовника и в согласии с общим пониманием на тот момент правильного и неправильного.

Неизменного осталось немного, в числе прочего — пожилые любящие родители. Невоцерковленные на свою беду.

«На беду», потому что с их воцерковленными детьми им приходилось трудно. Все люди, как люди, а у этих всё какие-то заморочки… Мама два дня готовилась, резала салаты, доставала через министерские заказы редкое в девяностые годы настоящее «советское» шампанское, колбаску, рыбку, икорочку. Водку хорошую ставила на стол. Обычно она не очень готовила, но на праздники расстарывалась. Вот и сейчас так, но незадача – дети капризничают.

Новый год теперь, выясняется, не праздник, лица унылые и постящиеся… Праздник теперь настоящий – это Рождество, ну кто же против? Но со стариками-то посидеть – почему нет? Бокалами дзинкнуть, чтобы ровно на двенадцатом ударе обязательно обняться-поцеловаться, седого президента послушать, чего он там смог заучить на память, пожелать здоровья друг другу («здоровье же самое главное»), подвести итоги и наметить планы, пару стопок пропустить под телевизор, пусть себе бухтит, все равно ничего интересного не показывают, не то, что раньше – «Кабачок «Двенадцать стульев»», Кобзон, Толкунова и Лещенко… Все, чтобы как положено, как из года в год, из поколения в поколение…

Но с детьми этими так непросто… Того нельзя, этого нельзя… Рыбу только по воскресеньям, про колбасу, которую Люда с таким трудом выбивала через местком, и говорить-то страшно — скандал может быть… Даже майонез («да в нем вообще ничего нет!») – даже майонез под запретом, а чем же оливье заправлять, если не майонезом?.. Сидят, как на иголках, нервные, еду под лупой рассматривают, на куранты крестятся, от телевизора отворачиваются. Все им Рождество, да Рождество… Рождество-то оно хорошо, но как мы на Рождество увидимся? Они же в ночь в церковь уедут, сын потом два дня отлеживаться будет от своих служб… Да и стол такой второй раз накрыть – это ж невозможно по нынешним временам, дорого… Вроде хочешь, как лучше, но им не угодишь…

…Прости мама, стыдно. Сейчас понимаю, что дело было совершенно не в Рождестве. А в неумении любить, принимать человека таким, какой он есть, со всем его опытом – в данном случае — советского прошлого. И еще дело в гордыне – в навязывании чего-то обычного эгоистического своего, но случайно совпавшего с церковным форматом.

Так вот мы держали оборону против ветряных мельниц сколько-то лет, пока не стала подрастать старшая. Детский сад, школа: очевидно, что Дед Мороз для нее – такая же реальность, как для нас пастухи и волхвы. И она ждет подарки – да, именно на Новый год. Социум сработал своё дело, и ребеночек наш, нежный и трогательный, которого нельзя обидеть, поскольку живет среди других детей – нецерковных, но обычных, хороших и живых детей – и ждет новогодней сказки и подарков на равных с ними. Нет, и его нельзя обидеть, ни в коем случае.

И что самое главное, что я стал замечать, что важно для меня как для священника, это то, что для ребенка нет противоречия, нет конфликта между Новым годом и Рождеством. Она ждет и любит Новый год, по-своему. И ждет и любит Рождество, тоже по-своему. И ждет и любит Рождество не меньше от того, что перед этим любила и ждала Новый год. Новый год взял своё, да, но не отнял у нее Рождества. И тогда мы сдались, и слава Богу.

…Когда Сима выросла, и стала уже выпендривающимся подростком, который без ума от Земфиры, она мне заявила однажды: «Папа. Для меня самые главные праздники Рождество и Пасха». Это была высокая оценка моего церковного родительского опыта и подтверждение правильности выбранных методов…

Мы стали отмечать Новый год. Елка, пьянящий запах свежей хвои в бетонной квартире панельного дома, магия разноцветных стеклянных шаров, старые елочные игрушки из моего детства, про каждую из которых я мог рассказать настоящую историю, волшебный пузырчатый напиток в невиданной бутылке, и сказочный человек «Путин» в телевизоре («папочка! Путин! Путин! этот тот самый Путин, оказывается?!»)

А потом бывало Рождество. Подготовка, радостная суета с доставанием ёлок в храм, когда ёлки уже не продают. Радостная суета со всякой вкусной едой. Радостная суета с покупкой нового ладана, облачений, подарков прихожанам. Радостные хлопоты с вертепом. Радостное ожидание ночной службы («мне, ребенку, можно не спать всю ночь!») Радостное ожидание толпы улыбающихся людей. Радостное ожидание таинственного тёмного храма, редких свечек, а затем – моря света. «Христос раждается!..»

Ну и чем плох Новый год, если в жизни человека есть место Рождеству? И место это не последнее и значительное?

Что плохого в теплоте семейного очага? Что плохого в близких, собравшихся за – относительно – праздничным столом? Что плохого в довольных уваженных стариках, даром что они и не способны до конца отрешиться от советского праздника? Что плохого в обласканных любовью детях? Что плохого в бокале шампанского? В шпротине? Нет и не может быть ничего плохого, даром, что устав и не запрещает именно до 31-го декабря алкоголь и рыбу, и об этом не уставал говорить почивший патриарх – а с утра, пожалуйста, на строгий пост для желающих, как и предписывает традиция за неделю до Рождества (я не специалист по уставу, но доверяю здесь патриарху Алексию). Думаю, неплохо пять минут и президента послушать. Не последний человек в нашей жизни, все-таки, а нравится или нет — в ноль часов ноль минут это не так уж и важно.

На юморину в коротких юбках тратить время, наверное, не стоит и в другое время года. А вот старые песни о главном могут послужить неплохим фоном для искренних пожеланий в наступающем году. Новый год – хороший повод для подведения итогов, духовных в первую очередь, и для планов на будущий год, духовных в первую очередь. Я склоняюсь к тому, что церковный образ отношения к жизни открывает много интересных перспектив для правильного празднования Нового года. И отрицать этот праздник церковному человеку совершенно не обязательно.

Ведь молебен на гражданское новолетие (в нашем храме мы служим его непременно) – часть великой православной традиции. И это не вынужденная и формальная дань присутствию Церкви в земной реальности, а попытка придать духовный импульс всем сторонам жизни человека, освятить мiръ во всех его проявлениях. Это миссия, в конце концов. Та самая.

Думаю, не обязательно Церкви бороться с Новым годом. Стоит бороться с пьянством, глупостью и обжорством. Но празднование Нового года совершенно не предполагает в обязательном порядке пьянство и обжорство. И – пьянство и обжорство не обязательно атрибуты именно Нового года, эти пороки успешно ужились в нашей традиции «отмечанием» престольных праздников, например. Может, направить свои усилия на то, чтобы не объедаться до «Фестала» и не пить водку после соборного служения Божественной Литургии?.. А Новый год… Семейный Новый год без разгула и разврата – чем не христианское дело?