Первый царь, Саул, оказался недостоин своего избрания, и потому пророк Самуил отправился в путь, чтобы в маленьком Вифлееме помазать нового царя.
Бог открыл Самуилу, в каком доме искать царя, но не сказал, кто это будет. И когда хозяин дома, Иессей, провёл перед ним своих сыновей, ни на одного из них Господь не указал как на будущего царя. Только самого младшего не было в доме — он был ещё слишком мал, его оставили следить за отарой овец... Именно Давида и выбрал Господь.
Самуил тогда помазал его на царство, но прежде, чем править, Давиду пришлось научиться подчиняться своему предшественнику, Саулу — юноша был его слугой и оруженосцем. Потом был поединок с Голиафом, зависть Саула и бегство прочь от его гнева. Бежать помогли собственные дети Саула — Мелхола, которую Саул выдал за Давида замуж после победы над Голиафом, и Ионафан, ставший ему лучшим другом. Удивительный союз: ведь Ионафан вместо того, чтобы ждать своей очереди, сознательно помогал взойти на престол Давиду.
Впрочем, никаких переворотов они не устраивали — Давид ничего не предпринимал против Саула даже тогда, когда тот решил его убить, заподозрив неладное. Давид не мог поднять руку на помазанника Господня и просто скрывался от него в пустынных местах. К Давиду сходились «все огорчённые душой», так что в результате у него появился вполне боеспособный отряд. В безвыходной ситуации ему даже пришлось поступить на службу к заклятым врагам, филистимлянам. Но и тут он остался верным своему народу и царю: совершал набеги на вражеские племена, а не на израильтян, как он притворно отчитывался перед филистимлянами (приписки в отчётности — вовсе не изобретение нашего времени).
При этом отряд Давида вовсе не был группой пацифистов. Они, например, охраняли стада, принадлежавшие состоятельным людям, рассчитывая на их благодарность. Один из таких богачей по имени Навал отказался вознаградить их за охрану, и тогда отряд Давида выступил в поход. Судьба Навала была бы незавидной... если бы не его сообразительная и миловидная жена по имени Авигея. Она сама собрала провизию для отряда Давида и выступила ему навстречу, тайком от мужа. Припав к ногам Давида, она умоляла его простить мужа и не причинять ему никакого зла.
Повинную голову, как известно, меч не сечёт, а тем более такую симпатичную. Ответ был воистину царским: «Благословен Господь Бог Израилев, Который послал тебя ныне навстречу мне, и благословенна ты, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя». После этой встречи Авигея вернулась обратно, отряд Давида — тоже. Но история на этом не закончилась. Авигея рассказала Навалу об ожидавшей его страшной участи и о своей миротворческой миссии, и его хватил удар, а через десять дней он умер. Когда Давид услышал о таком развитии событий, он отправил к мудрой красавице гонцов... Так у него появилась ещё одна жена, ведь в те времена многожёнство считалось совершенно естественным, особенно для такого славного героя и царя.
А первая его жена, дочь Саула Мелхола тем временем была отдана замуж за некоего Фалтия. Любили ли они друг друга? Вспоминала ли она о Давиде? Об этом мы ничего не знаем. Но Давид ещё вспомнит о ней: незадолго до того, как окончательно взойдёт на престол, он заберёт её у нового мужа, и тот с плачем будет провожать её, пока его не прогонят прочь... О чувствах самой Мелхолы можно только догадываться, но, кажется, семейный мир так и не будет восстановлен.
Шло время, и Саул вместе со своими сыновьями пал в битве с филистимлянами. Тогда царём наконец-то стал Давид, и ему нужно было выбрать столицу. Он обратил внимание на крепость на границе нескольких израильских племён — идеальное место для столицы государства, объединявшего разные племена, отношения между которыми не всегда были гармоничными. Эта крепость называлась Иерусалим, и в ней жило враждебное израильтянам племя иевусеев. Крепость была взята штурмом и отстроена заново. Для Давида, проведшего полжизни в походных палатках и под открытым небом, был сооружён дворец из ливанского кедра.
Со временем Давид перенёс в Иерусалим и Ковчег Завета — главную святыню израильтян, которая воспринималась ими как престол для Бога, обитавшего среди Своего народа. Его сыну Соломону предстояло построить Храм — сам Давид не удостоился этой чести, потому что он пролил в своей жизни слишком много крови.
Библия так описывает поведение славного царя при перенесении Ковчега: «Давид скакал изо всей силы пред Господом». Это было время, когда религия не обязательно сочеталась с угрюмой серьёзностью, и пляска могла оказаться самой благочестивой формой поведения перед святыней. Но нашлись люди, которые сочли веселье Давида неподобающим. Его жена Мелхола упрекнула его, что он плясал, задрав одежду, «перед глазами рабынь рабов своих, как какой-нибудь пустой человек!» Давид ответил ей: «Пред Господом играть и плясать буду! Я ещё больше уничижусь, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен». А Мелхола навсегда осталась бездетной — в те времена бездетность считалась тяжёлым наказанием от Бога.
Библия, которая заботится об Истине больше, чем об имидже, не стесняется говорить открыто не только о славных, но и о позорных страницах истории Давида. Вот что повествует она: «Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина. И сказали ему: „Это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина". Давид послал слуг взять её; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой. Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна». Характерно, что повествователь ничего не сообщает о чувствах и мыслях самой женщины, она здесь — просто объект вожделения царя, который берёт себе то, что ему приглянулось.
Теперь перед царём стояла серьёзная проблема. Муж Вирсавии, Урия, был одним из его верных воинов, тогда он как раз отправился на войну. Как отнесётся его войско к такому повороту событий: пока они воюют за царя, тот совращает их жён? И тогда Давид вызвал Урию из похода — якобы для того, чтобы разузнать о ходе военных действий. Дальше, казалось бы, всё просто: конечно же, Урия навестит жену, и беременность Вирсавии не вызовет никаких подозрений... Ничего подобного. Верный воин даже не зашёл домой, ведь поход требовал от воина полной концентрации сил. Да и как мог он наслаждаться домашним отдыхом, когда его товарищи были в походе?
На следующий вечер Давид напоил Урию. Но и пьяный, он остался ночевать во дворце со слугами. Что оставалось делать Давиду? Раскрыть тайну и постараться примириться со своим верным воином? Приказать ему молчать? Убить его? Но все эти варианты означали бы серьёзную потерю лица, а что такое царь, которому не доверяет собственное войско? Тогда Давид пошёл другим путём. На следующий день Урия отправился в обратный путь, он вёз секретный приказ полководцу, сам не зная его содержания: «Поставьте Урию там, где самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он погиб». Так и было сделано. Его гибель была списана на превратности войны, а Вирсавия — взята в царский гарем.
На этом бы всё и закончилось, если бы в Библии не было ещё одного Действующего Лица — Бога. Он отправил к Давиду пророка Нафана, и тот, начав издалека, рассказал ему такую историю: «Были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было много скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выходил её вместе с детьми; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала. И пришёл к богатому человеку странник, и тот пожалел взять одну из своих овец или коров, а взял овечку бедняка и приготовил её для гостя».
Разгневанный царь немедленно приговорил неведомого богача к казни. И тогда Нафан ответил ему: «Ты — тот человек». Наказание должно было быть под стать преступлению: «Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жён твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с жёнами твоими. Что ты сделал тайно, Я сделаю явно пред всем Израилем».
Кроме того, новорождённый ребёнок Вирсавии должен был умереть. Давид постился и молился, стараясь отвратить беду. Но ребёнок всё равно умер. Сегодня мы можем воспринимать это как несправедливость — ведь сам он не был ни в чём виноват. Но каково было бы жить человеку, над которым с самого рождения тяготело бы двойное клеймо блуда и убийства? Возможно, его уход на самой заре жизни был для него благословением. Дальнейшая история одного из сыновей Давида, Авессалома, намекает именно на это.
Давид молился, лёжа на земле, когда приближённые со страхом сообщили ему, что сын умер. Тогда, ко всеобщему удивлению, он встал, умылся, поел. Изумлённым слугам он ответил: «Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь? А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне».
А дальше Библия сообщает с удивительной краткостью и простотой: «Утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошёл к ней и спал с нею; и она родила сына, и нарекла ему имя: Соломон». Ему и суждено было стать преемником Давида и самым успешным правителем на израильском престоле, чему немало поспособствовала его мать Вирсавия. Но дело было не в интригах: Сам Господь обещал, что отныне на престоле Израиля будут только потомки Давида, и не случайно Христа называли «сыном Давидовым», указывая на Его царское происхождение и достоинство.
Итак, у Давида, как и у многих восточных царей, было немало жён и ещё больше детей. Однако и платить за такое удовольствие ему приходилось недёшево. Царевичи соперничали друг с другом за будущий престол, да и просто безобразничали. Так, Амнон заманил к себе в дом и изнасиловал свою сестру Фамарь, дочь Давида от другой жены. За это брат Фамари, красавец Авессалом, убил Амнона, выждав подходящий случай, а потом бежал в чужую страну. Со временем Давид простил Авессалома, тот вернулся в Иерусалим, но спокойно ему не сиделось. Он начал настоящую предвыборную кампанию в популистском духе, обещая народу, что при его правлении всё будет намного лучше, чем при нынешнем. А когда добился популярности, то и вовсе решил не ждать смерти отца, а поднять мятеж.
Давиду пришлось бежать из Иерусалима с немногими приверженцами, а его собственный сын захватил его столицу и на виду у всех вошёл в его гарем, что было для восточного царя наивысшим оскорблением. Так сбылось пророчество о наказании Давида за грех с Вирсавией, так началась гражданская война.
Здесь Библия повествует о тонкой спецоперации, проведённой партией Давида. На стороне Авессалома выступал мудрый советник Ахитофел. Он предлагал ему сразу погнаться за Давидом и покончить с ним одним ударом. Видимо, в таком случае шансы на победу были неплохими. Но Давид подослал к Авессалому ещё одного мудреца, Хусия, чтобы тот стал агентом влияния во вражеском лагере. Он уговорил Авессалома сначала собрать огромное войско — и так выиграл время для военных приготовлений Давида, а заодно и сообщил ему обо всех планах мятежников.
Наконец состоялась решающая битва. Давид победил, а Авессалом во время бегства с поля боя запутался своей роскошной шевелюрой в ветвях раскидистого дерева и попал в руки воинов Давида. Вопреки приказу царя, они немедленно убили главу мятежников. И для Давида радость победы померкла перед известием о смерти любимого сына. Войско ликовало, Давид рыдал: «Авессалом! Сын мой Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом!»
Так пришла старость царя. Его дети боролись за престол с помощью его приближённых, а сам он уже даже не решал, с кем ему лежать в одной постели. Библия описывает, как старый царь постоянно мёрз, и приближённые решили: «Пусть поищут молодую девицу, чтоб она предстояла царю и лежала с ним, — и будет тепло господину нашему, царю». Такую девушку по имени Ависага действительно нашли, и она стала прислуживать Давиду, но он так и не познал её. Мы даже не знаем, как он отнёсся к Ависаге, понравилась ли она ему, хорошо ли она за ним ухаживала: теперь он сам оказался в том положении, в которое некогда поставил Вирсавию. Зато именно Вирсавия теперь устраивала дело о наследстве, договариваясь с приближёнными Давида о поддержке Соломона...
Но Давид, конечно же, известен нам не только как царь, но ещё и как псалмопевец. Не все библейские псалмы написаны лично им, но Псалтирь связывают с его именем — он был родоначальником жанра. Хвала Господу и покаяние во грехе, мольба о помощи и торжество победы, спокойное исповедание веры и вопль страдающей души — всё есть в этой книге, всё находит свой отклик в нас самих, как и жизнь этого великого человека. Он не был безупречен, но не было для него ничего важнее безграничного доверия Богу. И это ещё одна причина, по которой мы называем Христа не только Сыном Божиим, но и Сыном царя Давида.