Протоиерей Артемий Владимиров
Это нейрохирургия семейного воспитания. Прежде всего сами родители могут быть душеприказчиками детей и вместе с ними готовить исповедь, размышлять о том, как была прожита неделя. Спрашивать: «Как могли эти самые пальчики стащить из буфета дефицитнейшую конфету трюфель, которая сохранялась бабушкой ко дню её столетнего юбилея?» Разбираться с этими пальчиками: «Кто из них всего более согрешил?»
И вот так беседуя с детьми на их языке и вместе с тем по-взрослому, родители могут учить детей исповедоваться и, условно говоря, «принимать» их исповедь, чтобы приход к священнику для ребёнка был бы событием. Но и священника нужно обязательно подготовить.
Если священник имеет бороду и рясу — это ещё не есть гарантия, что он будет достаточно психологичен в общении с семилетним прихожанином. Он может не увидеть его со своей высоты и колокольни. Вот вам история: когда я женился, то бабушка моей супруги, почти столетняя, говорила мне: «Первый раз вижу такого молодого человека».
Я не был батюшкой, я был учителем русского языка и литературы. Мы беседовали с ней, у неё были вполне революционные убеждения, хотя она заканчивала гимназию, имела «пять» по Закону Божию. Я пытался понять, откуда у неё такое игривое, ироничное отношение, ведь она уже лет 90 не исповедовалась, считая, что после 1917 года Небесная Канцелярия перестала существовать.
Оказывается, когда она была малышкой, гимназисткой где-то близ Марфо-Мариинской обители, их водили на Исповедь, и батюшка — огромный, как Иван Великий и необъятный, как Робин-Бобин Дровосек, даже не удостаивая себя посмотреть, что там за кроха, по Требнику вопрошал: «Чадо, крало ли еси?». Она говорила: «Да, батюшка, крала». «Бог простит тебя. Чадо, ругалось ли еси?» «Ругалась, батюшка».
«Безобразничала?» «Безобразничала». Потом батюшка — представьте себе! (Ну не врала же мне бабушка!) — говорил: «Прелюбодействовала ли еси?» «И это было, батюшка!» Для них исповедь превратилась в какой-то комикс! И конечно же вот так вот небрежно, без внимания к маленьким прихожанам, батюшка, формально исповедуя, отбил всякую охоту и веру в само Таинство, задавая ребёнку вопросы вовсе не соответствующие возрастной психологии.