Священник Киприан Негряну
Сегодня мы празднуем память святого мученика, чудотворца, человека Божия Иоанна Русского, 20-летнего юноши, призванного в русскую армию. В те времена в России служили по 7 лет и даже больше, и поскольку это было в период русско-турецких войн, то и Молдавия тоже участвовала в них. Это было в эпоху Петра Великого, и Димитрий Кантемир со своими войсками объединился с царем Петром против турок. И вот в одном из таких боев, когда русские потерпели поражение (один из таких боев происходил у села Стэнилешть на реке Прут, где Русская армия вместе с армией молдаван была разбита и в плен были взяты тысячи, если не десятки тысяч человек), может быть, именно там и был схвачен святой Иоанн Русский.
Лучших из этих пленников сначала отбирали для себя офицеры, армейское начальство. В первую очередь они выбирали для себя прислугу или рабов, а уже потом кого-то забирали себе солдаты, тех же, кто оставался, кого никто не взял, их уводили в Турцию и там, по всей Оттоманской империи, распродавали в рабство на рынках, как рабочий скот.
Святого Иоанна Русского, скорее всего, выбрал для себя турецкий офицер, возможно, воевавший против нас, и так святой оказался в его доме в местечке Прокопион, что в Малой Азии. Здесь была небольшая община греков, издавна проживавших в Малой Азии и испокон веков являвшихся христианами Византийской империи. Они и дальше оставались там вплоть до 1922 года, до большой греко-турецкой войны, в которой Греция хотела отвоевать себе полную независимость от турок и вернуть некоторые территории. Тогда имел место большой обмен населением, то есть 2 или 3, а некоторые говорят, что даже 4 миллиона греков покинули Малую Азию и переселились в Грецию, а несколько миллионов турок переселились из Греции в Турцию.
И совершился этот великий обмен, затронувший также и общину Прокопиона, где почивали мощи святого Иоанна Русского, и другие бесчисленные общины греков. Вспомним о святом Арсении Каппадокийском и старце Паисии Святогорце. Многие отцы, которых мы сегодня почитаем в Греции, были родом из этих греческих византийских общин, это стародавние греки, переселившиеся тогда из Турции.
Они увозили с собой свои иконы, своих священников, перенесли и свои традиции, свой уклад, а также мощи, которые у них имелись. Среди этих мощей, привезенных тогда греками, которые собрали их отовсюду, со всей Малой Азии, были и мощи святого Иоанна. Вы представляете себе: турки торопили их, и люди могли взять из дому только самое ценное. И все-таки нашлись такие люди, кто бросил свое имущество и не забрал с собой того, с чем ему не хотелось расставаться, а нес на плечах мощи святого Иоанна Русского. Они не оставили их там, они не хотели их там оставлять. Они оставили много такого, что хотелось взять с собой, но мощи святого Иоанна Русского потрудились унести. Так они и оказались в Греции на одном острове [Эвбее] и с тех пор почивают там.
Среди этих пленников, вероятно, самых отборных, — ведь как их выбирали: насколько они сильны физически, смогут ли работать, — итак, среди наиболее цветущих здоровьем и отборных пленников был и святой Иоанн Русский, которого выбрал для себя один из офицеров турецкой армии, привел в Прокопион и сделал своим рабом.
Как мы уже говорили, многие из этих пленников переходили в мусульманство, чтобы из рабов сделаться слугами. И слугами они оставались потом всю жизнь. У них в какое-то время даже была возможность жениться, хотя их шансы создать свою семью и завести свои порядки были очень невелики.
Но очень многие из захваченных тогда в плен — и румын, и русских — очень многие не пожелали отречься от своей веры. Среди них был и святой Иоанн Русский, не согласившийся отречься от своей веры, хотя его не только по-хорошему спрашивали, но и даже держали в голоде и жажде, издевались и избивали, требуя перейти в магометанство. Турок в любом случае не терял от этого ничего, только у пленника изменялся статус: из раба он становился слугой, но всё равно оставался в его доме. Может, ему немного добавляли привилегий: давали не такую плохую еду и прочее, чего может хотеть человек в положении раба. Но святой Иоанн Русский не захотел этого, хоть он и был молод, но не пошел на это.
Еще говорят, что его даже оставили без волос, то есть издевались над ним и попросту подожгли ему волосы. Мучения, которые он перенес, были велики, но святой Иоанн не захотел стать мусульманином. И так он остался у этого офицера, служа ему на скотном дворе. Там он и спал, после того как выгребал навоз, закончив сначала всю работу по дому, но не забывал Христа. Семьи у него так и не появилось, родины больше не было, родную свою речь он больше не слышал, видимо. От всего он отказался, всё оставил, со всем распрощался, но Христа не оставил.
Как говорит святой Павел: кто отлучит нас от любви Христовой? Никто! Поистине, на святом Иоанне Русском это подтвердилось: ничто не отлучило его от любви Христовой. Христос был единственным, с чем он не распрощался. Что бы мучители ни делали с ним, он не отлучился от Него, от Его любви.
И Бог не может не прийти к тому, кто любит Его и призывает день и ночь. Как говорит Спаситель: если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него и защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь.
Одним из таких вопиющих к Нему день и ночь в одиночестве, и рабстве, и скорби, и болезни был святой Иоанн Русский, которого Бог услышал и даровал ему великую благодать за его любовь. Ибо он каждое воскресенье вставал спозаранку и тайком, украдкой исповедовался и причащался там, в Прокопионе, где имелась греческая община.
И никто не мог сказать, что он не выполнял своих обязанностей, что он не справлялся с работой по дому: он безотказно исполнял там свой долг, и никто не мог сказать о нем ничего плохого. Напротив, с тех пор, как он появился, Бог благословил тот дом. И здесь очевидна любовь святого, что он ни в чем не обвинил турка и ничего плохого о нем не сказал пред Богом, не счел его достойным погибели, болезней и страданий, но, очевидно, молился о нем, ибо так он был научен и так привык делать.
Турок считал свою веру истинной, и святой Иоанн Русский не обличил его, не оскорбил, не сказал плохого слова. Даже печаль не возносилась от него пред Богом, но всё более попечение и почтение восходили от святого Иоанна Русского к Богу, так что дом турка стал всем изобиловать. И с тех пор, как он вошел в дом тот и пока жил в нем, всё, что было у этого турка, все его нивы, поля, скот и всё, что было в доме, возрастало и умножалось. И удивлялся турок тот и свидетельствовал, что с тех пор, как этот раб, этот невольник вошел в его дом, Бог благословил его. И удивлялся турок Богу христианскому.
Если бы Бог действовал иначе, и турка посетили бы скорби и напасти, не знаю, сколько веры проникло бы в душу и сердце этого турка, скорее поднялось бы возмущение, противление и ненависть к Богу христианскому. А может, он и не задумался бы о Боге христианском, думал бы кто знает о чем, может, о том, что Аллах наказывает его за что-нибудь. Но так он познал Бога, Которому молится этот человек.
Ведь он часто заставал его на молитве в овечьем загоне или коровьем хлеву, и когда турок входил туда, то там стояло дивное благоухание, и он не понимал, откуда оно может исходить. Ибо не подумайте, будто у святого Иоанна Русского был ладан, да и одежда на нем была вся рваная, как у попрошайки, за которого его и принимали. Вы же понимаете, как должен выглядеть человек, обитающий в хлеву вместе со скотом, — возможно, так, как его и изображают сегодня: в своей обветшалой военной одежде, истрепанной и рваной, в которой он и спал, и ходил.
Не ладан, который он изготовлял бы сам и возжигал бы по ночам, поднимался и от этого благоухание распространялось по всему двору из коровьего хлева, а фимиам его молитвы восходил к Богу. Турок удивлялся этому благоуханию, исходящему из скотного двора, и не знал, что сказать, он не смел и слова проронить против этого человека, отругать его, мол, «что ты тут делаешь по ночам? Что ты вытворяешь тут?»
Прежде всего, ему не в чем было обвинить его, ведь он полностью исполнял свои обязанности, исполнял их как для Бога. Как учит нас Бог: всё, что вы делаете, делайте как для Бога. Но и благосостояние и благословение от Бога, которые турок ощущал в своем дворе, в доме и своей семье, это благословение и слава, которую турок видел в хлеву том, заставляли его молчать, — ему нечего было сказать, он это не комментировал.
И, возможно, слова, сказанные этим турком об его слуге, — ведь он не мог молчать, не говорить о своем слуге, которому так удивлялся, он сам рассказал о нем и другим туркам, своим знакомым, — и его слова привели к тому, что руками этого пленного человека многие турки исцелялись от болезней и скорбей, бывших у них, молитвами этого святого, этого человека Божия.
Так турок мало-помалу обнаружил, что святой Иоанн Русский обладает силой, что его молитва восходит к Богу с великой силой, что Бог христианский велик. И просил его помолиться, замолвить перед Богом христианским слово и за него, а может, и за других близких ему турок, за целые семьи. Так же турки приводили своих больных и к святому Арсению Каппадокийскому в его дом, ставили их перед ним и говорили:
— Помолись своему Богу, чтобы Он исцелил их!
Он молился, и они исцелялись и уходили, славя Бога. То же самое происходило и здесь, так что на его похороны собралось много-много турок.
Когда умер святой Иоанн Русский, то десятки турок пришли, чтобы отдать ему дань уважения и сказать, что он был человеком Божиим, великим человеком. Они не пришли с ненавистью, не пришли со злобой, не пришли проклинать его и сказать, что этот человек явился, чтобы изменить их веру. Святой Иоанн действовал так, что они почтили Бога христианского и признали силу Христа. Они сочли ее превыше всего и поклонялись Христу, Которого видели в этом человеке.
Зная всё это, мы не слишком удивимся следующему чуду, произошедшему, когда его хозяин отправился в Мекку, как всякий мусульманин, чтобы посетить место, где говорил Мухаммед, и пошел в Мекку и Медину для поклонения, — так делали они и так делают теперь мусульмане. Когда его хозяин отправился туда, то путь был длинный, возможно, нужны были месяцы, чтобы дойти туда, и месяцы, чтобы вернуться обратно. После такого пути нужно было хотя бы неделю передохнуть и хотя бы неделю побыть там, чтобы поклониться местам, которые они считали святыми.
И когда он совершал подобное путешествие, вы понимаете, что супруга турка переживала: «Где он теперь? Как он? Что с моим мужем?» И, продолжив дело своего супруга, который приводил друзей домой, она накрыла такой же стол о его здравии и созвала друзей, чтобы они, собравшись, поговорили и укрепили ее в ее одиночестве.
Среди помогавших ей был и святой Иоанн Русский, время от времени мелькавший у стола, не смея даже надеяться, что ему подадут тарелку с едой. Не дозволялось и не полагалось рабу, язычнику, каковым они его считали, гяуру, как говорили турки, дерзать даже взглянуть на стол тот.
И тут он услышал сетование и плач этой женщины. И мы снова видим тут неосуждение святого Иоанна Русского — он не осуждал, не говорил: «И чего эта женщина плачет, что ее муж пошел поклониться языческим местам?» Он не судил ее так, а увидел боль ее души, увидел, что она тревожится о своем супруге, и почтил своего хозяина, взглянул на него как на человека, как на образ Божий, а затем уже как на язычника. И услышав, что она волнуется о том, как он там и чем он там питается (а они в это время ели плов, приготовленный ею именно так, как нравилось хозяину), святой Иоанн, возможно, поднял взор свой и сказал:
— Дай мне тарелку плова, хозяйка, и я пошлю её ему!
Сидевшие за столом засмеялись, подталкивая друг друга локтями, и сказали:
— Рабу тоже захотелось поесть, дай ему одну тарелку.
Возможно, женщина с другими мыслями подала ему, сидевшие за столом смеялись, а женщина, жена турка, знала, что этот человек не шутит, что он не хитрит, не лжет и не лукавит, ибо его уже хорошо знали и уважали.
И он взял тарелку, пошел в тот хлев, где жил, и там стал на колени и попросил Христа послать эту тарелку туда, где сейчас находится его хозяин, то есть в Мекку.
И вот этот турок, вернувшись после обеда с тех мест, где он молился, отпер дверь (она была заперта, а ключ был с ним), вдруг видит на столе блюдо из своего дома, полное горячего плова, от которого шел пар. Медное блюдо, которое хранится и сегодня, с выгравированным именем турка, как принято было тогда: эти сосуды нельзя было украсть, потому что они были надписаны именем хозяина. И увидев горячий плов, приготовленный его супругой, он сказал, что это невозможно. И еле дождался, когда вернется домой, чтобы спросить, как это случилось, как Бог совершил подобное.
Итак, исчезла эта тарелка, и хозяйка не спрашивала о ней больше, надеясь в душе своей, что что-то случилось.
И вот вернулся турок домой в великой радости, и его вышли встречать. Как только его поприветствовали, первое, о чем он спросил, было:
— Как это случилось?
Вынимает он эту тарелку и говорит:
— В такой-то день, во столько-то часов я пошел в гостиницу, отпер дверь, а она стоит там с пловом! Посмотрите, какое чудо совершил Аллах!
И все онемели, ибо снова были собраны его друзья и снова накрыли стол, встречая его. И все онемели и поняли, что сказанное в тот раз рабом — непотребным, язычником, скотником, глупым, как они считали, — это исполнилось, и Бог, Которому он помолился, мол, «помолюсь Владыке моему Христу, чтобы Он послал ее хозяину», что Этот Христос, Которому помолился Иоанн, велик, что Он Бог.
Все ужаснулись, и думаю, в ту ночь турок не мог спать спокойно и мирно, зная, кого он держит в своем доме. И его вера в то, во что он верил до сих пор, пошатнулась, и он подумал: «Этого человека мы больше не можем держать в хлеву». И раздумывал он, может, и с женой посоветовался, в какую бы комнату поселить его и как.
Этот человек был честным. Турком, но честным. Как отец Паисий Святогорец говаривал о многих из этих турок, которых порой презирали: «Думаю, Бог будет судить их, зная, какими бы они были, если бы имели христианское учение, и как исполняли бы христианское учение. Так их и будет судить Бог. Другого закона они не знали и так были научены».
Так говорил отец Паисий, и я верую, что Бог праведен, и многие из тех, кого мы считаем непотребными, может, окажутся впереди нас, потому что если бы у них было правое учение, то они далеко превзошли бы нас. Даже сейчас, не имея правого учения, они часто бывают праведнее нас, добросовестнее и уважительнее.
И вот они пошли к нему утром и сказали:
— Знаешь, мы больше не хотим держать тебя в хлеву. Нам и до сих пор это было тяжело, — зная, какой это человек, — а теперь мы больше не хотим этого.
Мы с вами и друга своего терпим день, другой, неделю, а потом нет-нет да и сорвемся: «Да оставь ты меня в покое!» — но чтобы пригласить его остаться навсегда в своей комнате, это означало следующее:
— Отныне ты нам будешь брат, ты больше не раб наш, ты член нашей семьи. Мы восхищаемся тобой, ты человек Божий.
А он не хотел этого никак:
— Не надо, благодарю вас, но я хочу остаться в своем хлеву.
И отпустили они его назад в хлев, где он со временем и умер.
И причастился он перед смертью так, чтобы не искушать турка, чтобы не искушать турецкое сообщество, чтобы они не слышали о том, что христианский священник заходил в дом турка. Святой Иоанн был очень болен, и его нельзя было вынести в храм. И чтобы не искушать эту общину, чтобы они не ожесточились, не взбунтовались, священник в яблоке передал Причастие святому Иоанну, лежавшему на смертном одре, и так он причастился и умер.
И воздали ему великие почести, и на погребение к нему пришли турки и христиане, и воздали ему такие почести, каких в местности той, в тех краях и начальникам турецким не воздавали, и любили его так, как их не любили люди. Открылась тогда любовь людей к нему, и так или иначе тем почитанием, которым он пользовался, он смог перенести эту людей на Бога. И исполнилось на нем слово, сказанное Богом: чтобы люди, видя ваши добрые дела, прославляли Отца вашего Небесного.
На нем действительно исполнилось это слово.
Бог да поможет нам и да укрепит нас.