Игумен Нектарий (Морозов)
«Постимся постом, приятным, благоугодным Господеви:
истинный пост есть злых отчуждение,
воздержание языка, ярости отложение,
похотей отлучение, оглаголания, лжи и клятвопреступления.
Сих оскудение/ пост истинный есть и благоприятный»
Есть у преподобного аввы Дорофея среди многих иных его мудрых речений и такие слова, которые, без сомнения, стоит заучить наизусть и никогда не забывать: «Если человек, приступающий к какому-либо делу,— говорит этот святой,— не представляет цели своего труда, то труд этот будет напрасен». И в действительности: нет такого дела и такого делания, в отношении которого это утверждение преподобного не оказалось бы верным. Не является в этом отношении исключением и пост.
Недавно, незадолго до начала Святой Четыредесятицы, мне попалась на глаза заметка, в которой приводились данные опроса, проведенного одной из социологических служб. Согласно им, пост в России собиралось соблюдать всего 2% россиян. Мне трудно судить о корректности этих данных, но могу сказать однозначно: сегодня можно найти немало людей, которые постятся, не ходя в храм, не молясь и, более того, имея о христианстве и христианской жизни самые расплывчатые представления. Некоторые из них понимают пост как некую диету, полезную для здоровья, некоторые относятся к нему как к традиции, а некоторым кажется, что поститься в наше время... модно. И, конечно, практически никому из этих людей даже в голову не приходит, что то, что они называют «постом», не имеет с ним как с установлением церковным ничего общего.
Но это, впрочем, вполне естественно. Гораздо печальней, когда столь же смутные представления о сути поста имеет человек, считающийся воцерковленным, регулярно бывающий в храме, приступающий к таинствам. А это тоже можно наблюдать нередко. Точное выверение в соответствии с Типиконом, какую пищу вкушать дозволяется и какую нет, разрешение со священником вопроса, что делать, если здоровье не дает возможности следовать уставным предписаниям буквально, посещение всех «обязательных» богослужений, усердная молитва дома, чтение святоотеческих книг и... решительное непонимание, ради чего все это делается, к какой цели должно вести. Отсюда — и чувство удовлетворения, с одной стороны: «я ведь все делаю верно, я молодец!», и вместе с тем отсутствие подлинного плода — духовного. Труд есть, подвиг налицо, а результаты — не те...
А ведь в самом начале Четыредесятницы, в первой стихире на стиховне на вечерне в понедельник первой седмицы о сути поста сказано, кажется, все. Или, по крайней мере, самое главное.
«Постимся постом, приятным, благоугодным Господеви...». То есть вот он, главный критерий правильности поста: он должен быть «приятным, благоугодным» Богу. Может ли быть при этом так, что угодны и приятны Господу в первую очередь уставная строгость поста, скрупулезное исполнение Типикона, продолжительное пребывание в храме, какие-то иные подвижнические делания наши? Они все важны, полезны, но они ли — главное?
Где-то у игумена Никона (Воробьева), в одном из его писем встречается такая мысль: что значат перед Богом все подвиги человеческие? Не бесконечно ли мизерны, ничтожны они перед Его величием? И если кто-то думает ими как таковыми угодить своему Творцу, то жестоко заблуждается. Подвиги — лишь доказательство действительности намерения человека измениться, стать ради Бога другим, лучшим и вместе с тем путь к этому изменению, его условие.
«Истинный пост,— говорится в стихире далее,— есть злых отчуждение». «Злые» — это то, что есть в нас недоброго, дурного, то, что стоит, словно стена какая-то, между нами и Богом: наши страсти, греховные навыки, глубоко укоренившиеся пороки. То, что убивает нашу душу, не давая ей идти к Свету и Светом наполняться, жить, и вместе с тем — то, что мы любим, чем дорожим подчас куда больше, нежели возможностью быть с Богом... Вот, ради чего пост! Вот, в чем его смысл и его суть! Он — замечательный инструмент, скальпель, с помощью которого мы можем постараться отделить от себя то, что с нами срослось, но не является нашим, а чуждо и враждебно нам. Воздержание, посильное утеснение и «озлобление» плоти, частое посещение храма, прилежание к молитве и чтению создают необходимые условия для того, чтобы мы увидели этого своего страшного двойника, «сиамского близнеца», с которым нам обязательно надо расстаться, умертвить его, чтобы жить самим. Увидели своего ветхого человека, ужаснулись ему и «отчуждились» от него.
Это самое важное и самое трудное. Есть люди, которым пост дается легко, чья телесная крепость такова, что они без труда могут не вкушать практически ничего, довольствоваться самым малым количеством пищи и пития на протяжении весьма значительного времени. Но нет никого, кто бы сподобился принять Духа, не пролив крови и пота в борьбе с самим собой, точнее — с этой темной и злой стороной нашего «я».
Как часто человек вообще не решается признаться — не кому-то, себе! — что есть в нем что-то, требующее безжалостного отсечения, решительно несовместимое с верой во Христа и жизнью со Христом! Ведь это «что-то» — такое привычное, такое удобное, такое любимое...
И даже признавшись, не может расстаться, не может сказать такие важные слова: «Се, ныне начах!» — жизнь без того, чего в ней быть не должно. И кается человек, и плачет на исповеди, и все же говорит: «Не могу!» Словно узами какими-то опутана душа его, словно цепями прочными скована.
Но — вот милость и чудо Божие — именно постом всего удобнее рвутся узы и расторгаются цепи. И рождается в сердце ненависть к возлюбленному прежде греху, и появляется забытое уже ощущение свободы идти вслед за Христом.
Рождается — как плод тех самых трудов, из которых складывается пост. Как то, для чего необходим он. Как то, при условии чего он на самом деле — «благоугоден и приятен». То есть — принят.
истинный пост есть злых отчуждение,
воздержание языка, ярости отложение,
похотей отлучение, оглаголания, лжи и клятвопреступления.
Сих оскудение/ пост истинный есть и благоприятный»
Есть у преподобного аввы Дорофея среди многих иных его мудрых речений и такие слова, которые, без сомнения, стоит заучить наизусть и никогда не забывать: «Если человек, приступающий к какому-либо делу,— говорит этот святой,— не представляет цели своего труда, то труд этот будет напрасен». И в действительности: нет такого дела и такого делания, в отношении которого это утверждение преподобного не оказалось бы верным. Не является в этом отношении исключением и пост.
Недавно, незадолго до начала Святой Четыредесятицы, мне попалась на глаза заметка, в которой приводились данные опроса, проведенного одной из социологических служб. Согласно им, пост в России собиралось соблюдать всего 2% россиян. Мне трудно судить о корректности этих данных, но могу сказать однозначно: сегодня можно найти немало людей, которые постятся, не ходя в храм, не молясь и, более того, имея о христианстве и христианской жизни самые расплывчатые представления. Некоторые из них понимают пост как некую диету, полезную для здоровья, некоторые относятся к нему как к традиции, а некоторым кажется, что поститься в наше время... модно. И, конечно, практически никому из этих людей даже в голову не приходит, что то, что они называют «постом», не имеет с ним как с установлением церковным ничего общего.
Но это, впрочем, вполне естественно. Гораздо печальней, когда столь же смутные представления о сути поста имеет человек, считающийся воцерковленным, регулярно бывающий в храме, приступающий к таинствам. А это тоже можно наблюдать нередко. Точное выверение в соответствии с Типиконом, какую пищу вкушать дозволяется и какую нет, разрешение со священником вопроса, что делать, если здоровье не дает возможности следовать уставным предписаниям буквально, посещение всех «обязательных» богослужений, усердная молитва дома, чтение святоотеческих книг и... решительное непонимание, ради чего все это делается, к какой цели должно вести. Отсюда — и чувство удовлетворения, с одной стороны: «я ведь все делаю верно, я молодец!», и вместе с тем отсутствие подлинного плода — духовного. Труд есть, подвиг налицо, а результаты — не те...
А ведь в самом начале Четыредесятницы, в первой стихире на стиховне на вечерне в понедельник первой седмицы о сути поста сказано, кажется, все. Или, по крайней мере, самое главное.
«Постимся постом, приятным, благоугодным Господеви...». То есть вот он, главный критерий правильности поста: он должен быть «приятным, благоугодным» Богу. Может ли быть при этом так, что угодны и приятны Господу в первую очередь уставная строгость поста, скрупулезное исполнение Типикона, продолжительное пребывание в храме, какие-то иные подвижнические делания наши? Они все важны, полезны, но они ли — главное?
Где-то у игумена Никона (Воробьева), в одном из его писем встречается такая мысль: что значат перед Богом все подвиги человеческие? Не бесконечно ли мизерны, ничтожны они перед Его величием? И если кто-то думает ими как таковыми угодить своему Творцу, то жестоко заблуждается. Подвиги — лишь доказательство действительности намерения человека измениться, стать ради Бога другим, лучшим и вместе с тем путь к этому изменению, его условие.
«Истинный пост,— говорится в стихире далее,— есть злых отчуждение». «Злые» — это то, что есть в нас недоброго, дурного, то, что стоит, словно стена какая-то, между нами и Богом: наши страсти, греховные навыки, глубоко укоренившиеся пороки. То, что убивает нашу душу, не давая ей идти к Свету и Светом наполняться, жить, и вместе с тем — то, что мы любим, чем дорожим подчас куда больше, нежели возможностью быть с Богом... Вот, ради чего пост! Вот, в чем его смысл и его суть! Он — замечательный инструмент, скальпель, с помощью которого мы можем постараться отделить от себя то, что с нами срослось, но не является нашим, а чуждо и враждебно нам. Воздержание, посильное утеснение и «озлобление» плоти, частое посещение храма, прилежание к молитве и чтению создают необходимые условия для того, чтобы мы увидели этого своего страшного двойника, «сиамского близнеца», с которым нам обязательно надо расстаться, умертвить его, чтобы жить самим. Увидели своего ветхого человека, ужаснулись ему и «отчуждились» от него.
Это самое важное и самое трудное. Есть люди, которым пост дается легко, чья телесная крепость такова, что они без труда могут не вкушать практически ничего, довольствоваться самым малым количеством пищи и пития на протяжении весьма значительного времени. Но нет никого, кто бы сподобился принять Духа, не пролив крови и пота в борьбе с самим собой, точнее — с этой темной и злой стороной нашего «я».
Как часто человек вообще не решается признаться — не кому-то, себе! — что есть в нем что-то, требующее безжалостного отсечения, решительно несовместимое с верой во Христа и жизнью со Христом! Ведь это «что-то» — такое привычное, такое удобное, такое любимое...
И даже признавшись, не может расстаться, не может сказать такие важные слова: «Се, ныне начах!» — жизнь без того, чего в ней быть не должно. И кается человек, и плачет на исповеди, и все же говорит: «Не могу!» Словно узами какими-то опутана душа его, словно цепями прочными скована.
Но — вот милость и чудо Божие — именно постом всего удобнее рвутся узы и расторгаются цепи. И рождается в сердце ненависть к возлюбленному прежде греху, и появляется забытое уже ощущение свободы идти вслед за Христом.
Рождается — как плод тех самых трудов, из которых складывается пост. Как то, для чего необходим он. Как то, при условии чего он на самом деле — «благоугоден и приятен». То есть — принят.