Мужики стояли во дворе приходского домика хмурые. Казалось бы, чего хмуриться: солнышко светит, служба закончилась, сейчас чай пить будут. Ан нет: хмурые и всё тут. Кто с коляской – с ребенком гуляет, кто метлу взял – дорожку расчистить. Всё вроде бы как раньше, всё привычно и должны бы радоваться. Не получается никак. Такая печаль была вызвана общим признанием после немногословных приветствий: «Пост, ребята, прошел из рук вон плохо! Столько хотелось в начале поста сделать, такие планы строили! А тут на тебе: такие грехи чуть ли не на каждого обрушились в течение короткого времени, что и говорить-то стыдно. Грустно, даже печально. Как-то всё не так получилось – хоть плачь». Резюмировал общее настроение недипломатичный, но искренний и добрый Миша: «Какой-то вшивый я православный». Вслух не говоря, многие кивнули в знак согласия: Миша-то прав, и уж совсем не в отношении себя.
Вот и решили обратиться к священнику: «Выручай, батюшка. Тут не просто проблема, а бедствие самое настоящее. Мы, оказывается, гораздо большие грешники, чем предполагалось. Не обессудь – поговори, утешь». Священник попросил всю честную и грешную компанию задержаться в трапезной и поставил еще один чайник.
Итак, мы беседуем с протоиереем Алексием Сорокиным, настоятелем вологодского храма во имя святителя Лазаря Четверодневного, о печальных открытиях Великого поста.
* * *
– Батюшка, пост заканчивается, и, оглядываясь на прошедшее, приходишь в ужас: грехов столько, да и такие они, что не вызвать ужас не могут. А стремились-то к очищению, к Богу. И получаешь такое вот о себе представление. Причем, судя по всему, далеко еще не совсем полное. Ведь, как говорят, если бы человек увидел состояние собственной души вмиг таким, какой он есть на самом деле, он бы с ума сошел. Так как не сойти с ума, оглядываясь на собственное печальное духовное состояние, слабое представление о котором получаешь в посту?
– Сойти с ума – дело нехитрое. Кстати, именно к этому и ведет уныние. А уныние – это обратная сторона гордыни. Да, очень часто мы, мягко говоря, переоцениваем собственные силы и возможности, как, впрочем, и праведность. «Я в посту сделаю то-то и то-то, такие-то подвиги понесу», «Я смогу…» и т. п. – давайте признаемся, что мы чуть ли не кидались такими самозабвенными обещаниями великих подвигов перед началом поста. Потом оказалось, когда пост поставил перед нами зеркало, что мы и сотой, а то и тысячной доли от того, чем так благообразно бравировали, не можем выполнить. С одной стороны, конечно, и страшно, и стыдно: вот он, наш подлинный духовный облик. С другой стороны, мы же сами просили: «Даруй ми зрети моя прегрешения». Получили. И в этой связи следующее прошение молитвы преподобного Ефрема – «Не осуждати брата моего» – имеет, стоит надеяться, основания для исполнения: будет ли хромой смеяться над безруким, а слепой над глухим? Так что польза, ребята, в нашей печали есть: хоть других осуждать не будем – своего «добра» навалом. Есть польза в нашем, простите, «педикулезе»: мы действительно из рук вон плохие христиане.
Другое дело, чтобы печаль о собственных грехах не приводила к самоубийственному унынию. Плохие, но – христиане! Не сойти с ума сможет тот, кто узнаёт, что Господь нас вот именно такими любит – со всеми нашими грехами и несовершенством. Это не значит, что Бог любит наши грехи – конечно, это Он как раз ненавидит. Но Он нас любит, понимаете? Если мы стыдимся своих «вшей», стремимся от них избавиться, то Христос и предлагает, очень настойчиво предлагает нам соответствующую помощь: такую серьезную, жаркую баню. Он умеет избавлять нас от вредных кровососцев – было бы наше собственное желание признаться в их наличии. Очень глупо будет, если, поддавшись унынию от взгляда на свои грехи, мы будем, стеная, бегать вокруг бани, но в нее не зайдем. Уныние – это духовное самоубийство. Так себе картина: висящий в петле завшивленный самоубийца. Нужно знать, что любящий Бог не стремится засудить нас по всем статьям, – было бы нужно, минуты бы не проходили по земле живьем.
Христос воскрес даже для таких, как мы с вами, – Богу не жалко жизни для всех. Вспомним Огласительное слово на святую Пасху святителя Иоанна Златоуста: «Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть». Да, мы с вами – потомки работников 11-го часа, но значит ли это, что для нас наглухо закрыта дверь в Царство Небесное? Если закрыта, то, скажите мне, пожалуйста, зачем вообще Христос на землю приходил? Если же нет, то давайте помнить не только 11-й час, но и благоразумного разбойника, и преподобную Марию Египетскую, и мученика Вонифатия, и тысячи тысяч других спасенных. Только они знали, что им есть от чего спасаться – нам бы об этом помнить.
– Что, и не только во время Великого поста? Всё время помнить?
– Так ведь в этом-то и есть урок поста: постоянно знать, что мы с вами не святые. Даже не просто не святые, а, м-да, прав Миша-то – такие вот мы с вами христиане. Пост дает нам очень хорошую возможность посмотреть на себя глазами разбойников, и уж от нас зависит, будем ли мы смотреть на себя разумно или неразумно. «Как дела? – Всё о`кей!» – Да не всё у нас «о`кей» – у нас столько поводов для покаяния, что и не перечислишь! Игумен Никон (Воробьев) писал: «Нам оставлено покаяние», продолжая мысль святителя Игнатия (Брянчанинова) о том, что подвигом для христиан нашего времени является безропотное несение и терпение скорбей. Он же писал: «Успех духовной жизни измеряется глубиной сокрушения сердечного и смирения, без которых всё суета или прелесть».
Думаю, нет худа без добра: увидев в посту хоть краешком глаза своё подлинное духовное состояние, мы начинаем учиться смиряться, признавая себя недостойными каких бы то ни было благ от Бога. И, вдруг получая эти блага, мы понимаем, что они – дар, именно дар Христа, а не положенная плата за заслуги нас, таких замечательных и почти что (будем скромнее) святых.
Что же касается провокационного уныния, то у нас просто нет на него времени: стольким людям нужно помочь, столько дел переделать. Нельзя нам унывать – каяться некогда будет!
С протоиереем Алексием Сорокиным беседовал Петр Давыдов
Вот и решили обратиться к священнику: «Выручай, батюшка. Тут не просто проблема, а бедствие самое настоящее. Мы, оказывается, гораздо большие грешники, чем предполагалось. Не обессудь – поговори, утешь». Священник попросил всю честную и грешную компанию задержаться в трапезной и поставил еще один чайник.
Итак, мы беседуем с протоиереем Алексием Сорокиным, настоятелем вологодского храма во имя святителя Лазаря Четверодневного, о печальных открытиях Великого поста.
* * *
– Батюшка, пост заканчивается, и, оглядываясь на прошедшее, приходишь в ужас: грехов столько, да и такие они, что не вызвать ужас не могут. А стремились-то к очищению, к Богу. И получаешь такое вот о себе представление. Причем, судя по всему, далеко еще не совсем полное. Ведь, как говорят, если бы человек увидел состояние собственной души вмиг таким, какой он есть на самом деле, он бы с ума сошел. Так как не сойти с ума, оглядываясь на собственное печальное духовное состояние, слабое представление о котором получаешь в посту?
– Сойти с ума – дело нехитрое. Кстати, именно к этому и ведет уныние. А уныние – это обратная сторона гордыни. Да, очень часто мы, мягко говоря, переоцениваем собственные силы и возможности, как, впрочем, и праведность. «Я в посту сделаю то-то и то-то, такие-то подвиги понесу», «Я смогу…» и т. п. – давайте признаемся, что мы чуть ли не кидались такими самозабвенными обещаниями великих подвигов перед началом поста. Потом оказалось, когда пост поставил перед нами зеркало, что мы и сотой, а то и тысячной доли от того, чем так благообразно бравировали, не можем выполнить. С одной стороны, конечно, и страшно, и стыдно: вот он, наш подлинный духовный облик. С другой стороны, мы же сами просили: «Даруй ми зрети моя прегрешения». Получили. И в этой связи следующее прошение молитвы преподобного Ефрема – «Не осуждати брата моего» – имеет, стоит надеяться, основания для исполнения: будет ли хромой смеяться над безруким, а слепой над глухим? Так что польза, ребята, в нашей печали есть: хоть других осуждать не будем – своего «добра» навалом. Есть польза в нашем, простите, «педикулезе»: мы действительно из рук вон плохие христиане.
Другое дело, чтобы печаль о собственных грехах не приводила к самоубийственному унынию. Плохие, но – христиане! Не сойти с ума сможет тот, кто узнаёт, что Господь нас вот именно такими любит – со всеми нашими грехами и несовершенством. Это не значит, что Бог любит наши грехи – конечно, это Он как раз ненавидит. Но Он нас любит, понимаете? Если мы стыдимся своих «вшей», стремимся от них избавиться, то Христос и предлагает, очень настойчиво предлагает нам соответствующую помощь: такую серьезную, жаркую баню. Он умеет избавлять нас от вредных кровососцев – было бы наше собственное желание признаться в их наличии. Очень глупо будет, если, поддавшись унынию от взгляда на свои грехи, мы будем, стеная, бегать вокруг бани, но в нее не зайдем. Уныние – это духовное самоубийство. Так себе картина: висящий в петле завшивленный самоубийца. Нужно знать, что любящий Бог не стремится засудить нас по всем статьям, – было бы нужно, минуты бы не проходили по земле живьем.
Христос воскрес даже для таких, как мы с вами, – Богу не жалко жизни для всех. Вспомним Огласительное слово на святую Пасху святителя Иоанна Златоуста: «Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть». Да, мы с вами – потомки работников 11-го часа, но значит ли это, что для нас наглухо закрыта дверь в Царство Небесное? Если закрыта, то, скажите мне, пожалуйста, зачем вообще Христос на землю приходил? Если же нет, то давайте помнить не только 11-й час, но и благоразумного разбойника, и преподобную Марию Египетскую, и мученика Вонифатия, и тысячи тысяч других спасенных. Только они знали, что им есть от чего спасаться – нам бы об этом помнить.
– Что, и не только во время Великого поста? Всё время помнить?
– Так ведь в этом-то и есть урок поста: постоянно знать, что мы с вами не святые. Даже не просто не святые, а, м-да, прав Миша-то – такие вот мы с вами христиане. Пост дает нам очень хорошую возможность посмотреть на себя глазами разбойников, и уж от нас зависит, будем ли мы смотреть на себя разумно или неразумно. «Как дела? – Всё о`кей!» – Да не всё у нас «о`кей» – у нас столько поводов для покаяния, что и не перечислишь! Игумен Никон (Воробьев) писал: «Нам оставлено покаяние», продолжая мысль святителя Игнатия (Брянчанинова) о том, что подвигом для христиан нашего времени является безропотное несение и терпение скорбей. Он же писал: «Успех духовной жизни измеряется глубиной сокрушения сердечного и смирения, без которых всё суета или прелесть».
Думаю, нет худа без добра: увидев в посту хоть краешком глаза своё подлинное духовное состояние, мы начинаем учиться смиряться, признавая себя недостойными каких бы то ни было благ от Бога. И, вдруг получая эти блага, мы понимаем, что они – дар, именно дар Христа, а не положенная плата за заслуги нас, таких замечательных и почти что (будем скромнее) святых.
Что же касается провокационного уныния, то у нас просто нет на него времени: стольким людям нужно помочь, столько дел переделать. Нельзя нам унывать – каяться некогда будет!
С протоиереем Алексием Сорокиным беседовал Петр Давыдов