Кроний, пресвитер Нитрийский, рассказывал мне о себе следующее: "В ранней юности я по малодушию убежал из обители своего архимандрита и, блуждая, дошел до горы святого Антония. А сей блаженный жил между Вавилоном и Ираклеею, в обширной пустыне, простирающейся до Чермного моря, поприщ на тридцать от реки Нила. Пришедши в его монастырь (он находился близ этой реки, на месте, называемом Писпир), где жили ученики его Макарий и Аматас, которые и похоронили его, когда он почил, я пять дней ждал случая увидеть святого Антония. Мне сказывали, что он посещает монастырь иногда через десять дней, иногда через двадцать, иногда через пять – как Бог положит ему на сердце идти туда для пользы приходящих в монастырь. На этот раз собралось нас много по разным нуждам. В том числе был один александрийский монах – Евлогий и с ним еще какой-то увечный. Пришли они по следующей причине.
Этот Евлогий знал преподаваемые в школах науки, но, подвигнутый любовию к Богу и возжелав бессмертия, он отрекся от шума мирского и, раздав все свое имение нищим, оставил себе малую часть денег, потому что не мог работать. Будучи в нерешимости сам с собою оттого, что и в общежитие не хотел вступить, и не считал себя способным к уединению, он нашел на торжище одного увечного, у которого не было ни рук, ни ног, а остался в целости один язык, чтобы умолять проходящих. Евлогий, остановившись, посмотрел на него, помолился Богу и дал Богу такой обет: "Господи! Во имя Твое я возьму этого увечного и буду покоить его до самой смерти его, чтобы ради него спастись и мне. Даруй же мне, Христе, терпения послужить ему". Потом, подошедши к увечному, сказал: "Хочешь ли, друг мой, я возьму тебя в дом и буду покоить?". "О, если бы ты удостоил меня! – отвечал увечный.– Но я не заслуживаю этого". "Так я пойду,– сказал Евлогий,– приведу осла и возьму тебя отсюда". Увечный согласился на это с великою радостию. Евлогий привел осла, посадил на него увечного, привез в свое жилище и стал заботиться о нем, удовлетворяя всем его нуждам.
Увечный пятнадцать лет жил во всем довольстве, потому что Евлогий пекся о нем, как об отце, с любовию омывал его, мазал маслом, угождал ему во всем, носил его своими руками, берег больше, чем он заслуживал, и покоил, как только требовала болезнь. Но по прошествии пятнадцати лет демон вошел в увечного, желая, конечно, и Евлогия отклонить от его обета, и увечного лишить покоя и благодарности к Богу. Увечный восстал на Евлогия, начал поносить его и осыпать ругательствами, говоря ему: "Негодный беглец! Ты, видно, похитил чужие деньги; ты, может быть бывши рабом, обокрал своего господина и за мною хочешь укрыться, как будто принял меня в свое жилище под предлогом благотворительности, и из-за меня хочешь спастись?". Евлогий упрашивал и успокаивал его, говоря: "Нет, друг мой. Не говори этого, а скажи лучше, чем я огорчил тебя, и я исправлюсь". Но увечный с дерзостию говорил: "Не хочу я этих ласк твоих; отнеси меня и брось на торжище, где прежде мне было так спокойно". "Сделай милость, друг мой,– говорил ему Евлогий,– успокойся, что тебя огорчает?". Но увечный, ожесточаясь от гнева, говорил ему: "Не могу выносить твоей коварной и лицемерной ласки. Противна мне эта скудная и голодная жизнь – я хочу есть мясо!". Великодушный Евлогий принес ему и мяса. Увидев его, строптивый увечный опять закричал: "Скучно мне жить с тобою одним – хочу видеть много людей". Евлогий отвечал: "Я сейчас приведу к тебе множество братий". Но тот опять с негодованием говорит: "О, я несчастный! На тебя не могу смотреть, а ты хочешь привести ко мне подобных тебе тунеядцев". И, терзая самого себя, закричал неистовым голосом: "Не хочу, не хочу – хочу на торжище! Брось меня там, где взял". Словом, если бы он имел руки, то не преминул бы лишить себя жизни – в такую ярость привел его демон!
Евлогий после сего пошел к жившим в соседстве подвижникам и спросил их: "Что мне делать? Бросить его? Но я дал обет Богу и боюсь нарушить его. Не бросать? Так он не дает мне покоя ни днем ни ночью. Не знаю, что мне с ним делать". Те отвечают: "Великий (так они называли святого Антония) еще жив – поди к нему. Увечного посади в лодку и, перенесши его в монастырь, там дождись, пока Великий выйдет из пещеры, и предай дело на его суд. Что он тебе скажет, то и сделай: чрез него Бог будет говорить тебе".
Евлогий послушался совета подвижников: обласкал увечного, положил его в пастушью лодку и, отправившись из города ночью, прибыл с ним в монастырь Великого Антония. Случилось же, что Великий пришел в свой монастырь, как рассказывал Кроний, поздно вечером на другой день, одетый кожаною хламидою. Он имел обыкновение призывать к себе Макария и спрашивать его: "Брат Макарий! Не пришли ли сюда какие братия?". Макарий отвечал: "Пришли". "Египтяне или иерусалимляне?" – спрашивал далее Великий. (Надобно знать, что Великий Антоний наперед внушил Макарию: "Когда увидишь, что пришли в монастырь люди не совсем усердные, то говори: "Египтяне". А когда придут довольно благочестивые и умные, говори: "Иерусалимляне"".) Итак, Великий, по обыкновению, спросил ученика своего, Макария: "Египтяне сии братия или иерусалимляне?". Макарий отвечал: "Смесь". Когда Макарий говорил, что пришли египтяне, то Великий приказывал ему изготовить для них сочиво, накормить их и потом, сотворив о них одну молитву, отпускал их. А когда Макарий говорил: "Иерусалимляне",– святой проводил с ними всю ночь в беседе о спасении души.
В этот вечер, говорит Кроний, Великий сел и пригласил к себе всех. Уже было очень поздно, когда он стал звать: "Евлогий, Евлогий, Евлогий!", хотя ему никто не сказывал, как зовут этого ученого. Три раза произнес он это имя. Но Евлогий не отвечал, думая, что так зовут еще другого кого-нибудь. Антоний в другой раз говорит ему: "Тебе говорю, Евлогий, который пришел из Александрии". Тогда Евлогий сказал: "Что тебе угодно?". Великий говорит ему: "Зачем ты пришел сюда?". Евлогий отвечал: "Тот, Кто открыл тебе мое имя, откроет и дело, по которому я пришел". "Знаю, зачем ты пришел,– говорит ему святой Антоний,– но расскажи при всей братии, чтобы и они услышали".
Повинуясь приказанию Великого, раб Божий Евлогий сказал при всех: "Этого увечного я нашел на торжище, он лежал там без всякого призрения. Сжалившись над ним, я помолился Богу, чтобы Он даровал мне благодать терпения в служении увечному, и взял его к себе, дав обет Христу ходить за ним, чтобы и мне спастись его ради, и ему иметь от меня покой. Вот уже пятнадцать лет, как мы живем вместе,– твоей святости, конечно, все открыто. Но теперь, после стольких лет, не знаю, за какую вину с моей стороны он до крайности оскорбляет меня, и я решился бросить его, потому что он сам принуждает меня к тому. Вот за тем я и пришел к твоей святости, чтобы дал ты мне совет, как я должен поступить, и помолился о мне, ибо он тяжко оскорбляет меня".
Великий Антоний самым строгим и суровым голосом говорит ему: "Евлогий! Ты хочешь бросить его? Но Сотворивший его не бросит его. Ты бросишь его, а Бог воздвигнет лучшего, нежели ты, и поднимет его". Замолчал Евлогий и устрашился, услышав это. А Великий Антоний, оставив Евлогия, начинает наказывать словами увечного и громко говорит ему: "Ты, увечный, грязный, не достойный ни земли, ни неба, перестанешь ли восставать на Бога и раздражать брата? Разве не знаешь, что тебе служит Христос? Как дерзаешь говорить так против Христа? Не Христа ли ради он отдал себя в услужение тебе?". Смирив и увечного сими обличениями, Антоний оставил их и занялся беседою со всеми братиями о нуждах каждого из них, потом опять обратился к Евлогию и увечному и сказал им: "Перестаньте враждовать, дети, но пойдите с миром; не разлучайтесь друг с другом, бросьте все огорчения, которые демон посеял между вами, и с чистою любовию возвратитесь в келию, в которой жили вы столько времени. Бог уже посылает за вами. Это искушение наведено на вас сатаною: он знает, что вы оба уже при конце поприща и скоро удостоитесь венцов от Христа – он за тебя, а ты за него. Итак, ни о чем другом не думайте; если Ангел, пришедши за вами, не найдет обоих вас на одном и том же месте, вы лишитесь венцов".
И вот они поспешно отправились в путь и возвратились в свою келию в совершенной любви. Не прошло и сорока дней, как блаженный Евлогий скончался и отошел ко Господу, а через три дня после него скончался и увечный телом, но крепкий уже душою, предав дух свой в руки Божии.
Кроний, пробывши несколько времени в Фиваиде, пошел в монастыри александрийские. Случилось, что в это время братия уже совершили по блаженном Евлогии сороковой день, а по увечном третины. Узнав о сем, Кроний изумился и, взявши Евангелие для удостоверения слушавших его, положил оное среди братии и, рассказав, как Великий Антоний наперед узнал о них и о всем случившемся, присовокупил с клятвою: "Я сам был переводчиком при их разговоре, ибо блаженный Антоний не знал по-гречески, а я знаю оба языка (греческий и египетский), потому и переводил блаженным уже по благодати Христовой, Евлогию и увечному, по-гречески слова Великого, а святому, блаженному и Великому Антонию,– по-египетски слова того и другого".