Галина Минеева
Под Рождество, - моя бабушка говорила, - гуляет всякая нечисть. Что за «нечисть» я не стала уточнять, оно и так понятно – грязное что-то. Иду я так вечерком к Вовке, он обещал мне одну тайну показать. Иду и думаю, что ж это за тайна такая, которую надо показывать, а не открывать.
Бегу уже - морозец нос прихватил. Тру его рукавичкой, а сама на новенькие валенки поглядываю, как они вкусно похрустывают по белой пороше, словно это и не снежок вовсе, а вафелька ванильная.
И вдруг ноги мои тихо-тихо пошли, а потом и остановились вовсе. И мне глядеть на то, что увидела, совсем не хочется. Да что там, не хочется, я заорать готова, а от страха – молчу. Даже зажмурить глаза боюсь. Вот так стоим и смотрим друг на друга. Он на меня, я на него. Борода у него свисает длинная-предлинная, пошевеливается тихонько из стороны в сторону. Глаза вытаращились на меня - круглые, желтые, и не мигают, а зрачки, как жирный восклицательный знак. И над всем этим – два огромных рога. Жуть какая!
Не могу зажмуриться, так я скорее стала вниз смотреть. А там еще страшнее: ма-а-ленькое туловище и две маленьких же кривых ножки… с копытами.
Задохнулась совсем от страха: мне же все хорошо видно, от уличного фонаря свет ярким кругом падает, а этот… эта… нечисть прямо в круге и стоит.
Наконец, я опомнилась, да как заору дурнинушкой… и дунула прямиком в Вовкину ограду. Заскочила в избу, трясусь, зуб на зуб не попадает, только нечленораздельно мычу да пальцем тычу на улицу: там, там… нечисть в круге… рожки, копыта, борода…
Одним словом, всех переполошила.
Вовкина бабушка Матрена давай скорей одеваться, но пока она в сумятице руками в рукава попасть не могла, Вовка уже оказался на улице. И слышим – хохочет. Ну, думаю, ему еще страшней стало, раз хохочет – мальчишка все же, не хочет показать свой страх.
Заскочил он в дом быстро, шапку в угол кинул, а сам - все смеется. Я во все глаза на него смотрю, и даже подумать о нем что-нибудь тревожное не смею. А баба Мотя его спокойна, перестала одеваться, спрашивает:
- Ну и чего ты там такого страшного углядел, что Людмилка дара речи лишилась, а ты от смеха никак не остановишься?
- Бабуль! Да ее наш Ветерок напугал!
- Нашелся, окаянный козел! А я всю округу облазила, не могла найти, таки сам пришел…
На Вовку сейчас смотреть и то весело: глаза блестят, то на бабушку, то на меня поглядывают. Я в недоумении. Уж их Ветерка, кто в деревне не знает, все знают – где не надо – он тут как тут. Только мне непонятно, какое отношение он имеет к тому, на улице…
- А вот и не удивляйся, - это Вовка мне говорит, - ты бы посмотрела на себя сейчас в зеркало… Объясняю сразу всем…
Вовка так важно повернулся от меня к бабушке, а потом опять ко мне, что мне тоже почему-то стало смешно, и я потихоньку прыснула в ладошку.
- Непонятливым объясняю особенно,- это он мне.
Конечно, чтобы не поважничать, Вовка не мог. Ещё бы, такой случай представился! Но я молчу, мне тоже уже интересно стало.
- Наш козлик спокойно шел домой, - Вовка перед нами демонстрирует, как козлик брел домой, - да вот, почти у самого дома, задними ногами запутался в чью-то веревку, и наш Ветерок останавливается прямо на границе света и темноты. Уличный фонарь осветил его только переднюю часть, которая так тебя и напугала.
Бабушка Матрена подошла ко мне, перекрестила, поцеловала в лоб и говорит:
- А чего бояться-то, на тебе всегда крестик нательный, он же наша главная защита от всякой нечисти, даже и такой, которая тебе пригрезилась… Ты бы перекрестись, да скажи: «С нами крестная сила!»
Я - хвать ладошкой по груди – крестика не было. Теперь похолодела от другого ужаса – куда подевался? Потом вспомнила.
- Бабушка, - шепчу ей, - я крестик дома забыла. Веревочка перетерлась, я его на другую перевесила, хотела надеть, а тут мама позвала, платье новое примерить... там я его и оставила...
- Ну вот, теперь сама видишь, какие бывают страхования без молитвы и креста.
Бабушка Матрёна тихонько смеётся и кладёт легонькую свою руку мне на голову:
- Вот-вот, так и делай, дитёнок, ховай их куда понадёжней... сама теперь видишь - примерещилось то, чего на самом деле не было - у страха-то глаза велики.
- А если бы крестик со мной был, то я не испугалась бы?
- А кто тебя знает, - снова смеётся бабушка и треплет меня за чёлку, - ты всегда Ветерка боялась. Ну, ладно, трусиха, пойдём, на Вовину тайну поглядим, он же тебе обещал?
Я оглянулась, а Вовки в комнате уж и не было.
Бабушка тихонько, и как-то особенно торжественно ведет меня в свою комнату. Там полумрак, потому что только лампадка теплится перед образами… Да и не лампадка вовсе!.. Звездочка! А внизу… У меня сердце почему-то забилось часто-часто, не успеваю дышать.
Подходим ближе, а это же – вертеп! Пещерка маленькая, а там, внутри, ясельки, в которых Младенец Христос лежит…
Я опешила от радости! Вот она тайна так тайна! Бог же родился! Наш Иисус Христос!
Мы все стоим и смотрим. Молчим. Даже дышать боимся, чтобы не помешать.