Алексей Солоницын
Это произошло в послевоенные годы, в самом центре моего родного города. Он находится на Волге и на карте моего творчества назван Кручинском.
Здесь, на улице Ленинградской, рядом с «Военторгом», находился магазин, где продавались велосипеды и запасные части для них. Еще продавался мотоцикл, сверкающий красными полированными боками. Он стоял между стеклянной витриной и прилавком, с правой стороны зала — так, что его можно было рассмотреть и с улицы, и в самом магазине. У мотоцикла всегда топились люди, по большей части мальчишки, глазевшие на никелированный руль, кожаное сиденье, черные колеса. Глазели и на велосипеды, выставленные здесь же, за оградкой, куда пускали только тех счастливцев, у которых находились деньги на покупку новеньких чудесных машин. Да и сам магазин тоже был новым — мирная жизнь налаживалась.
Юрка, или Юрик, как его звали на улице, подкатил к магазину на собственном велосипеде, им самим собранном. Он сумел выправить проржавевшую раму, погнутый руль, заменил колеса, и получился у него из выброшенного на помойку отличный велик, или «лайба», как мы еще называли велосипеды. О «доходяге» мимоходом сказала Юрику мама, дворничиха тетя Клава, и Юрик мигом помчался во двор и приволок домой велосипед-калеку.
Тетя Клава лишь горестно вздохнула, и не стала бранить сына. Наоборот, видя, с каким усердием Юрик взялся за ремонт велика, всякий раз поощряла его то рублем, то трешницей, когда Юрик говорил, что надо бы купить новые шины, или еще что-нибудь для велика, который с каждым днем приобретал все более нормальный вид.
И вот руль стал сверкать как новенький, рама покрашена черной краской, цепь не скрипит, потому что хорошо смазана. Юрик научился на своем велике отлично гонять, даже «без рук», подняв их вверх и помахивая ладонями, как заправской циркач.
Подкатив к магазину, Юрик поставил свой велик так, чтобы его было видно сквозь стекла витрины. Да и купить ему предстояло всего несколько спиц, и он думал, что быстро обернется. У прилавка толпились люди, и Юрик не сразу купил новые спицы.
Когда он вышел из магазина, велосипед исчез. Юрик испуганно огляделся, подумав сначала, что кто-то из знакомых пацанов взял велик прокатиться. Добежал до угла — посмотреть, кто же взял велик без спроса. Кроме прохожих, идущих по своим делам, на улице он никого не увидел. Быстро вернувшись к магазину, Юрик побежал теперь к противоположному концу улицы. Но и тут не обнаружил пропажи. Возникла последняя надежда, что велосипед увели в соседний двор, под арку, куда Юрик и забежал. Между деревьев, на протянутой веревке, пожилая тетя развешивала белье.
Увидев Юрика, женщина тревожно посмотрела на него:
— Тебе чего?
— Велосипед... не видели?
— Какой еще велосипед? — уже грозно сказала она. — А ну, марш отсюда!
— Да мой велосипед! Кто-то взял! — с отчаянием выкрикнул Юрик. — Не видели?
— Ничего я не видела! Никакого велосипеда!
Юрик отчаянно махнул рукой, побежал со двора. Вернулся к магазину. Может, кто-то уже вернул велосипед, покатавшись... Никого!
В магазин уже реже заходили люди. Но у прилавка толпился народ. И все также рассматривали мотоцикл с красными сверкающими боками, кожаным сиденьем и никелированным рулем. По улице шли прохожие, и никому в целом свете не было дела до Юрика, потерянно стоящего неподалеку от дверей магазина. Юрик опустился на горячий асфальт и прислонился к стене. В руке он все еще держал спицы, обернутые продавщицей в промасленную бумагу. Он вытащил угол рубашки из-под брюк и вытер потное лицо. Черный вихор его волос вздыбился, брови сошлись и тело затряслось. Руками, перемазанными промасляной бумагой со спицами, он прикрыл лицо, чтобы никто не видел его слез.
Но хриплый стон помимо воли вырвался из его груди:
- А-а-а! А-а-а!
Юрик изо всех сил старался сдержаться, но рыдания становились все громче, все отчаянней:
- А-а-а! А-а-а!
Первым на него обратил внимание мужчина в летней рубашке, загорелый, крепкий.
— Ты чего? Что с тобой?
Юрик видел лишь сандалии, стоящие перед ним, застегнутые поперечными ремешками.
— А-а-а! А-а-а!
— Да подожди ты! Успокойся! Ну?
Мужчина, у которого из-под кепки виднелся седой чубчик, наклонился к Юрику, глянул на него светлыми, как будто выгоревшими на солнце глазами. Мальчишка открыл лицо, отодвинув от него сверток со спицами:
— Вело-си-и-и-и-пед!
— Что велосипед? — к ним подошла немолодая женщина, в простеньком платье, с авоськой.
— У-у-у-крали!
— Эх! — в сердцах сказал другой прохожий, тоже немолодой, только что выбиравший велосипед, но так и не выбравший — не по карману оказался подарок ко дню рождения внука. — Поймал бы воришку, уши бы оборвал!
— Теперь ищи ветра в поле! — сказал еще кто-то из людей, столпившихся около сидящего на асфальте Юрика.
— А ты что же прошляпил? Куда смотрел? — сказала женщина с авоськой.
— Спи-и-и-цы... покупа-а-ал, — Юрик все не мог остановить рыдания.
Загорелый мужчина поднял Юрика с асфальта.
— Не такая уж это и беда, — он обвел взглядом собравшихся вокруг людей. — А, братцы? Как считаете?
Светлые глаза его, казавшиеся выгоревшими, заблестели. Он снял кепку и положил ее на асфальт. Стал виден его седой чубчик и вмятина на голове, с левой стороны, где волосы росли редко, торчали, как стерня на выкошенном поле.
— Выручим парня? Разве слабо нам? — и он вынул из кармана потертый кошелек, развернул его, наклонившись к кепке, и вытряс из него все, что там находилось.
В старенькую кепку упало несколько десятирублевок, трешниц, мелочь.
Юрик невольно посмотрел на деньги. Рубли были светло-коричневыми, трешницы зелененькими, десятки — светло-красными, с изображением московского Кремля.
— И правильно, — поддержал седого мужчина, выбиравший велосипед для внука. — Не обеднеем, а парня выручим. Тебя как звать? — он наклонился к кепке и положил туда часть денег, собранных на велосипед для внука.
— Юра.
— О! Моего тоже Юркой звать.
— Юрик, — сказал мужчина в соломенной шляпе. — Бедный Юрик.
— Никакой он не бедный, — возразила женщина с авоськой. Она тоже достала из сумочки кошелек и стала отсчитывать рубли. — Сейчас возьмем, да и наберем, и будет он богатый.
— Да это я так, — мужчина в соломенной шляпе смущенно улыбнулся. — Это я вспомнил из театра, спектакль «Гамлет». Там так говорилось.
— Нет, неправильно. Гамлет говорит «Йорик», когда держит череп своего шута, — сухонький, стройный старичок положил в кепку несколько трешниц. — Интересно, сколько же стоит велосипед?
Знатоку Шекспира выдали не театральную, а точную ценовую информацию.
Подходили и подходили прохожие, интересовались, что здесь происходит. Женщина освободилась от своих покупок, вручив авоську Юрику. А сама принялась считать, сколько денег уже собрано. За ней с интересом следили. На лицах появлялись улыбки — любопытные, растерянные, одобрительные, веселые. Появился даже некий азарт, когда женщина, радостно улыбаясь, сказала, что осталось собрать всего каких-то двадцать рублей. Эта сумма нашлась не сразу — последние рубли собирались мелочью, причем почти исключительно медной.
Дружной гурьбой зашли в магазин. Деньги кассирше отсчитала все та же женщина. Сейчас лицо ее преобразилось: из самого обыкновенного оно выглядело так, будто женщину озарил какой-то неземной свет, разгладив круги под глазами, да еще и изменив их — они стали ярче, крупней, будто женщина решилась купить какую-то необыкновенную драгоценность.
Оно и в самом деле было так.
Новенький велосипед выкатили из магазина на улицу. Он блестел никелем, матово отсвечивал черными шинами — почти так же, как у мотоцикла.
— Держи, Юрка, — сказал мужчина, надевая кепку на седую голову.
Юрик взял велосипед за руль, глянул на окружавших его людей. На лице его застыли грязные бороздки от слез.
— Ну, поезжай, — приободрил его фронтовик.
Юрик оттолкнулся ступней от асфальта, уверенно сел на сиденье и поехал по обочине улицы, рядом с тротуаром. Отъехав немного, он развернулся и направил велосипед к своим спасителям, еще стоящим у магазина. И Юрка сильнее нажал на педали, чтобы велик не вилял, оторвал руки от руля, поднял их вверх, салютуя землякам.
Здесь, на улице Ленинградской, рядом с «Военторгом», находился магазин, где продавались велосипеды и запасные части для них. Еще продавался мотоцикл, сверкающий красными полированными боками. Он стоял между стеклянной витриной и прилавком, с правой стороны зала — так, что его можно было рассмотреть и с улицы, и в самом магазине. У мотоцикла всегда топились люди, по большей части мальчишки, глазевшие на никелированный руль, кожаное сиденье, черные колеса. Глазели и на велосипеды, выставленные здесь же, за оградкой, куда пускали только тех счастливцев, у которых находились деньги на покупку новеньких чудесных машин. Да и сам магазин тоже был новым — мирная жизнь налаживалась.
Юрка, или Юрик, как его звали на улице, подкатил к магазину на собственном велосипеде, им самим собранном. Он сумел выправить проржавевшую раму, погнутый руль, заменил колеса, и получился у него из выброшенного на помойку отличный велик, или «лайба», как мы еще называли велосипеды. О «доходяге» мимоходом сказала Юрику мама, дворничиха тетя Клава, и Юрик мигом помчался во двор и приволок домой велосипед-калеку.
Тетя Клава лишь горестно вздохнула, и не стала бранить сына. Наоборот, видя, с каким усердием Юрик взялся за ремонт велика, всякий раз поощряла его то рублем, то трешницей, когда Юрик говорил, что надо бы купить новые шины, или еще что-нибудь для велика, который с каждым днем приобретал все более нормальный вид.
И вот руль стал сверкать как новенький, рама покрашена черной краской, цепь не скрипит, потому что хорошо смазана. Юрик научился на своем велике отлично гонять, даже «без рук», подняв их вверх и помахивая ладонями, как заправской циркач.
Подкатив к магазину, Юрик поставил свой велик так, чтобы его было видно сквозь стекла витрины. Да и купить ему предстояло всего несколько спиц, и он думал, что быстро обернется. У прилавка толпились люди, и Юрик не сразу купил новые спицы.
Когда он вышел из магазина, велосипед исчез. Юрик испуганно огляделся, подумав сначала, что кто-то из знакомых пацанов взял велик прокатиться. Добежал до угла — посмотреть, кто же взял велик без спроса. Кроме прохожих, идущих по своим делам, на улице он никого не увидел. Быстро вернувшись к магазину, Юрик побежал теперь к противоположному концу улицы. Но и тут не обнаружил пропажи. Возникла последняя надежда, что велосипед увели в соседний двор, под арку, куда Юрик и забежал. Между деревьев, на протянутой веревке, пожилая тетя развешивала белье.
Увидев Юрика, женщина тревожно посмотрела на него:
— Тебе чего?
— Велосипед... не видели?
— Какой еще велосипед? — уже грозно сказала она. — А ну, марш отсюда!
— Да мой велосипед! Кто-то взял! — с отчаянием выкрикнул Юрик. — Не видели?
— Ничего я не видела! Никакого велосипеда!
Юрик отчаянно махнул рукой, побежал со двора. Вернулся к магазину. Может, кто-то уже вернул велосипед, покатавшись... Никого!
В магазин уже реже заходили люди. Но у прилавка толпился народ. И все также рассматривали мотоцикл с красными сверкающими боками, кожаным сиденьем и никелированным рулем. По улице шли прохожие, и никому в целом свете не было дела до Юрика, потерянно стоящего неподалеку от дверей магазина. Юрик опустился на горячий асфальт и прислонился к стене. В руке он все еще держал спицы, обернутые продавщицей в промасленную бумагу. Он вытащил угол рубашки из-под брюк и вытер потное лицо. Черный вихор его волос вздыбился, брови сошлись и тело затряслось. Руками, перемазанными промасляной бумагой со спицами, он прикрыл лицо, чтобы никто не видел его слез.
Но хриплый стон помимо воли вырвался из его груди:
- А-а-а! А-а-а!
Юрик изо всех сил старался сдержаться, но рыдания становились все громче, все отчаянней:
- А-а-а! А-а-а!
Первым на него обратил внимание мужчина в летней рубашке, загорелый, крепкий.
— Ты чего? Что с тобой?
Юрик видел лишь сандалии, стоящие перед ним, застегнутые поперечными ремешками.
— А-а-а! А-а-а!
— Да подожди ты! Успокойся! Ну?
Мужчина, у которого из-под кепки виднелся седой чубчик, наклонился к Юрику, глянул на него светлыми, как будто выгоревшими на солнце глазами. Мальчишка открыл лицо, отодвинув от него сверток со спицами:
— Вело-си-и-и-и-пед!
— Что велосипед? — к ним подошла немолодая женщина, в простеньком платье, с авоськой.
— У-у-у-крали!
— Эх! — в сердцах сказал другой прохожий, тоже немолодой, только что выбиравший велосипед, но так и не выбравший — не по карману оказался подарок ко дню рождения внука. — Поймал бы воришку, уши бы оборвал!
— Теперь ищи ветра в поле! — сказал еще кто-то из людей, столпившихся около сидящего на асфальте Юрика.
— А ты что же прошляпил? Куда смотрел? — сказала женщина с авоськой.
— Спи-и-и-цы... покупа-а-ал, — Юрик все не мог остановить рыдания.
Загорелый мужчина поднял Юрика с асфальта.
— Не такая уж это и беда, — он обвел взглядом собравшихся вокруг людей. — А, братцы? Как считаете?
Светлые глаза его, казавшиеся выгоревшими, заблестели. Он снял кепку и положил ее на асфальт. Стал виден его седой чубчик и вмятина на голове, с левой стороны, где волосы росли редко, торчали, как стерня на выкошенном поле.
— Выручим парня? Разве слабо нам? — и он вынул из кармана потертый кошелек, развернул его, наклонившись к кепке, и вытряс из него все, что там находилось.
В старенькую кепку упало несколько десятирублевок, трешниц, мелочь.
Юрик невольно посмотрел на деньги. Рубли были светло-коричневыми, трешницы зелененькими, десятки — светло-красными, с изображением московского Кремля.
— И правильно, — поддержал седого мужчина, выбиравший велосипед для внука. — Не обеднеем, а парня выручим. Тебя как звать? — он наклонился к кепке и положил туда часть денег, собранных на велосипед для внука.
— Юра.
— О! Моего тоже Юркой звать.
— Юрик, — сказал мужчина в соломенной шляпе. — Бедный Юрик.
— Никакой он не бедный, — возразила женщина с авоськой. Она тоже достала из сумочки кошелек и стала отсчитывать рубли. — Сейчас возьмем, да и наберем, и будет он богатый.
— Да это я так, — мужчина в соломенной шляпе смущенно улыбнулся. — Это я вспомнил из театра, спектакль «Гамлет». Там так говорилось.
— Нет, неправильно. Гамлет говорит «Йорик», когда держит череп своего шута, — сухонький, стройный старичок положил в кепку несколько трешниц. — Интересно, сколько же стоит велосипед?
Знатоку Шекспира выдали не театральную, а точную ценовую информацию.
Подходили и подходили прохожие, интересовались, что здесь происходит. Женщина освободилась от своих покупок, вручив авоську Юрику. А сама принялась считать, сколько денег уже собрано. За ней с интересом следили. На лицах появлялись улыбки — любопытные, растерянные, одобрительные, веселые. Появился даже некий азарт, когда женщина, радостно улыбаясь, сказала, что осталось собрать всего каких-то двадцать рублей. Эта сумма нашлась не сразу — последние рубли собирались мелочью, причем почти исключительно медной.
Дружной гурьбой зашли в магазин. Деньги кассирше отсчитала все та же женщина. Сейчас лицо ее преобразилось: из самого обыкновенного оно выглядело так, будто женщину озарил какой-то неземной свет, разгладив круги под глазами, да еще и изменив их — они стали ярче, крупней, будто женщина решилась купить какую-то необыкновенную драгоценность.
Оно и в самом деле было так.
Новенький велосипед выкатили из магазина на улицу. Он блестел никелем, матово отсвечивал черными шинами — почти так же, как у мотоцикла.
— Держи, Юрка, — сказал мужчина, надевая кепку на седую голову.
Юрик взял велосипед за руль, глянул на окружавших его людей. На лице его застыли грязные бороздки от слез.
— Ну, поезжай, — приободрил его фронтовик.
Юрик оттолкнулся ступней от асфальта, уверенно сел на сиденье и поехал по обочине улицы, рядом с тротуаром. Отъехав немного, он развернулся и направил велосипед к своим спасителям, еще стоящим у магазина. И Юрка сильнее нажал на педали, чтобы велик не вилял, оторвал руки от руля, поднял их вверх, салютуя землякам.