Ольга Рожнёва
14 апреля 2013 года (1 апреля по ст. стилю) исполняется 100 лет со дня кончины одного из известнейших русских святых – преподобного Варсонофия Оптинского, в миру блестящего военного, в монастыре – неутомимого духовника, творца иисусовой молитвы, прозорливого старца, о котором задолго до его ухода из мира было предречено, что «в свое время он будет таскать души из ада». При жизни старец сполна испил чашу страданий, и потому мы представляем читателям сайта Православие.Ru не только жизнеописание святого, но и его наставления о терпении скорбей.
Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: духовным рассуждением, прозорливостью, молитвой, которая как молния поднималась к небу, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни душевные и телесные. Его видели на молитве озаренным неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.
Жизнь преподобного была полна скорбей – порой очень тяжелых, на грани человеческих сил – и духовных утешений, чудесных знаков, указывавших на Промысл Божий в жизни старца.
Святитель Филарет писал: «Всеведущий Бог избирает, предназначает от колыбели, а призывает в определенное Им время, непостижимым образом совмещая сопряжение всевозможных обстоятельств с изволением сердца. Господь в свое время препоясывает и ведет Своих избранных так, как бы они не желали, но туда, куда желают дойти». Эти слова в полной мере можно отнести к преподобному Варсонофию.
Сам старец часто рассказывал о своем детстве и молодости, обычно добавляя: «Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».
Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся по соседству храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.
Не успел ребенок родиться, как уже в его жизни случилась скорбь, и скорбь очень тяжелая: его мать, Наталия, скончалась при родах. Сам ребенок остался жив благодаря таинству крещения, которое немедленно совершил над ним священник.
За скорбью Господь послал утешение: мачеха, заменившая ребенку родную мать, была глубоко верующим человеком. Позднее старец вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: "Пресвятая Богородице, спаси нас!”».
Были в его жизни знаки, предсказывающие его священство и старчество. Пяти лет ребенок начал прислуживать в алтаре и нередко слышал от прихожан: «Быть тебе священником!»
О себе шестилетнем старец вспоминал: «Был я в саду с отцом. Вдруг по аллейке идет странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружен большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошел странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: "Помни, отец, это дитя в свое время будет таскать души из ада!” И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, кто это был за странник».
Будучи молодым человеком, Павел Иванович встретился со святым праведным Иоанном Кронштадтским; позднее он вспоминал: «Когда я был еще офицером, мне по службе надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошел в церковь, обедня уже кончалась. Я прошел в алтарь. В это время отец Иоанн переносил Святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он вдруг подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником… А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».
Полковник Павел Плиханков по службе был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин – прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. Сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он все более держался аскезы. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а еще – множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились. Павлу Ивановичу его матушка тоже советовала жениться.
Случалось, что будущие Оптинские старцы невольно желали уклониться от иноческого пути, пытаясь (по настоянию родных) жениться или остаться в миру. И тогда женитьба их по тем или иным причинам, не зависящим от них, расстраивалась – и это было действием Промысла Божия, прямым указанием на избранничество для иноческой жизни.
Об этом преподобный Варсонофий вспоминал так: «Когда мне было 35 лет, матушка обратилась ко мне: "Что же ты, Павлуша, всё сторонишься женщин? Скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдет”. За послушание я исполнил желание матери… В этот день у одних знакомых давался званый обед. "Ну, – думаю, – с кем мне придется рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор”. И вдруг рядом со мной на обеде поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завел со мной беседу о молитве Иисусовой… Когда же обед кончился, у меня созрело твердое решение не жениться».
О том, как проводил будущий старец свое свободное время, он писал так: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне, и детям радость… А также я им рассказывал о чем-нибудь полезном для души – из житий святых или вообще о чем-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием.
Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило еще большее впечатление… Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов… И хорошо мне тогда бывало, сколько радости – и чистой радости – испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»
Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: "Ты пришел в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрешь, что тогда? Господь сказал: "В чем застану, в том и сужу"… С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрешь?”».
И он ушел из театра и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».
Были и еще знаки. Зашел как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное… Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия…»
С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, еще что-то… «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».
Когда читаешь эти воспоминания старца, становится ясен и Промысл Божий, Который действовал даже при наречении имени старцу при постриге – в честь преподобного Варсонофия.
Путь в Оптину преподобного Варсонофия оказался длиннее, чем у других Оптинских старцев: он пришел сюда по благословению преподобного Амвросия на 47-м году жизни, когда уже сильная седина пробивалась в его волосах.
В 1891 году он заболел воспалением легких. Когда по просьбе больного полковника денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение: он увидел открытыми небеса – и содрогнулся весь от великого страха и света. Вся жизнь мгновенно пронеслась перед ним. Глубоко проникся он сознанием покаяния и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, «из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».
В монастыре жизнь началась с тяжелых скорбей. Видя стремительное духовное возрастание инока, враг рода человеческого начал делать всё возможное, чтобы привести его в отчаяние и изгнать из скита.
Духовное чадо отца Варсонофия отец Никон позднее записал в своем дневнике: «Сейчас мне батюшка говорил о том, как он переносил скорби, когда был послушником. Переносил батюшка скорби, рассуждая так: "Должно быть, я достоин этих всех скорбей. Значит, все они нужны, чтобы смыть с меня гордыню и прочие страсти”». Переносил батюшка скорби, никому не говоря о них, не жалуясь, стараясь не озлобляться на обидчиков: «Мало того, чтобы только перенести оскорбления, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанесшего оскорбление». «Иногда, – говорил батюшка в другой раз, – приходилось так, что впору уходить из скита, – но я решил лучше умереть, нежели уйти. Я имел твердую надежду на Бога и Его Пречистую Матерь. Встану, бывало, перед Казанской иконой Божией Матери, помолюсь – и легче мне станет».
Через год после поступления, 26 марта 1893 года, Великим постом послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года по болезни пострижен в мантию с именем Варсонофий, 29 декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а 1 января 1903 года – в иеромонаха. В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.
И – новые скорби и смертельная опасность. В 1904 году началась Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: окормлять лазарет имени преподобного Серафима Саровского – исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат.
Возвращаясь домой из Маньчжурии, отец Варсонофий вновь оказался перед смертельной опасностью. Позднее его духовный сын отец Никон запишет в своем дневнике об этом жизненном этапе своего наставника: «Батюшка рассказал, каким опасностям смертным подвергался он. Первое – как батюшка чуть было не сошел с вагона на самом быстром ходу, полагая, что дверь затворена. Второе – как было у батюшки предчувствие не садиться на поезд, и он не сел, а поезд, действительно, по какой-то причине разлетелся вдребезги. И когда уже на другом поезде батюшка приехал, то увидел только груду обломков и массу кровавых тел. Третье – как батюшку намеревались убить… в глухом месте. И как Господь спасал дивно от всех этих опасностей, а, может быть, и многих других, которых батюшка не заметил».
По возвращении после окончания войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведен в сан игумена и назначен Святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита вместо тяжело болевшего старца Иосифа.
Преподобный Иосиф был уже так слаб, что не выходил из кельи. Конечно, дела скитские – хозяйственные – оказались несколько запущенными. «Когда я принимал настоятельство от отца Иосифа, – вспоминал отец Варсонофий, – то он вручил мне 100 рублей денег, с которых 54 рубля велел заплатить одному козельскому торговцу, у которого он брал для скита рыбу и другие припасы. Следовательно, осталось 46 рублей на содержание скита.
Сначала приходило на ум, как я на такие средства буду содержать скит, но затем я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас и прокормит, чего мне смущаться. И действительно, Иоанн Креститель не оставил скит. Мы ни в чем не нуждались. Рекой полились пожертвования».
Он умолчал, однако, о первом пожертвовании, внесенном в скитскую казну, – собственных сбережениях – в 60 тысяч рублей.
Новый скитоначальник твердой рукой уплатил долги, отремонтировал скит, обновил ризницу, устроил библиотеку. Он умел строгость соединять с нежно-любовным отношением к скитской братии, был полон забот о них. Конечно, теперь вовсе не стало у него покоя. Часто припоминал он сказанное старцем Амвросием: «Монаху простому нужен терпения воз, а настоятелю – целый обоз».
И снова тяжелейшая скорбь, на грани человеческих сил: несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: жалобами и доносами преподобный Варсонофий был удален из Оптиной.
Вот что говорил он сам по этому поводу: «Началось с того, что были доносы на отца архимандрита Ксенофонта о порубке лесов; скит был в стороне, так как дело касалось монастыря. Доносы были ложны, леса оказались целы. Скит вступился за архимандрита и его отстоял. Тогда враг напал на грешного игумена Варсонофия и, как видите, изгнал его из Оптиной Пустыни. Приехал архиерей из какой-то чужой епархии, начал производить ревизию монастыря, а затем побывал и в скиту. Сказали ему, что у нас давно старчество… Тогда он решил, якобы для насаждения старчества в других местах, перевести меня в заброшенный монастырь в Коломну. Воле Святейшего Синода я повинуюсь как воле Божией, но просил себе милости оставить меня здесь простым монахом, но было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен».
Сборы старца, не имевшего почти никакого имущества, были недолгими. Он говорил духовным чадам: «Немного вещей беру я с собою: образа все остаются, а из картин возьму только портрет великого старца и духовного благодетеля моего отца Анатолия и батюшку отца Амвросия. Остальное останется так, как было».
Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принялся за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. Около года управлял старец этим монастырем. Ему было 68 лет, но организм его был подточен скорбями, многочисленными трудами и заботами.
Духовное чадо старца отец Феодосий писал о последних месяцах его жизни – феврале и марте 1913 года: «Между тем как православный верующий народ стекался к старцу за получением облегчения не только душевных, но и телесных недугов, самого батюшку подтачивал в это время лютый недуг. Давно уже, свыше 20 лет, напал он на батюшку и с тех пор не оставлял его до гроба… Непрестанные батюшкины заботы о Голутвине, многочисленные огорчения, переутомление и часто совершенное изнеможение в непосильных трудах с каждым днем усиливали его недуг…»
Чудо исцеления глухонемого преподобным Варсонофием. Фреска над ракой с мощами преподобного Варсонофия. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru
Батюшка не прекратил приема народа, хотя силы его с каждым днем заметно падали. Народ он принимал до 13 марта, а жить ему оставалось чуть более двух недель. Уже умирающий, изнемогавший от боли, он не мог отказать страждущим и ищущим старческого окормления и утешения.
22 марта, за неделю до смерти, старец написал прошение митрополиту Московскому Макарию, где просил «об увольнении от должности настоятеля Старо-Голутвина монастыря с переводом в число братства скита Оптиной Пустыни». Он мечтал закончить свои дни в любезной сердцу Оптиной и с надеждой говорил своему письмоводителю, иноку Иоанну (Беляеву): «Как получу увольнение, поедем все в Оптину, там я и сложу свои кости».
Но ему становилось всё хуже. Страдания старца во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отец Феодосий вспоминал: «Громадная опухоль у горла, появившаяся недели за полторы до смерти, очень препятствовала дыханию. Батюшка часто поименно призывал, кроме святых угодников Божиих и Божией Матери, к Которой имел детскую любовь, также и всех Оптинских старцев». Понимая, что это конец, отец Варсонофий отказался от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте…» Причащался старец ежедневно. Утром 1 (14) апреля батюшка тихо вздохнул и почил. Лицо его, по словам келейников, «приняло выражение необыкновенной кротости, смирения и радости».
Сквозь годы и пространство доносится до нас голос великого Оптинского старца, преподобного Варсонофия, который утешает нас с любовью как своих духовных чад во всех скорбях нашей жизни.
***
Скорби неизбежны в нашей жизни
Преподобный Варсонофий напоминал своим духовным чадам о неизбежности скорбей в человеческой жизни:
«Скорби неизбежны, хотя и хотели бы мы миновать их. Жизнь представляется нам в виде белой полосы, на которой черные точки – скорби, от которых нам желательно поскорее отделаться, а на самом деле жизнь есть черная полоса, и на ней рассеяны белые точки – утешения. "В мире скорбни будете, – сказал Христос, – но дерзайте, яко Аз победих мир”».
«Когда вы находитесь в хорошем, благодушном настроении – ждите бури. Так почти всегда бывает… Всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение».
В нашей жизни скорби и радости сменяют одна другую:
«…не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом, так что радость несет скорбь и скорбь – радость. День сменяет ночь, и ночь сменяет день, ненастная погода – вёдро; так и скорбь и радость сменяют одна другую».
Скорби – это наш крест
Преподобный Варсонофий подчеркивал, что у каждого человека есть свой крест и спастись без креста невозможно:
«У каждой из вас есть свой крест, но пусть никто не думает, что у нее крест тяжелее, чем у другой, может быть, та, которая так думает, ошибается и несет более легкий крест. Надо потрудиться для Царствия Небесного».
Старец замечал:
«Если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а если начинаешь жить хорошо – сразу скорби, искушения и оскорбления. Необходимо переносить смиренно оскорбления, наносимые другими, и вообще скорби».
«Мало того, чтобы перенести оскорбление, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанесшего оскорбление».
Особый наплыв скорбей
Преподобный отмечал, что непрестанные скорби – признак особого Божия промышления о человеке:
«Непрестанные скорби, посылаемые Богом человеку, суть признак особого Божия промышления о человеке. Смысл скорбей многоразличен: они посылаются или для пресечения зла, или для вразумления, или для большей славы. Например, заболел человек и скорбит об этом, а между тем этою болезнью он избавляется от еще большего зла, которое он намеревался сделать».
При особом наплыве скорбей старец советовал:
«При наплыве скорбей надо говорить себе: "Наверное, я достоин всех этих скорбей. Значит, все они нужны, чтобы очистить меня от страстей, а наипаче – гордости».
Помыслы страха о предстоящих скорбях
Иногда мы очень страшимся будущих неприятностей, скорбей, и этот страх оказывается тяжелее, чем сами реальные неприятности. В таких случаях преподобный советовал:
«Когда беспокоят помыслы страха о предстоящих скорбях, то не надо входить в разговор с ними, а просто говорить: "Да будет воля Божия!” Это очень успокаивает».
Терпение в скорбях
Напоминал старец и о терпении:
«Надо терпеть, а за терпение Господь утешит».
«Скорбями испытывается наше терпение и смирение. Молись Богу о помощи и терпи. Чего Господь не попустит, того быть не может».
«Эту радость о Господе не сможет преодолеть никакая скорбь»
«Много горечи в жизни: неудачи, болезни, бедность и так далее. Но если человек верует в Бога, то Господь и горькую жизнь может усладить».
«Не надо унывать, пусть унывают те, которые не веруют в Бога, – для тех, конечно, скорбь тяжела, так как кроме земных удовольствий они ничего не имеют. Но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царство Небесное».
«Скорби всегда будут. Но внутреннее состояние человека будет другое… Хотя скорби и будут, но достигший внутренней молитвы будет легко их переносить, ибо с ним будет Христос. Он будет наполнять неизреченной радостью сердце подвижника, и эту радость о Господе не сможет преодолеть никакая скорбь».
Преподобне отче Варсонофие, моли Бога о нас, грешных!
12 апреля 2013 года
Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: духовным рассуждением, прозорливостью, молитвой, которая как молния поднималась к небу, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни душевные и телесные. Его видели на молитве озаренным неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.
Жизнь преподобного была полна скорбей – порой очень тяжелых, на грани человеческих сил – и духовных утешений, чудесных знаков, указывавших на Промысл Божий в жизни старца.
Святитель Филарет писал: «Всеведущий Бог избирает, предназначает от колыбели, а призывает в определенное Им время, непостижимым образом совмещая сопряжение всевозможных обстоятельств с изволением сердца. Господь в свое время препоясывает и ведет Своих избранных так, как бы они не желали, но туда, куда желают дойти». Эти слова в полной мере можно отнести к преподобному Варсонофию.
Сам старец часто рассказывал о своем детстве и молодости, обычно добавляя: «Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».
Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся по соседству храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.
Не успел ребенок родиться, как уже в его жизни случилась скорбь, и скорбь очень тяжелая: его мать, Наталия, скончалась при родах. Сам ребенок остался жив благодаря таинству крещения, которое немедленно совершил над ним священник.
За скорбью Господь послал утешение: мачеха, заменившая ребенку родную мать, была глубоко верующим человеком. Позднее старец вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: "Пресвятая Богородице, спаси нас!”».
Были в его жизни знаки, предсказывающие его священство и старчество. Пяти лет ребенок начал прислуживать в алтаре и нередко слышал от прихожан: «Быть тебе священником!»
О себе шестилетнем старец вспоминал: «Был я в саду с отцом. Вдруг по аллейке идет странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружен большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошел странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: "Помни, отец, это дитя в свое время будет таскать души из ада!” И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, кто это был за странник».
Будучи молодым человеком, Павел Иванович встретился со святым праведным Иоанном Кронштадтским; позднее он вспоминал: «Когда я был еще офицером, мне по службе надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошел в церковь, обедня уже кончалась. Я прошел в алтарь. В это время отец Иоанн переносил Святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он вдруг подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником… А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».
Полковник Павел Плиханков по службе был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин – прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. Сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он все более держался аскезы. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а еще – множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились. Павлу Ивановичу его матушка тоже советовала жениться.
Случалось, что будущие Оптинские старцы невольно желали уклониться от иноческого пути, пытаясь (по настоянию родных) жениться или остаться в миру. И тогда женитьба их по тем или иным причинам, не зависящим от них, расстраивалась – и это было действием Промысла Божия, прямым указанием на избранничество для иноческой жизни.
Об этом преподобный Варсонофий вспоминал так: «Когда мне было 35 лет, матушка обратилась ко мне: "Что же ты, Павлуша, всё сторонишься женщин? Скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдет”. За послушание я исполнил желание матери… В этот день у одних знакомых давался званый обед. "Ну, – думаю, – с кем мне придется рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор”. И вдруг рядом со мной на обеде поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завел со мной беседу о молитве Иисусовой… Когда же обед кончился, у меня созрело твердое решение не жениться».
О том, как проводил будущий старец свое свободное время, он писал так: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне, и детям радость… А также я им рассказывал о чем-нибудь полезном для души – из житий святых или вообще о чем-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием.
Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило еще большее впечатление… Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов… И хорошо мне тогда бывало, сколько радости – и чистой радости – испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»
Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: "Ты пришел в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрешь, что тогда? Господь сказал: "В чем застану, в том и сужу"… С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрешь?”».
И он ушел из театра и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».
Были и еще знаки. Зашел как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное… Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия…»
С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, еще что-то… «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».
Когда читаешь эти воспоминания старца, становится ясен и Промысл Божий, Который действовал даже при наречении имени старцу при постриге – в честь преподобного Варсонофия.
Путь в Оптину преподобного Варсонофия оказался длиннее, чем у других Оптинских старцев: он пришел сюда по благословению преподобного Амвросия на 47-м году жизни, когда уже сильная седина пробивалась в его волосах.
В 1891 году он заболел воспалением легких. Когда по просьбе больного полковника денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение: он увидел открытыми небеса – и содрогнулся весь от великого страха и света. Вся жизнь мгновенно пронеслась перед ним. Глубоко проникся он сознанием покаяния и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, «из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».
В монастыре жизнь началась с тяжелых скорбей. Видя стремительное духовное возрастание инока, враг рода человеческого начал делать всё возможное, чтобы привести его в отчаяние и изгнать из скита.
Духовное чадо отца Варсонофия отец Никон позднее записал в своем дневнике: «Сейчас мне батюшка говорил о том, как он переносил скорби, когда был послушником. Переносил батюшка скорби, рассуждая так: "Должно быть, я достоин этих всех скорбей. Значит, все они нужны, чтобы смыть с меня гордыню и прочие страсти”». Переносил батюшка скорби, никому не говоря о них, не жалуясь, стараясь не озлобляться на обидчиков: «Мало того, чтобы только перенести оскорбления, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанесшего оскорбление». «Иногда, – говорил батюшка в другой раз, – приходилось так, что впору уходить из скита, – но я решил лучше умереть, нежели уйти. Я имел твердую надежду на Бога и Его Пречистую Матерь. Встану, бывало, перед Казанской иконой Божией Матери, помолюсь – и легче мне станет».
Через год после поступления, 26 марта 1893 года, Великим постом послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года по болезни пострижен в мантию с именем Варсонофий, 29 декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а 1 января 1903 года – в иеромонаха. В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.
И – новые скорби и смертельная опасность. В 1904 году началась Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: окормлять лазарет имени преподобного Серафима Саровского – исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат.
Возвращаясь домой из Маньчжурии, отец Варсонофий вновь оказался перед смертельной опасностью. Позднее его духовный сын отец Никон запишет в своем дневнике об этом жизненном этапе своего наставника: «Батюшка рассказал, каким опасностям смертным подвергался он. Первое – как батюшка чуть было не сошел с вагона на самом быстром ходу, полагая, что дверь затворена. Второе – как было у батюшки предчувствие не садиться на поезд, и он не сел, а поезд, действительно, по какой-то причине разлетелся вдребезги. И когда уже на другом поезде батюшка приехал, то увидел только груду обломков и массу кровавых тел. Третье – как батюшку намеревались убить… в глухом месте. И как Господь спасал дивно от всех этих опасностей, а, может быть, и многих других, которых батюшка не заметил».
По возвращении после окончания войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведен в сан игумена и назначен Святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита вместо тяжело болевшего старца Иосифа.
Преподобный Иосиф был уже так слаб, что не выходил из кельи. Конечно, дела скитские – хозяйственные – оказались несколько запущенными. «Когда я принимал настоятельство от отца Иосифа, – вспоминал отец Варсонофий, – то он вручил мне 100 рублей денег, с которых 54 рубля велел заплатить одному козельскому торговцу, у которого он брал для скита рыбу и другие припасы. Следовательно, осталось 46 рублей на содержание скита.
Сначала приходило на ум, как я на такие средства буду содержать скит, но затем я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас и прокормит, чего мне смущаться. И действительно, Иоанн Креститель не оставил скит. Мы ни в чем не нуждались. Рекой полились пожертвования».
Он умолчал, однако, о первом пожертвовании, внесенном в скитскую казну, – собственных сбережениях – в 60 тысяч рублей.
Новый скитоначальник твердой рукой уплатил долги, отремонтировал скит, обновил ризницу, устроил библиотеку. Он умел строгость соединять с нежно-любовным отношением к скитской братии, был полон забот о них. Конечно, теперь вовсе не стало у него покоя. Часто припоминал он сказанное старцем Амвросием: «Монаху простому нужен терпения воз, а настоятелю – целый обоз».
И снова тяжелейшая скорбь, на грани человеческих сил: несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: жалобами и доносами преподобный Варсонофий был удален из Оптиной.
Вот что говорил он сам по этому поводу: «Началось с того, что были доносы на отца архимандрита Ксенофонта о порубке лесов; скит был в стороне, так как дело касалось монастыря. Доносы были ложны, леса оказались целы. Скит вступился за архимандрита и его отстоял. Тогда враг напал на грешного игумена Варсонофия и, как видите, изгнал его из Оптиной Пустыни. Приехал архиерей из какой-то чужой епархии, начал производить ревизию монастыря, а затем побывал и в скиту. Сказали ему, что у нас давно старчество… Тогда он решил, якобы для насаждения старчества в других местах, перевести меня в заброшенный монастырь в Коломну. Воле Святейшего Синода я повинуюсь как воле Божией, но просил себе милости оставить меня здесь простым монахом, но было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен».
Сборы старца, не имевшего почти никакого имущества, были недолгими. Он говорил духовным чадам: «Немного вещей беру я с собою: образа все остаются, а из картин возьму только портрет великого старца и духовного благодетеля моего отца Анатолия и батюшку отца Амвросия. Остальное останется так, как было».
Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принялся за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. Около года управлял старец этим монастырем. Ему было 68 лет, но организм его был подточен скорбями, многочисленными трудами и заботами.
Духовное чадо старца отец Феодосий писал о последних месяцах его жизни – феврале и марте 1913 года: «Между тем как православный верующий народ стекался к старцу за получением облегчения не только душевных, но и телесных недугов, самого батюшку подтачивал в это время лютый недуг. Давно уже, свыше 20 лет, напал он на батюшку и с тех пор не оставлял его до гроба… Непрестанные батюшкины заботы о Голутвине, многочисленные огорчения, переутомление и часто совершенное изнеможение в непосильных трудах с каждым днем усиливали его недуг…»
Чудо исцеления глухонемого преподобным Варсонофием. Фреска над ракой с мощами преподобного Варсонофия. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru
Батюшка не прекратил приема народа, хотя силы его с каждым днем заметно падали. Народ он принимал до 13 марта, а жить ему оставалось чуть более двух недель. Уже умирающий, изнемогавший от боли, он не мог отказать страждущим и ищущим старческого окормления и утешения.
22 марта, за неделю до смерти, старец написал прошение митрополиту Московскому Макарию, где просил «об увольнении от должности настоятеля Старо-Голутвина монастыря с переводом в число братства скита Оптиной Пустыни». Он мечтал закончить свои дни в любезной сердцу Оптиной и с надеждой говорил своему письмоводителю, иноку Иоанну (Беляеву): «Как получу увольнение, поедем все в Оптину, там я и сложу свои кости».
Но ему становилось всё хуже. Страдания старца во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отец Феодосий вспоминал: «Громадная опухоль у горла, появившаяся недели за полторы до смерти, очень препятствовала дыханию. Батюшка часто поименно призывал, кроме святых угодников Божиих и Божией Матери, к Которой имел детскую любовь, также и всех Оптинских старцев». Понимая, что это конец, отец Варсонофий отказался от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте…» Причащался старец ежедневно. Утром 1 (14) апреля батюшка тихо вздохнул и почил. Лицо его, по словам келейников, «приняло выражение необыкновенной кротости, смирения и радости».
Сквозь годы и пространство доносится до нас голос великого Оптинского старца, преподобного Варсонофия, который утешает нас с любовью как своих духовных чад во всех скорбях нашей жизни.
***
Скорби неизбежны в нашей жизни
Преподобный Варсонофий напоминал своим духовным чадам о неизбежности скорбей в человеческой жизни:
«Скорби неизбежны, хотя и хотели бы мы миновать их. Жизнь представляется нам в виде белой полосы, на которой черные точки – скорби, от которых нам желательно поскорее отделаться, а на самом деле жизнь есть черная полоса, и на ней рассеяны белые точки – утешения. "В мире скорбни будете, – сказал Христос, – но дерзайте, яко Аз победих мир”».
«Когда вы находитесь в хорошем, благодушном настроении – ждите бури. Так почти всегда бывает… Всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение».
В нашей жизни скорби и радости сменяют одна другую:
«…не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом, так что радость несет скорбь и скорбь – радость. День сменяет ночь, и ночь сменяет день, ненастная погода – вёдро; так и скорбь и радость сменяют одна другую».
Скорби – это наш крест
Преподобный Варсонофий подчеркивал, что у каждого человека есть свой крест и спастись без креста невозможно:
«У каждой из вас есть свой крест, но пусть никто не думает, что у нее крест тяжелее, чем у другой, может быть, та, которая так думает, ошибается и несет более легкий крест. Надо потрудиться для Царствия Небесного».
Старец замечал:
«Если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а если начинаешь жить хорошо – сразу скорби, искушения и оскорбления. Необходимо переносить смиренно оскорбления, наносимые другими, и вообще скорби».
«Мало того, чтобы перенести оскорбление, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанесшего оскорбление».
Особый наплыв скорбей
Преподобный отмечал, что непрестанные скорби – признак особого Божия промышления о человеке:
«Непрестанные скорби, посылаемые Богом человеку, суть признак особого Божия промышления о человеке. Смысл скорбей многоразличен: они посылаются или для пресечения зла, или для вразумления, или для большей славы. Например, заболел человек и скорбит об этом, а между тем этою болезнью он избавляется от еще большего зла, которое он намеревался сделать».
При особом наплыве скорбей старец советовал:
«При наплыве скорбей надо говорить себе: "Наверное, я достоин всех этих скорбей. Значит, все они нужны, чтобы очистить меня от страстей, а наипаче – гордости».
Помыслы страха о предстоящих скорбях
Иногда мы очень страшимся будущих неприятностей, скорбей, и этот страх оказывается тяжелее, чем сами реальные неприятности. В таких случаях преподобный советовал:
«Когда беспокоят помыслы страха о предстоящих скорбях, то не надо входить в разговор с ними, а просто говорить: "Да будет воля Божия!” Это очень успокаивает».
Терпение в скорбях
Напоминал старец и о терпении:
«Надо терпеть, а за терпение Господь утешит».
«Скорбями испытывается наше терпение и смирение. Молись Богу о помощи и терпи. Чего Господь не попустит, того быть не может».
«Эту радость о Господе не сможет преодолеть никакая скорбь»
«Много горечи в жизни: неудачи, болезни, бедность и так далее. Но если человек верует в Бога, то Господь и горькую жизнь может усладить».
«Не надо унывать, пусть унывают те, которые не веруют в Бога, – для тех, конечно, скорбь тяжела, так как кроме земных удовольствий они ничего не имеют. Но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царство Небесное».
«Скорби всегда будут. Но внутреннее состояние человека будет другое… Хотя скорби и будут, но достигший внутренней молитвы будет легко их переносить, ибо с ним будет Христос. Он будет наполнять неизреченной радостью сердце подвижника, и эту радость о Господе не сможет преодолеть никакая скорбь».
Преподобне отче Варсонофие, моли Бога о нас, грешных!
12 апреля 2013 года