Протоиерей Алексий Уминский
Некто был спрошен: «Что есть покаяние?». И ответил: «Оставление прежнего и печаль о нем».
Прп. Исаак Сирин
Неправедно покаяние того, кто надеется за немногими и несколькими ударами в перси загладить многие неправды свои! Сомнительно прощение грехов того, кто помышляет немногими слезами без трудов и подвигов, свойственных истинному покаянию, обмыть свои многие беззакония.
Свт. Димитрий Ростовский
Смысл Таинства Покаяния заключается не в том, что был человек грешным, а теперь грех ему простился, и он за него не отвечает, а в том, что человек побеждает грех: сначала он его осознает, потом оплакивает, потом ненавидит его, начинает с грехом бороться, и, наконец, с помощью Божией его побеждает. Поэтому покаяние, как Таинство, не имеет четких временных границ. Оно начинается с личного покаяния перед Богом в тайне, когда тебя, как Нафанаила под смоковницей, видит только Господь (см.: Ин. 1, 48), продолжается во время исповедания греха Богу в храме перед священником и заканчивается в момент принесения плодов покаяния.
Не обязательно совпадая друг с другом по времени, покаяние и исповедь и эмоционально переживаются по-разному. Последняя молитва нашего вечернего правила – это повседневное исповедание грехов. В ней каждому из нас дается общая форма и перечисление наиболее очевидных прегрешений. Читая эту молитву формально, мы можем исповедоваться в тех грехах, которые, может быть, и не совершали. Не каждый даже понимает, что такое, например, «мшелоимство». А ведь эту молитвенную форму можно наполнить настоящим содержанием и вместо «скверноприбытчества, мшелоимства и лихоимства» вспомнить, как мы в этот день гордились, лгали, празднословили, обижали ближних, забывали о Боге, и принести не формальное, а настоящее покаяние. Эта ежевечерняя исповедь помогает нам понять, с какими грехами нам необходимо бороться именно сегодня, увидеть свои главные отступления от Бога. В этот момент наедине с собой они осознаются глубоко и всерьез, и понимаешь, как важно сейчас с ними справиться. И пусть через несколько дней на исповеди мы не будем чувствовать это так же глубоко и остро, и наше покаяние будет выглядеть не очень величественно и как-то мелко. Тогда, наедине с собой, мы пережили настоящее покаяние. И это тоже – Таинство, во время которого Господь нас слышит и наше покаяние принимает.
В требниках и в семинарских учебниках написаны условия, при которых совершается исповедь – священник, епитрахиль, требник, кающийся грешник, вычитанное правило. И вот вроде бы все соблюдено, и все нужные слова сказаны, но если покаяния не было и нет решимости бороться с грехом дальше, Таинство может и не совершиться. Настоящее покаяние происходит только тогда, когда оно сопровождается духовным трудом.
Десять раз ты каялся, все понял для себя, все осознал, на исповеди с сокрушением рассказал о своих грехах, и… ничего не сделал. Ведь так легко ничего не сделать после исповеди. Такая свобода, такая легкость наступает, что сразу хочется пойти в гости, поговорить со своими друзьями, да что угодно сделать, но только не трудиться над собой. Чаще всего так и бывает. Эти радость и легкость после исповеди заканчиваются полным откатом назад. А потом удивляемся, – как же так? Почему же я опять согрешил тем же самым грехом?
На самом же деле все очень просто: там, где нет духовного труда, где нет работы над собой, там не было и настоящего покаяния. Был формальный повод придти в храм, было эмоциональное переживание своего греха, было, наверное, обстоятельное объяснение, как это все совершилось, так сказать, «репортаж о содеянном», но исповеди не было.
Личное покаяние, церковная исповедь, а потом духовный труд – это единое пространство духовной жизни, это и есть Таинство; не только когда мы понимаем, что такое грех, не только когда мы приходим к священнику и говорим: «Я виноват в том-то и в том-то», – но когда исповедь и покаяние соединяются между собой, и когда после этого мы приносим плоды покаяния, и происходит освобождение от греха и духовное исцеление.
Просвети убо очи сердца моего и даждь ми умиление к покаянию и сокрушение сердца ко исправлению…
Молитва по 10 кафизме Псалтири
Библейская история о грехопадении дает возможность предположить, что Таинство Покаяния было установлено еще в Раю. И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты? (Быт. 3,9). Господь призвал Адама к покаянию, и если бы прародители покаялись, в тот же момент и были бы прощены. Но этого не случилось… Так и каждого из нас Господь ищет и призывает: «Где ты, Адам?» . И так же трудно правильно отозваться на этот зов. И мы, подобно Адаму, прячемся от Него.
Покаянию учатся, как всякому духовному подвигу. Ведь чаще всего сердце человека – окамененное, и покаяние – поверхностное: человек знает заповеди, у него есть совесть, которая подсказывает, когда он согрешает, – в этом человек себя обмануть не может, – но не всегда он способен осознать глубину своего греха, не чувствует того искажения, которое происходит с ним после согрешения, не может ужаснуться происшедшему падению. Чтобы дойти до глубины покаяния, необходимо пройти долгий и трудный духовный путь.
Начинается он, прежде всего, с молитвы, в которой человек призывает Бога дать ему искреннее покаяние: это покаянные каноны, покаянный псалом, поклоны с сердечным сокрушением, понуждение себя на этот ежедневный труд. Это молитвенный вопль Богу, чтобы Господь дал видеть грехи и открыл сердце для покаяния.
Конечно, индикатором человеческих поступков служит, прежде всего, совесть, поэтому каждый человек, верующий или неверующий, в какой-то мере испытывает и чувство покаяния, и желание покаяться. Изначально заложенное в человеке покаянное чувство возникает сначала как стыд за совершенный грех. Но внутренняя разделенность человека создает многие препятствия к покаянию. Иногда сердце глубоко осознает, что что-то не так, неправильно, а ум разобраться не может. Человек одновременно и понимает, что же на самом деле произошло, и тут же ищет этому оправдания. Свидетельство совести – это как свидетельство Иоанна Крестителя и его призыв к покаянию. Но оно может остаться гласом вопиющего в пустыне, если не соединится с умом, который, подобно Ироду, ищет оправдания своей лжи, своему греховному поступку, пытается заглушить этот призыв, как Ирод пытался заткнуть рот Иоанну Крестителю. Внутренний подвиг самого человека заключается именно в том, чтобы эти две духовные величины соединились, чтобы сердце и ум пришли в согласие, в совместный поиск правды Божией в себе самом.
Это очень болезненный путь, все естество ветхого человека восстает против обличения совести, все его падшее состояние с этим борется. Когда священник назначает кающемуся епитимью, это как раз и есть предложение потрудиться над собой для покаяния. Ведь епитимья – не наказание: как в уголовном кодексе, – за такое-то преступление столько-то лет отсидки. Это возможность растопить свое сердце, оживить как-то окамененную душу свою, чтобы глубоко-глубоко почувствовать, как страшен грех. Такая внутренняя работа сама по себе уже делает человека другим, потому что, когда он начинает осознавать ужас совершившегося падения, у него происходит перемена сознания.
Мы каемся персонально, но наши страсти являются тем, что жестоко угнетает мир. Следовательно, то, что мы живем, не является отдельным от жизни мира. Нашим покаянием мы не живем только нашу индивидуальную драму: живем в самих нас трагедию всего мира, драму его истории от начала времен.
Архим. Софроний (Сахаров)
Грех обладает страшной губительной силой не только для того, кто его совершает, но и для тех, кто с этим человеком кровно связан. В евангельской притче о двух должниках, в которой за долг одного члена семьи, вся семья продается в рабство, Господь открывает очень важный закон духовной жизни: грех одного человека связывает всех ближних, ставит препятствие на пути к Богу. За грехи одного человека без сомнения всегда страдают и другие.
Исповедь дает человеку возможность освобождать всех своих близких от греховной связи. Так покаялся евангельский должник, упросил, умолил, и Господь всех простил, всем дал свободу, развязал все узлы, которыми они были связаны.
Наиболее тесно люди соединены в браке. Как благодать, так и грех имеют особенное проникновение в наших ближних, и если два человека живут в таком единении, что они как бы одно существо, то, конечно, отвечает за грех тот, кто его совершает, но страдает от этого греха тот, кто неповинен.
Брак имеет свое осуществление только в общем взаимном спасении, иначе он лишается смысла. Если люди не спасаются вместе, то брака у них быть не может: он или разрушен, или не осуществился. Трудно сказать, каким образом происходит это взаимное спасение, может быть, молитва и сама любовь одного из супругов, несмотря на полное отвержение от Бога другого и его греховное состояние, тем не менее может в дальнейшем привести его ко спасению. Возможно, если люди до конца прожили в браке, то благодаря неустанной молитве и терпению одного из них и его постоянному сораспятию за другого этим спасается и второй… Не знаю… Тайна сия великая есть (Еф. 5, 32).
Никто не должен приступать ко Крещению во Христа, в котором очищаются все грехи, если прежде не раскается в прежней жизни. Никто не начинает новой жизни, не раскаявшись в старой.
Блаж. Августин
Многое из того, что произошло в жизни человека, уже не исправишь. И проходит жизнь, оглядываешься, и видишь свою жизнь, как кораблекрушение. Вокруг – кладбище потерянных друзей, поврежденных жизней, предательств, а человек как бы выныривает из болота и думает, что можно и дальше ни за что не отвечая перескакивать с кочки на кочку. Это величайшее заблуждение.
Мы знаем, что в Крещении человеку прощаются все грехи. Многие сейчас крестятся во взрослом состоянии и спокойны, что все прошлые грехи им прощены, но можно ли забыть о том, что совершено до Крещения? Надо ли исповедовать грехи, которые были до совершения Крещения взрослого человека? Не надо. Но тогда сделать это следует перед Крещением. Крещение взрослого человека должно предваряться полной, глубокой и подробной исповедью, потому что Крещение – это тоже Таинство Покаяния.
Человек, может быть, стал другим, но люди, которых он когда-то в юности толкнул на грех, продолжают вертеться в этой адской бездне. Как быть с этим? Возможно ли себя простить, если даже вспоминать о совершенном бывает страшно?
В свое время я сам многого не осознавал. Сейчас я молюсь за одного умершего священника. Когда он был молодым человеком, я совершил ошибку, дав ему ход к священству, а он не выдержал этого креста, стал пить и умер в запрещении. Его нашли раздетого и избитого, скончавшегося в состоянии алкогольного опьянения. А я тогда был благочинным, видел его слабости, но думал, что он найдет в себе силы бороться. Как это исправишь? Человек уже умер...
Ответственность за прошлые грехи не может исчезнуть. Как можно быть уверенным в прощении грехов, если их плоды до сих пор живут на земле? Значит, что-то надо делать. Молиться за тех, кого безумием моим соблазних и от пути спасительного отвратих, или до конца своих дней оплакивать свой грех, но только не быть успокоенным осознанием того, что ты сам уже другой. Ведь на самом деле, если ты хороший, а они погибают, это происходит и по твоим грехам. Человек должен быть внутренне озабочен этим и приносить плоды покаяния не только за себя, но и за всех тех людей, которых он когда-то толкнул на грех.
Но существует и бездна милосердия Божия, оскудевающее восполняющая и немощствующее врачующая, и это единственное, на что можно надеяться. Человек имеет возможность закрыть дорогу ко греху в самом себе, а потом добрыми делами принесенными плодами покаяния свою жизнь исцелить. В Таинстве Покаяния пресекается его греховная связь с тем обществом, с тем миром, с теми людьми, которые были втянуты в этот круговорот смерти. И я думаю, раз человек – существо церковное, его дальнейшее исцеление для многих людей может явиться ослаблением действия греха и в них. Возможно, наверно, и такое.
Понимание того, что его грех еще живет в мире, не должно позволить человеку успокаиваться в его движении к Богу. Каждое его доброе дело, каждая молитва, каждое приношение Богу должно быть в какой-то степени приношением за всех людей. Может быть, это не до конца осознается человеком, с кем-то он уже не может восстановить отношений, это может быть и ненужно. Но его добродетель каким-то таинственным образом должна коснуться и тех людей, с которыми он когда-то был связан узами греха.
Мы говорим о том, что грех – временный, а любовь – вечна, и если твоя добродетель и твоя жизнь во Христе сопряжена с вечностью, то всякая вечность другого человека может быть сопряжена и с твоей добродетелью. Иначе все бессмысленно. Иначе твое личное спасение является только осуществлением каких-то твоих собственнических идей. Мы же не можем сказать: «Я-то спасусь, а если вы не хотите или не можете, это ваше дело» Раз мы соединились в этом мире, наверное, есть и какая-то возможность, пройдя определенный круг жизни, что-то сделать для тех, с кем мы были связаны узами греха, пусть не для изменения их временной жизни, но сделать что-то для вечности.
Раз мы чаем воскресения мертвых, мы чаем и того, что есть какие-то возможности за пределами времени, и они в Боге могут иметь свое осуществление через тебя, через твое покаяние, через твою жизнь во Христе.
Когда вы о чем-то просите в течение долгого времени, и Он не дает вам помощи, знайте, что причина этому – ваша гордость. <…> мы должны помочь Богу своим смиренным мудрованием. Скажем так: «Боже мой, я такой никчемный человек. Прошу Тебя, прости и помоги мне!».
Старец Паисий Святогорец
Без постоянства, без молитвы, без понуждения себя на покаяние, – исповедь становится формальностью, привычкой, что мы часто и наблюдаем. Покаяние – это не какие-то всплески сознания, а образ жизни.
Помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется (Мф. 15,22), – говорит евангельская хананеянка, хотя ей самой, как язычнице, мессианское обетование было чуждо. Господь не откликается. А она идет и просит: «Помилуй меня, Сыне Давидов». А Господь молчит и не оборачивается. Но она идет и кричит во след. Даже ученики стали уговаривать Его: Отпусти ее, потому что кричит за нами (23). В этой евангельской истории строгость, с которой отнесся Христос к Хананеянке, удивляет до непонимания. Почему Христос отворачивается от язычницы? Как приговор звучат слова: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (24). Страшно услышать в ответ на вопль отчаявшейся матери: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (26).
Но эта женщина почему-то не оскорбилась, не прокляла Христа, не стала всем рассказывать, как Он грубо с ней обошелся, как ее не поняли, не выслушали ее горькую просьбу. Она сказала очень важное слово, она признала, увидела в себе нечто такое, что не давало ей право называться дочерью Израилевой. Но одновременно она поняла, что жить без Бога не может. Когда Господь не отвечал на ее молитвы, не поворачивался к ней лицом, она не переставала идти за Ним.
Господь не откликнулся сразу на ее призыв по одной простой причине: Он дал ей возможность совершить очень важный духовный путь – от оскверненной язычницы до дщери Израилевой. Эта женщина так долго шла за Христом, прося Его о милости, что вернуться обратно без Христа она уже не могла.
Как часто бывает с нами: Господь не помог нам сразу, и в ответ – отчаяние, уныние, нежелание идти дальше, нести свой крест, что-либо делать... Это говорит только о том, что человек шел не к Богу, он шел только за своим, за исполнением своего маленького, совсем не главного желания… Преображения жизни он не искал.
Человеку надо до конца пройти этот путь, чтобы понять, что без Бога ему невозможно жить в этом мире, что без Христа он ничто. Даже если его дочь будет здорова без Христа, это все равно будет болезнью.
И вот женщина, которая прошла такой тяжелый, казалось бы безблагодатный путь, ушла христианкой, потому что она поняла самое главное: она поняла кто она такая. Очень важно хоть раз в жизни по-настоящему увидеть себя таким, каков ты есть, понять, что занимает твое сердце. И когда это происходит с человеком, у него рождается очень важное чувство – глубочайшее покаяние и сокрушение о своей жизни. И тогда будешь просить хоть крупицу, потому что без этой крупицы жизни тебе нет.
Эта евангельская история учит нас, как надо к Господу приходить, учит понимать, на что Господь откликается: на глубочайшее смирение и сокрушение о своих грехах. А смирение начинается с того, что человек перестает бояться видеть себя таким, какой он есть на самом деле.
Искушения, неожиданно с нами случающиеся, по усмотрению Божию научают нас быть трудолюбивыми и невольно влекут к покаянию.
Прп. Марк Подвижник
Каждый день в молитве «Отче наш» мы просим: И не введи нас во искушение.
Словом «искушение» мы называем по крайней мере два обстоятельства в нашей жизни. Прежде всего, мы привыкли понимать искушение, как какое-то внешнее явление, толкающее нас на грех, и очень часто списываем на искушение то, что принадлежат лично нам, участию нашей собственной воли, сердца и ума. «Вот какое искушение», – часто говорим мы к месту и не к месту. Это выражение стало своего рода дурной присказкой православных христиан: всюду сплошные искушения. Однако, не всегда это так.
С одной стороны, конечно, бес – наш искуситель. Как мы знаем, он трижды искушал Христа в пустыне, и эти искушения до сих пор являются как бы центром нашей духовной борьбы. Но есть еще и наше самовольное стремление жить по своей воле, для себя, а во всех окружающих видеть препятствия для собственного спасения и находить в них такие качества, которыми мы свою испорченность всегда можем оправдать. В этом как раз проявляется глубокое отпадение от Бога, и искушение тут не при чем. Это мы сами.
Вспоминается такой случай из Патерика.Великим постом игумен обходил кельи братии и через окно увидел монаха со свечкой в руках, стоящего в неподвижном молитвенном положении. Долго стоял этот брат не шелохнувшись. Тогда игумен тихонько зашел в келью и увидел, что монах на свечке печет себе яйцо. Обернувшись и увидев игумена, брат воскликнул: «Отче, прости, меня бес попутал». А бес вылез из-под кровати и говорит: «Нет, это не я, это он сам придумал».
Или другой случай из более близкой нам церковной истории, из жития преподобного Амвросия Оптинского. Как-то он шел в скит и увидел, что на заборе сидит бес, ножками качает. Преподобный спрашивает: «Ты что тут делаешь?» А он: «А что мне еще делать, никакого дела в вашем монастыре нет. Такие монахи, что их искушать не надо, без меня все в порядке».
А искушения, действительно, есть. Так сатана искушает Господа в пустыне после Крещения. Он искушает Его, как человека (ведь Бога нельзя искусить), и в Его лице – все человечество. И поэтому все человечество до сих пор искушается этими тремя способами.
Первое искушение, когда бес говорит Христу, голодному Человеку, который сорок дней постился и взалкал: «Скажи, чтобы эти камни сделались хлебами, Ты же можешь» (см.: Мф. 4, 3)..
Но в силах человечества оказалось возможным все безжизненное сделать источником жизни, необходимым, как хлеб. Современный прогресс, который нас питает, и есть, собственно говоря, те камни, которые сделались для нас хлебами. Все материальное, бессмысленное и ненужное стало для мира сего источником постоянного потребления. Мир стал великим потребителем. То, что сейчас строится в первую очередь – это не больницы, не дома престарелых, не приюты для сирот, а гигантские магазины. Безумное человечество бесконечно пытается наполнить свою ненасытную утробу. Вот это искушение настоящее, которое стало мировой проблемой. Человек становится потребителем, и все человеческое стало потребительским. Права потребителя возводятся в ранг новой морали, определенных законов. «Я имею право потреблять то, что я считаю нужным». Люди потребляют друг друга и все вокруг себя. Человеческое естество может потреблять себе подобных, и общество не считает это ни развратом, ни грехом: «Я потребляю, имею право! И какая разница, кого я потребляю, противоположный пол или однополых своих. Кто посмеет сказать, что я делаю что-то не так, тот враг человечества». Всякая мораль, нравственность, закон Божий, определяющий нормы отношений между людьми, становятся враждебными.
Это искушение во все века предлагалось человечеству в целом и каждому человеку в отдельности. Как на него отвечать, показывает нам Господь: Не хлебом единым будет жить человек (Мф.4,4). И в нагорной проповеди Он говорит: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. (6,33)
Во время второго искушения бес ставит Христа на крыло храма и говорит: Бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут тебя, да не преткнешь о камень гону Твою (4,6). Не искушай Господа Бога Твоего, – отвечает на это Господь (4,7). И это искушение тоже предлагается каждому из нас и всему человечеству: «Вот смотри, какой мир лежит перед тобой, давай-ка воспарим! Плюнем на все и рванемся во все тяжкие! Вот она – свобода! Как птицы будем летать. Есть свобода абсолютная, безграничная! Делаю все, что хочу. Можно в бездну рвануться. Ничего не случится, только попробуй! Ведь тебя же Ангелы подхватят, не бойся. Представь, какую свободу ты почувствуешь в полете!»
Но вот вопрос: «Куда ты летишь?» Летишь обычно вниз. Но чувство полета каково! Каков завораживающий восторг! До земли еще так далеко…
Второе искушение, которое дается человечеству – это искушение безграничной свободой. Попробуй это, попробуй то. Ничего страшного не случится, все будет хорошо, ведь человеку все позволено. Свобода – это и есть идеал. Нет никакой нравственности, есть свобода. Нет никаких границ, есть свобода. Есть свобода, за которой на самом деле нет ничего, кроме смерти.
Третье искушение: Все это дам Тебе, если пав, поклонишься мне, – говорит сатана, показывая Христу все царства мира и славу их (Мф. 4,9). Такое простое и банальное: «Поклонись мне, и все тебе будет. Сделай вид, что Бога нет, что нет никакой духовной жизни. Сделай вид, что есть только законы мирского бытия, что тебе нужно в этом мире достичь всего, но без Бога». Не будем долго об этом говорить, современным людям это и так хорошо понятно.
К каждому из нас рано или поздно эти три искушения приходят. Как мы их встречаем, и как мы с ними боремся? Пусть будет нам в этом примером наш Спаситель, который на каждое искушение ответил от лица людей, искушаемый, как Сын Человеческий.
Еще один смысл слова «искушение» – испытание. Именно так его можно перевести с церковнославянского языка, так как оно происходит от слова «искус». Искусный – тот, кто прошел испытания, кто по-настоящему владеет ремеслом. Процесс, когда переплавляют серебро из нечистой породы в чистую, тоже по церковнославянски называют искушением. Яко искусил ны еси, Боже, разжегл ны еси, якоже разжизается сребро (Пс.65,10) В этом смысле слова нас искушает, или испытывает, Сам Господь. То есть, с одной стороны нас искушает лукавый, а с другой – испытывает Господь.
Как Бог искушает, мы знаем из Священного Писания. В книге Бытия написано, как Бог искушал Авраама. У Авраама от Сары родился долгожданный сын Исаак. Он дорос он до зрелого возраста (кто-то из толкователей считает, что он был отроком, кто-то – что он был в возрасте Христа), и тогда Господь стал искушать Авраама. Он сказал: Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе (Быт. 22,2). Авраам взвалил на Исаака вязанку хвороста, и они пошли на гору недалеко от Голгофы. И начал Исаак говорить аврааму: … вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой (Быт. 22, 7-8).
Авраам, которому было обещано от Бога, что именно через Исаака благословится весь его род и умножится, как песок морской, как звезды небесные, идет, исполняя волю Божию. На горе он разводит костер, связывает Исаака по рукам и ногам, заносит нож для заклания, и тут является Ангел Господень и освобождает Исаака, заменяя его овном.
Авраам принимает от Бога заповедь принести своего сына в жертву и одновременно верит в то, что от этого сына произойдет род человеческий. Вот это и есть искушение. С этого момента Авраам называется отцом верующих, потому, что вера его определяется не только знанием о том, что Бог есть и Ему надо приносить жертвы, не только тем, что он исполняет Его повеления, но и тем, что он настолько верит в Бога, что может в себе, в своем уме совместить совершенно несовместимые вещи, не поколебавшись ни в одном из этих двух обетований.
Это искушение кажется бессмысленным и невероятно жестоким, если мы не видим за ним крестной жертвы нашего Спасителя. Как во время искушения от дьявола Христос отвечает за все человечество и побеждает сатану от имени всего человечества, так и Авраам искушается Богом как все человечество. В его лице Господь испытывает всех нас: достойно ли человечество крестной жертвы Спасителя. Как поется в Евхаристической молитве Литургии Иоанна Златоуста: «Ибо мир Твой так возлюбил еси, якоже Сына своего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный». Авраам приносит в жертву своего единородного сына, и Бог, испытывая его верность и любовь, жертвы не принимает, но в ответ на эту верность и любовь отдает Своего Единородного Сына в жертву из каждого из нас. И поэтому всякое наше искушение от Бога – это испытание и нашей верности и любви.
Как ребенок, непрестанно касающийся огня греха и плачущий, человечество непрестанно касается огня греха и похоти, плачет, и страдает, но - снова и снова касается... не понимая своего состояния духовной детскости...
Арх. Иоанн сан-Францисский
Грех это болезнь. И исповедь – не всегда моментальное выздоровление.
Если грех по-настоящему из человека изживается, то после исповеди он настолько чувствует ненависть к нему, что самый помысел об этом грехе вызывает внутреннюю брань против него. Это означает, что человек чист от греха и свободен. Но исключительно редко бывает с нами такое глубокое сердечное покаяние, которое не дает возможности греху даже к нам приблизиться, так что всякое приближение помысла этого греха вызывает у нас желание всеми силами души ему сопротивляться. И поэтому грех, особенно мелкий грех, – это хроническое состояние нашей души. Очень досадно и горько это сознавать, но это действительно так.
После тяжелой болезни, человек обычно еще долго бывает слаб, например, после перелома долго не может твердо держаться на ногах, ходит, опираясь на палочку. Так и после исповеди: грех может быть прощен, но чтобы научиться жить без греха, помнить о нем и страшиться согрешить, Господь иногда оставляет в человеке чувство боли и несвободы, которое уберегает нас от дальнейших ошибок, чтобы мы не переставали себя укорять и чувствовали, насколько страшен грек, как тяжело и даже невозможно с ним жить. Досада, смущение и боль могут оставаться в душе еще очень долгое время. Человек скорбит, мучается немножко, на сердце бывает тяжесть, но эта тяжесть и скорбь предохраняют его от будущих ошибок. Хотя, к сожалению, не всегда.
Есть много таких грехов, в которых человеку приходится каяться постоянно, особенно связанных с нашей гордыней, обидчивостью, уязвленным самолюбием. Ты вроде и покаялся, что обиду простить не можешь, и очень хочешь из своего сердца это изжить, как-то по-настоящему исцелиться, но сразу не получается.
Часто люди говорят в смущении: «Ну, зачем я буду приходить на исповедь с одним и тем же грехом?» А на самом деле, если человек духовно с напряжением живет и трудится над собой, если он постоянно много сил прилагает, а грех этот в нем остается, то это уже не тот грех. Наше покаяние постепенно лишает грех власти над нами.
Мы снова и снова каемся в уже исповеданном грехе, но каждый раз мы делаем это, находясь уже на другом уровне: мы осознали свой грех иначе, увидели его с другой стороны, он имеет, может быть, то же название, но это уже совершенно другой грех. Ведь грех многослоен. В нем много поверхностных и глубинных уровней, и человек часто то одну шкурку снимет, то другую, пока дойдет до самой сердцевины. Может быть, вся жизнь на это и уйдет.
Кажется, что мы ходим по кругу, но это более походит на восхождение по серпантину на вершину горы. Наше движение – это не круг, а спираль духовного восхождения. Главное, не останавливаться, а всегда идти вперед: не просто признавая, что это хроническая болезнь (я в ней пребываю, свыкся с ней, приблизительно знаю, как ее переживать, но лечиться не буду, так как считаю, что это бесполезно и бессмысленно, – думать так неправильно), а помнить о том, что это хроническая болезнь, но она, конечно, исцеляемая. Все болезни даются для исцеления, даже неизлечимые.
А доказательством того, что они (грехи) прощены, служит то, что из наших сердец истребляется и расположение к ним.
Прп. Иоанн Кассиан Римлянин
На исповеди каждое наше согрешение должно переживаться именно как отлучение от Бога, иначе исповедь лишается смысла, превращаясь в сеанс психотерапии, этакую духовную химчистку, в которую человек сдает грязную одежду своей души, а получает чистую. Человек просит у Бога прощения и рассчитывает, что Бог обязательно простит, – это как бы вменяется Ему в обязанность. А исповедь объявляется Таинством, в котором хочешь или не хочешь, но тебе грехи обязательно отпустятся, раз Таинство, значит, оно непреложно в своем действии…
Конечно же, всякий раз на исповеди прощаются грехи, но это не значит, что человек становится свободным от греха. Ведь Господь прощает, а человек не становится свободным, потому что сам не хочет освободиться до конца, не хочет приложить усилия для того, чтобы с этим грехом бороться.
Исповедь облегчает жизнь человека, и он очень легко может вернуться к своим страстям. Стало легко, он опять получил помощь, и быстро забыл о той милости, которую Господь ему оказал, и по забвению легко возвращается на прежнее. Но все же надо очень хорошо понимать, что за формой «прощаю и разрешаю», может быть полное неразрешение и непрощение. Бывают такие грехи, такие состояния, что если духовник их внимательно рассматривает, то он может и не прочесть над человеком разрешительной молитвы до тех пор, пока тот не исправит себя, пока не принесет плодов покаяния. Недопущение человека до Причастия это и есть его непрощение. Пока человек отлучен от Церкви, он вне Бога, значит, грех на нем остается, грех еще не искуплен, человек еще не сделал ничего, чтобы его разрешить.
Можно считать, что исповедь, которая не приносит никаких плодов покаяния, и не совершалась. При этом дело совсем не в том, как человек себя на исповеди обнажает, как может описать свой грех. Разные состояния свойственны человеческой душе: иногда необходимость открывать себя до конца причиняет боль, а иногда удовольствие. Разные бывают люди. Некоторые могут скрывать в себе какие-то наклонности и свой грех представлять менее страшным, но есть такое свойство человеческой гордыни и самолюбования, когда человек готов себя достаточно сильно на исповеди обнажить. Если идешь на исповедь, ожидая формального прощения греха только из-за того, что способен назвать этот грех по имени, определить его достаточно серьезно, даже себя в некотором смысле уничижив, но знаешь, что грех тебе еще сладок, что грех тебе еще мил, что ты не хочешь до конца от него отказаться, то этот грех остается с тобой. И знаком непрощения является то, что ты снова в этот грех впадаешь, остаешься с тем, с чем был.
Покаяние измеряется плодами, и истинное духовное покаяние, это изменение жизни. Как его достигнуть? Только решимостью борьбы с грехом. Человек видит в себе, и по настоящему переживает те грехи, с которыми он имеет силы справиться, какими бы большими они ему не казались. Иногда грех, как Голиаф предстает перед нами, но мы, подобно Давиду, должны его победить. То, что мы сами в себе видим в результате помощи духовника, или как озарение нашей совести, или как обличение нашими ближними, все, что дается нашим живым опытом, это видение того, что у нас есть силы бороться с этими грехами. И если мы с ними не боремся, то ответственность за них целиком ложится на нас.
В притче о двух должниках господин простил человека, отпустил, а он тут же начал требовать долг со своего должника, при первой же возможности проявил себя таким же, каким был до этого. Вот пример того, что прощен человек, но не исцелен, и снова посажен в темницу.
Конечно, грех прощается человеку на исповеди. Не надо думать, что существует небесная бухгалтерия, которая тщательно подсчитывает все человеческие грехопадения. Но результатом прощения греха может быть только изменившаяся жизнь человека, и если это не происходит, то человеку приходится нести на себе последствия этого прощения, которое дается только вместе с очень серьезной ответственностью. Ты получил прощение и не изменил свою жизнь, – и тогда приходишь на суд, где тебе говорят, как тому должнику: «Не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последней полушки» (Лк. 12,59).
А бывает так, что человек прощен и исцелен. Это означает, что покаяние совершилось во всей полноте, и прежнего греха с ним случиться уже не может, потому что он принес плоды покаяния.
Согрешить – дело человеческое, но во грехе быть и лежать – дьявольское.
Свт. Тихон Задонский
Мы все знаем Евангельскую историю о расслабленном (Ин.5, 2-14), который много лет был парализован, не мог приблизиться к целебной воде, и не имел такого человека, который мог бы помочь ему. Расслабленный находился в том месте, где люди получали исцеление, но сам его не получал. Тридцать восемь лет он провел рядом с благодатью, ожидал, когда эта благодать его коснется, и не терял надежды.
Так часто случается и с нами. Мы находимся в таком месте, где люди причащаются и исповедуют свои грехи. Для каждого человека наступает такое время, например время поста, когда благодать касается его сердца, но проходит пост, и возвращаются расслабление, немощи, невозможности собрать себя в единое целое и продолжать жить духовной жизнью. И человека посещает уныние или даже отчаяние, когда он смотрит на себя и понимает, что с ним ничего не происходит. Он ходит в Церковь, а ничего не меняется: каким был раздражительным, таким и остался; каким был ленивым, таким и остался; каким был нерадивым, таким и остался. Почему это происходит? Ведь всё рядом, рядом Христос, рядом Таинства, всё в храме дышит благодатью, которая способна каждого исцелить. Но вот проходят годы, а исцеление, как нам кажется, не наступает. Но так ли это?
Господь показывает, что тридцать лет лежания возле купели силоамской в расслабленном состоянии не прошли даром. Человек всю свою жизнь потратил на то, чтобы быть рядом с благодатью с чувством глубокой надежды на то, что найдется кто-нибудь, кто ввергнет его в купель. Все эти тридцать лет он был грешным и, как кажется, ничего не делал, но на самом деле он внутренне стремился к этому исцелению, потому что, как только рука Господня коснулась его, расслабленный отозвался всем существом. Господь сказал: Возьми постель твою и ходи (Ин. 5,11), – и тот не стал рассуждать, – я больной, я слабый, я ведь не могу, – он взял постель и пошел, потому что внутренняя готовность и упование на Христа, являлись центром его жизни и сделали свое дело, – он получил исцеление.
Ведь Господь не случайно обратился к нему, а потому что видел, какой духовный путь прошел этот человек, какую серьезную работу проделал, как все эти годы, находясь рядом с источником исцеления и внешне исцеления не получая, он исцелялся внутренне.
Очень часто Господь ждет от нас только веры и упования, и видя нашу удобоприклонность ко греху, наше непостоянство, не дает нам возможность сразу исцелиться полностью. Он не дает нам сразу богатых даров, которые мы видим у великих угодников Божиих, которые могли чисто молиться, понести труды по служению ближним, которые были просвещены Духом Божиим. С нами так не бывает.
Господь очень часто ведет нас путем расслабленного, давая возможность всегда видеть свое несовершенство, сознавать свои грехи и уповать на Него. Образ расслабленного дает пример настоящего духовного терпения, духовной борьбы, несения своего креста, надежды на Бога. Пусть мы пока ничего не можем, но если мы научимся смиренно осознавать это, Господь придет к нам и скажет: «Возьми одр свой и иди», – и мы встанем и пойдем за Христом исцеленными.
В этом Евангельском рассказе есть еще один замечательный момент. Для ветхозаветного человека духовное здоровье всегда было связано со здоровьем физическим. Исцеление телесное было знаком исцеления духовного. Евангелие часто приводит примеры того, что больной человек оказывается больным духовно. И вот Христос говорит исцеленному человеку: Не греши больше, чтобы не случилось с тобой чего хуже (Ин.5,14). Потому что самое страшное, что может с нами случится, это то, что грех может нас побороть, а нежелание бороться со грехом, это и есть расслабление.
Если мы хотим быть со Христом, если мы хотим по-настоящему духовно расти, то для каждого из нас есть только один путь – постоянная борьба со грехом, который не дает нам возможности идти ко Христу.
В Таинстве исповеди Господь подает человеку благодатные силы для этой борьбы. Мы почувствовали силу, почувствовали благодать, обновление, почувствовали, что есть настоящая жизнь духовная. И Господь к каждому из нас обращается со словами: «Ты стал здоров, но не живи прежней жизнью! Я помог тебе стать другим, но не возвращайся назад! Будь исцеленным до конца».
Прп. Исаак Сирин
Неправедно покаяние того, кто надеется за немногими и несколькими ударами в перси загладить многие неправды свои! Сомнительно прощение грехов того, кто помышляет немногими слезами без трудов и подвигов, свойственных истинному покаянию, обмыть свои многие беззакония.
Свт. Димитрий Ростовский
Смысл Таинства Покаяния заключается не в том, что был человек грешным, а теперь грех ему простился, и он за него не отвечает, а в том, что человек побеждает грех: сначала он его осознает, потом оплакивает, потом ненавидит его, начинает с грехом бороться, и, наконец, с помощью Божией его побеждает. Поэтому покаяние, как Таинство, не имеет четких временных границ. Оно начинается с личного покаяния перед Богом в тайне, когда тебя, как Нафанаила под смоковницей, видит только Господь (см.: Ин. 1, 48), продолжается во время исповедания греха Богу в храме перед священником и заканчивается в момент принесения плодов покаяния.
Не обязательно совпадая друг с другом по времени, покаяние и исповедь и эмоционально переживаются по-разному. Последняя молитва нашего вечернего правила – это повседневное исповедание грехов. В ней каждому из нас дается общая форма и перечисление наиболее очевидных прегрешений. Читая эту молитву формально, мы можем исповедоваться в тех грехах, которые, может быть, и не совершали. Не каждый даже понимает, что такое, например, «мшелоимство». А ведь эту молитвенную форму можно наполнить настоящим содержанием и вместо «скверноприбытчества, мшелоимства и лихоимства» вспомнить, как мы в этот день гордились, лгали, празднословили, обижали ближних, забывали о Боге, и принести не формальное, а настоящее покаяние. Эта ежевечерняя исповедь помогает нам понять, с какими грехами нам необходимо бороться именно сегодня, увидеть свои главные отступления от Бога. В этот момент наедине с собой они осознаются глубоко и всерьез, и понимаешь, как важно сейчас с ними справиться. И пусть через несколько дней на исповеди мы не будем чувствовать это так же глубоко и остро, и наше покаяние будет выглядеть не очень величественно и как-то мелко. Тогда, наедине с собой, мы пережили настоящее покаяние. И это тоже – Таинство, во время которого Господь нас слышит и наше покаяние принимает.
В требниках и в семинарских учебниках написаны условия, при которых совершается исповедь – священник, епитрахиль, требник, кающийся грешник, вычитанное правило. И вот вроде бы все соблюдено, и все нужные слова сказаны, но если покаяния не было и нет решимости бороться с грехом дальше, Таинство может и не совершиться. Настоящее покаяние происходит только тогда, когда оно сопровождается духовным трудом.
Десять раз ты каялся, все понял для себя, все осознал, на исповеди с сокрушением рассказал о своих грехах, и… ничего не сделал. Ведь так легко ничего не сделать после исповеди. Такая свобода, такая легкость наступает, что сразу хочется пойти в гости, поговорить со своими друзьями, да что угодно сделать, но только не трудиться над собой. Чаще всего так и бывает. Эти радость и легкость после исповеди заканчиваются полным откатом назад. А потом удивляемся, – как же так? Почему же я опять согрешил тем же самым грехом?
На самом же деле все очень просто: там, где нет духовного труда, где нет работы над собой, там не было и настоящего покаяния. Был формальный повод придти в храм, было эмоциональное переживание своего греха, было, наверное, обстоятельное объяснение, как это все совершилось, так сказать, «репортаж о содеянном», но исповеди не было.
Личное покаяние, церковная исповедь, а потом духовный труд – это единое пространство духовной жизни, это и есть Таинство; не только когда мы понимаем, что такое грех, не только когда мы приходим к священнику и говорим: «Я виноват в том-то и в том-то», – но когда исповедь и покаяние соединяются между собой, и когда после этого мы приносим плоды покаяния, и происходит освобождение от греха и духовное исцеление.
Просвети убо очи сердца моего и даждь ми умиление к покаянию и сокрушение сердца ко исправлению…
Молитва по 10 кафизме Псалтири
Библейская история о грехопадении дает возможность предположить, что Таинство Покаяния было установлено еще в Раю. И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты? (Быт. 3,9). Господь призвал Адама к покаянию, и если бы прародители покаялись, в тот же момент и были бы прощены. Но этого не случилось… Так и каждого из нас Господь ищет и призывает: «Где ты, Адам?» . И так же трудно правильно отозваться на этот зов. И мы, подобно Адаму, прячемся от Него.
Покаянию учатся, как всякому духовному подвигу. Ведь чаще всего сердце человека – окамененное, и покаяние – поверхностное: человек знает заповеди, у него есть совесть, которая подсказывает, когда он согрешает, – в этом человек себя обмануть не может, – но не всегда он способен осознать глубину своего греха, не чувствует того искажения, которое происходит с ним после согрешения, не может ужаснуться происшедшему падению. Чтобы дойти до глубины покаяния, необходимо пройти долгий и трудный духовный путь.
Начинается он, прежде всего, с молитвы, в которой человек призывает Бога дать ему искреннее покаяние: это покаянные каноны, покаянный псалом, поклоны с сердечным сокрушением, понуждение себя на этот ежедневный труд. Это молитвенный вопль Богу, чтобы Господь дал видеть грехи и открыл сердце для покаяния.
Конечно, индикатором человеческих поступков служит, прежде всего, совесть, поэтому каждый человек, верующий или неверующий, в какой-то мере испытывает и чувство покаяния, и желание покаяться. Изначально заложенное в человеке покаянное чувство возникает сначала как стыд за совершенный грех. Но внутренняя разделенность человека создает многие препятствия к покаянию. Иногда сердце глубоко осознает, что что-то не так, неправильно, а ум разобраться не может. Человек одновременно и понимает, что же на самом деле произошло, и тут же ищет этому оправдания. Свидетельство совести – это как свидетельство Иоанна Крестителя и его призыв к покаянию. Но оно может остаться гласом вопиющего в пустыне, если не соединится с умом, который, подобно Ироду, ищет оправдания своей лжи, своему греховному поступку, пытается заглушить этот призыв, как Ирод пытался заткнуть рот Иоанну Крестителю. Внутренний подвиг самого человека заключается именно в том, чтобы эти две духовные величины соединились, чтобы сердце и ум пришли в согласие, в совместный поиск правды Божией в себе самом.
Это очень болезненный путь, все естество ветхого человека восстает против обличения совести, все его падшее состояние с этим борется. Когда священник назначает кающемуся епитимью, это как раз и есть предложение потрудиться над собой для покаяния. Ведь епитимья – не наказание: как в уголовном кодексе, – за такое-то преступление столько-то лет отсидки. Это возможность растопить свое сердце, оживить как-то окамененную душу свою, чтобы глубоко-глубоко почувствовать, как страшен грех. Такая внутренняя работа сама по себе уже делает человека другим, потому что, когда он начинает осознавать ужас совершившегося падения, у него происходит перемена сознания.
Мы каемся персонально, но наши страсти являются тем, что жестоко угнетает мир. Следовательно, то, что мы живем, не является отдельным от жизни мира. Нашим покаянием мы не живем только нашу индивидуальную драму: живем в самих нас трагедию всего мира, драму его истории от начала времен.
Архим. Софроний (Сахаров)
Грех обладает страшной губительной силой не только для того, кто его совершает, но и для тех, кто с этим человеком кровно связан. В евангельской притче о двух должниках, в которой за долг одного члена семьи, вся семья продается в рабство, Господь открывает очень важный закон духовной жизни: грех одного человека связывает всех ближних, ставит препятствие на пути к Богу. За грехи одного человека без сомнения всегда страдают и другие.
Исповедь дает человеку возможность освобождать всех своих близких от греховной связи. Так покаялся евангельский должник, упросил, умолил, и Господь всех простил, всем дал свободу, развязал все узлы, которыми они были связаны.
Наиболее тесно люди соединены в браке. Как благодать, так и грех имеют особенное проникновение в наших ближних, и если два человека живут в таком единении, что они как бы одно существо, то, конечно, отвечает за грех тот, кто его совершает, но страдает от этого греха тот, кто неповинен.
Брак имеет свое осуществление только в общем взаимном спасении, иначе он лишается смысла. Если люди не спасаются вместе, то брака у них быть не может: он или разрушен, или не осуществился. Трудно сказать, каким образом происходит это взаимное спасение, может быть, молитва и сама любовь одного из супругов, несмотря на полное отвержение от Бога другого и его греховное состояние, тем не менее может в дальнейшем привести его ко спасению. Возможно, если люди до конца прожили в браке, то благодаря неустанной молитве и терпению одного из них и его постоянному сораспятию за другого этим спасается и второй… Не знаю… Тайна сия великая есть (Еф. 5, 32).
Никто не должен приступать ко Крещению во Христа, в котором очищаются все грехи, если прежде не раскается в прежней жизни. Никто не начинает новой жизни, не раскаявшись в старой.
Блаж. Августин
Многое из того, что произошло в жизни человека, уже не исправишь. И проходит жизнь, оглядываешься, и видишь свою жизнь, как кораблекрушение. Вокруг – кладбище потерянных друзей, поврежденных жизней, предательств, а человек как бы выныривает из болота и думает, что можно и дальше ни за что не отвечая перескакивать с кочки на кочку. Это величайшее заблуждение.
Мы знаем, что в Крещении человеку прощаются все грехи. Многие сейчас крестятся во взрослом состоянии и спокойны, что все прошлые грехи им прощены, но можно ли забыть о том, что совершено до Крещения? Надо ли исповедовать грехи, которые были до совершения Крещения взрослого человека? Не надо. Но тогда сделать это следует перед Крещением. Крещение взрослого человека должно предваряться полной, глубокой и подробной исповедью, потому что Крещение – это тоже Таинство Покаяния.
Человек, может быть, стал другим, но люди, которых он когда-то в юности толкнул на грех, продолжают вертеться в этой адской бездне. Как быть с этим? Возможно ли себя простить, если даже вспоминать о совершенном бывает страшно?
В свое время я сам многого не осознавал. Сейчас я молюсь за одного умершего священника. Когда он был молодым человеком, я совершил ошибку, дав ему ход к священству, а он не выдержал этого креста, стал пить и умер в запрещении. Его нашли раздетого и избитого, скончавшегося в состоянии алкогольного опьянения. А я тогда был благочинным, видел его слабости, но думал, что он найдет в себе силы бороться. Как это исправишь? Человек уже умер...
Ответственность за прошлые грехи не может исчезнуть. Как можно быть уверенным в прощении грехов, если их плоды до сих пор живут на земле? Значит, что-то надо делать. Молиться за тех, кого безумием моим соблазних и от пути спасительного отвратих, или до конца своих дней оплакивать свой грех, но только не быть успокоенным осознанием того, что ты сам уже другой. Ведь на самом деле, если ты хороший, а они погибают, это происходит и по твоим грехам. Человек должен быть внутренне озабочен этим и приносить плоды покаяния не только за себя, но и за всех тех людей, которых он когда-то толкнул на грех.
Но существует и бездна милосердия Божия, оскудевающее восполняющая и немощствующее врачующая, и это единственное, на что можно надеяться. Человек имеет возможность закрыть дорогу ко греху в самом себе, а потом добрыми делами принесенными плодами покаяния свою жизнь исцелить. В Таинстве Покаяния пресекается его греховная связь с тем обществом, с тем миром, с теми людьми, которые были втянуты в этот круговорот смерти. И я думаю, раз человек – существо церковное, его дальнейшее исцеление для многих людей может явиться ослаблением действия греха и в них. Возможно, наверно, и такое.
Понимание того, что его грех еще живет в мире, не должно позволить человеку успокаиваться в его движении к Богу. Каждое его доброе дело, каждая молитва, каждое приношение Богу должно быть в какой-то степени приношением за всех людей. Может быть, это не до конца осознается человеком, с кем-то он уже не может восстановить отношений, это может быть и ненужно. Но его добродетель каким-то таинственным образом должна коснуться и тех людей, с которыми он когда-то был связан узами греха.
Мы говорим о том, что грех – временный, а любовь – вечна, и если твоя добродетель и твоя жизнь во Христе сопряжена с вечностью, то всякая вечность другого человека может быть сопряжена и с твоей добродетелью. Иначе все бессмысленно. Иначе твое личное спасение является только осуществлением каких-то твоих собственнических идей. Мы же не можем сказать: «Я-то спасусь, а если вы не хотите или не можете, это ваше дело» Раз мы соединились в этом мире, наверное, есть и какая-то возможность, пройдя определенный круг жизни, что-то сделать для тех, с кем мы были связаны узами греха, пусть не для изменения их временной жизни, но сделать что-то для вечности.
Раз мы чаем воскресения мертвых, мы чаем и того, что есть какие-то возможности за пределами времени, и они в Боге могут иметь свое осуществление через тебя, через твое покаяние, через твою жизнь во Христе.
Когда вы о чем-то просите в течение долгого времени, и Он не дает вам помощи, знайте, что причина этому – ваша гордость. <…> мы должны помочь Богу своим смиренным мудрованием. Скажем так: «Боже мой, я такой никчемный человек. Прошу Тебя, прости и помоги мне!».
Старец Паисий Святогорец
Без постоянства, без молитвы, без понуждения себя на покаяние, – исповедь становится формальностью, привычкой, что мы часто и наблюдаем. Покаяние – это не какие-то всплески сознания, а образ жизни.
Помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется (Мф. 15,22), – говорит евангельская хананеянка, хотя ей самой, как язычнице, мессианское обетование было чуждо. Господь не откликается. А она идет и просит: «Помилуй меня, Сыне Давидов». А Господь молчит и не оборачивается. Но она идет и кричит во след. Даже ученики стали уговаривать Его: Отпусти ее, потому что кричит за нами (23). В этой евангельской истории строгость, с которой отнесся Христос к Хананеянке, удивляет до непонимания. Почему Христос отворачивается от язычницы? Как приговор звучат слова: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (24). Страшно услышать в ответ на вопль отчаявшейся матери: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (26).
Но эта женщина почему-то не оскорбилась, не прокляла Христа, не стала всем рассказывать, как Он грубо с ней обошелся, как ее не поняли, не выслушали ее горькую просьбу. Она сказала очень важное слово, она признала, увидела в себе нечто такое, что не давало ей право называться дочерью Израилевой. Но одновременно она поняла, что жить без Бога не может. Когда Господь не отвечал на ее молитвы, не поворачивался к ней лицом, она не переставала идти за Ним.
Господь не откликнулся сразу на ее призыв по одной простой причине: Он дал ей возможность совершить очень важный духовный путь – от оскверненной язычницы до дщери Израилевой. Эта женщина так долго шла за Христом, прося Его о милости, что вернуться обратно без Христа она уже не могла.
Как часто бывает с нами: Господь не помог нам сразу, и в ответ – отчаяние, уныние, нежелание идти дальше, нести свой крест, что-либо делать... Это говорит только о том, что человек шел не к Богу, он шел только за своим, за исполнением своего маленького, совсем не главного желания… Преображения жизни он не искал.
Человеку надо до конца пройти этот путь, чтобы понять, что без Бога ему невозможно жить в этом мире, что без Христа он ничто. Даже если его дочь будет здорова без Христа, это все равно будет болезнью.
И вот женщина, которая прошла такой тяжелый, казалось бы безблагодатный путь, ушла христианкой, потому что она поняла самое главное: она поняла кто она такая. Очень важно хоть раз в жизни по-настоящему увидеть себя таким, каков ты есть, понять, что занимает твое сердце. И когда это происходит с человеком, у него рождается очень важное чувство – глубочайшее покаяние и сокрушение о своей жизни. И тогда будешь просить хоть крупицу, потому что без этой крупицы жизни тебе нет.
Эта евангельская история учит нас, как надо к Господу приходить, учит понимать, на что Господь откликается: на глубочайшее смирение и сокрушение о своих грехах. А смирение начинается с того, что человек перестает бояться видеть себя таким, какой он есть на самом деле.
Искушения, неожиданно с нами случающиеся, по усмотрению Божию научают нас быть трудолюбивыми и невольно влекут к покаянию.
Прп. Марк Подвижник
Каждый день в молитве «Отче наш» мы просим: И не введи нас во искушение.
Словом «искушение» мы называем по крайней мере два обстоятельства в нашей жизни. Прежде всего, мы привыкли понимать искушение, как какое-то внешнее явление, толкающее нас на грех, и очень часто списываем на искушение то, что принадлежат лично нам, участию нашей собственной воли, сердца и ума. «Вот какое искушение», – часто говорим мы к месту и не к месту. Это выражение стало своего рода дурной присказкой православных христиан: всюду сплошные искушения. Однако, не всегда это так.
С одной стороны, конечно, бес – наш искуситель. Как мы знаем, он трижды искушал Христа в пустыне, и эти искушения до сих пор являются как бы центром нашей духовной борьбы. Но есть еще и наше самовольное стремление жить по своей воле, для себя, а во всех окружающих видеть препятствия для собственного спасения и находить в них такие качества, которыми мы свою испорченность всегда можем оправдать. В этом как раз проявляется глубокое отпадение от Бога, и искушение тут не при чем. Это мы сами.
Вспоминается такой случай из Патерика.Великим постом игумен обходил кельи братии и через окно увидел монаха со свечкой в руках, стоящего в неподвижном молитвенном положении. Долго стоял этот брат не шелохнувшись. Тогда игумен тихонько зашел в келью и увидел, что монах на свечке печет себе яйцо. Обернувшись и увидев игумена, брат воскликнул: «Отче, прости, меня бес попутал». А бес вылез из-под кровати и говорит: «Нет, это не я, это он сам придумал».
Или другой случай из более близкой нам церковной истории, из жития преподобного Амвросия Оптинского. Как-то он шел в скит и увидел, что на заборе сидит бес, ножками качает. Преподобный спрашивает: «Ты что тут делаешь?» А он: «А что мне еще делать, никакого дела в вашем монастыре нет. Такие монахи, что их искушать не надо, без меня все в порядке».
А искушения, действительно, есть. Так сатана искушает Господа в пустыне после Крещения. Он искушает Его, как человека (ведь Бога нельзя искусить), и в Его лице – все человечество. И поэтому все человечество до сих пор искушается этими тремя способами.
Первое искушение, когда бес говорит Христу, голодному Человеку, который сорок дней постился и взалкал: «Скажи, чтобы эти камни сделались хлебами, Ты же можешь» (см.: Мф. 4, 3)..
Но в силах человечества оказалось возможным все безжизненное сделать источником жизни, необходимым, как хлеб. Современный прогресс, который нас питает, и есть, собственно говоря, те камни, которые сделались для нас хлебами. Все материальное, бессмысленное и ненужное стало для мира сего источником постоянного потребления. Мир стал великим потребителем. То, что сейчас строится в первую очередь – это не больницы, не дома престарелых, не приюты для сирот, а гигантские магазины. Безумное человечество бесконечно пытается наполнить свою ненасытную утробу. Вот это искушение настоящее, которое стало мировой проблемой. Человек становится потребителем, и все человеческое стало потребительским. Права потребителя возводятся в ранг новой морали, определенных законов. «Я имею право потреблять то, что я считаю нужным». Люди потребляют друг друга и все вокруг себя. Человеческое естество может потреблять себе подобных, и общество не считает это ни развратом, ни грехом: «Я потребляю, имею право! И какая разница, кого я потребляю, противоположный пол или однополых своих. Кто посмеет сказать, что я делаю что-то не так, тот враг человечества». Всякая мораль, нравственность, закон Божий, определяющий нормы отношений между людьми, становятся враждебными.
Это искушение во все века предлагалось человечеству в целом и каждому человеку в отдельности. Как на него отвечать, показывает нам Господь: Не хлебом единым будет жить человек (Мф.4,4). И в нагорной проповеди Он говорит: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. (6,33)
Во время второго искушения бес ставит Христа на крыло храма и говорит: Бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут тебя, да не преткнешь о камень гону Твою (4,6). Не искушай Господа Бога Твоего, – отвечает на это Господь (4,7). И это искушение тоже предлагается каждому из нас и всему человечеству: «Вот смотри, какой мир лежит перед тобой, давай-ка воспарим! Плюнем на все и рванемся во все тяжкие! Вот она – свобода! Как птицы будем летать. Есть свобода абсолютная, безграничная! Делаю все, что хочу. Можно в бездну рвануться. Ничего не случится, только попробуй! Ведь тебя же Ангелы подхватят, не бойся. Представь, какую свободу ты почувствуешь в полете!»
Но вот вопрос: «Куда ты летишь?» Летишь обычно вниз. Но чувство полета каково! Каков завораживающий восторг! До земли еще так далеко…
Второе искушение, которое дается человечеству – это искушение безграничной свободой. Попробуй это, попробуй то. Ничего страшного не случится, все будет хорошо, ведь человеку все позволено. Свобода – это и есть идеал. Нет никакой нравственности, есть свобода. Нет никаких границ, есть свобода. Есть свобода, за которой на самом деле нет ничего, кроме смерти.
Третье искушение: Все это дам Тебе, если пав, поклонишься мне, – говорит сатана, показывая Христу все царства мира и славу их (Мф. 4,9). Такое простое и банальное: «Поклонись мне, и все тебе будет. Сделай вид, что Бога нет, что нет никакой духовной жизни. Сделай вид, что есть только законы мирского бытия, что тебе нужно в этом мире достичь всего, но без Бога». Не будем долго об этом говорить, современным людям это и так хорошо понятно.
К каждому из нас рано или поздно эти три искушения приходят. Как мы их встречаем, и как мы с ними боремся? Пусть будет нам в этом примером наш Спаситель, который на каждое искушение ответил от лица людей, искушаемый, как Сын Человеческий.
Еще один смысл слова «искушение» – испытание. Именно так его можно перевести с церковнославянского языка, так как оно происходит от слова «искус». Искусный – тот, кто прошел испытания, кто по-настоящему владеет ремеслом. Процесс, когда переплавляют серебро из нечистой породы в чистую, тоже по церковнославянски называют искушением. Яко искусил ны еси, Боже, разжегл ны еси, якоже разжизается сребро (Пс.65,10) В этом смысле слова нас искушает, или испытывает, Сам Господь. То есть, с одной стороны нас искушает лукавый, а с другой – испытывает Господь.
Как Бог искушает, мы знаем из Священного Писания. В книге Бытия написано, как Бог искушал Авраама. У Авраама от Сары родился долгожданный сын Исаак. Он дорос он до зрелого возраста (кто-то из толкователей считает, что он был отроком, кто-то – что он был в возрасте Христа), и тогда Господь стал искушать Авраама. Он сказал: Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе (Быт. 22,2). Авраам взвалил на Исаака вязанку хвороста, и они пошли на гору недалеко от Голгофы. И начал Исаак говорить аврааму: … вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой (Быт. 22, 7-8).
Авраам, которому было обещано от Бога, что именно через Исаака благословится весь его род и умножится, как песок морской, как звезды небесные, идет, исполняя волю Божию. На горе он разводит костер, связывает Исаака по рукам и ногам, заносит нож для заклания, и тут является Ангел Господень и освобождает Исаака, заменяя его овном.
Авраам принимает от Бога заповедь принести своего сына в жертву и одновременно верит в то, что от этого сына произойдет род человеческий. Вот это и есть искушение. С этого момента Авраам называется отцом верующих, потому, что вера его определяется не только знанием о том, что Бог есть и Ему надо приносить жертвы, не только тем, что он исполняет Его повеления, но и тем, что он настолько верит в Бога, что может в себе, в своем уме совместить совершенно несовместимые вещи, не поколебавшись ни в одном из этих двух обетований.
Это искушение кажется бессмысленным и невероятно жестоким, если мы не видим за ним крестной жертвы нашего Спасителя. Как во время искушения от дьявола Христос отвечает за все человечество и побеждает сатану от имени всего человечества, так и Авраам искушается Богом как все человечество. В его лице Господь испытывает всех нас: достойно ли человечество крестной жертвы Спасителя. Как поется в Евхаристической молитве Литургии Иоанна Златоуста: «Ибо мир Твой так возлюбил еси, якоже Сына своего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный». Авраам приносит в жертву своего единородного сына, и Бог, испытывая его верность и любовь, жертвы не принимает, но в ответ на эту верность и любовь отдает Своего Единородного Сына в жертву из каждого из нас. И поэтому всякое наше искушение от Бога – это испытание и нашей верности и любви.
Как ребенок, непрестанно касающийся огня греха и плачущий, человечество непрестанно касается огня греха и похоти, плачет, и страдает, но - снова и снова касается... не понимая своего состояния духовной детскости...
Арх. Иоанн сан-Францисский
Грех это болезнь. И исповедь – не всегда моментальное выздоровление.
Если грех по-настоящему из человека изживается, то после исповеди он настолько чувствует ненависть к нему, что самый помысел об этом грехе вызывает внутреннюю брань против него. Это означает, что человек чист от греха и свободен. Но исключительно редко бывает с нами такое глубокое сердечное покаяние, которое не дает возможности греху даже к нам приблизиться, так что всякое приближение помысла этого греха вызывает у нас желание всеми силами души ему сопротивляться. И поэтому грех, особенно мелкий грех, – это хроническое состояние нашей души. Очень досадно и горько это сознавать, но это действительно так.
После тяжелой болезни, человек обычно еще долго бывает слаб, например, после перелома долго не может твердо держаться на ногах, ходит, опираясь на палочку. Так и после исповеди: грех может быть прощен, но чтобы научиться жить без греха, помнить о нем и страшиться согрешить, Господь иногда оставляет в человеке чувство боли и несвободы, которое уберегает нас от дальнейших ошибок, чтобы мы не переставали себя укорять и чувствовали, насколько страшен грек, как тяжело и даже невозможно с ним жить. Досада, смущение и боль могут оставаться в душе еще очень долгое время. Человек скорбит, мучается немножко, на сердце бывает тяжесть, но эта тяжесть и скорбь предохраняют его от будущих ошибок. Хотя, к сожалению, не всегда.
Есть много таких грехов, в которых человеку приходится каяться постоянно, особенно связанных с нашей гордыней, обидчивостью, уязвленным самолюбием. Ты вроде и покаялся, что обиду простить не можешь, и очень хочешь из своего сердца это изжить, как-то по-настоящему исцелиться, но сразу не получается.
Часто люди говорят в смущении: «Ну, зачем я буду приходить на исповедь с одним и тем же грехом?» А на самом деле, если человек духовно с напряжением живет и трудится над собой, если он постоянно много сил прилагает, а грех этот в нем остается, то это уже не тот грех. Наше покаяние постепенно лишает грех власти над нами.
Мы снова и снова каемся в уже исповеданном грехе, но каждый раз мы делаем это, находясь уже на другом уровне: мы осознали свой грех иначе, увидели его с другой стороны, он имеет, может быть, то же название, но это уже совершенно другой грех. Ведь грех многослоен. В нем много поверхностных и глубинных уровней, и человек часто то одну шкурку снимет, то другую, пока дойдет до самой сердцевины. Может быть, вся жизнь на это и уйдет.
Кажется, что мы ходим по кругу, но это более походит на восхождение по серпантину на вершину горы. Наше движение – это не круг, а спираль духовного восхождения. Главное, не останавливаться, а всегда идти вперед: не просто признавая, что это хроническая болезнь (я в ней пребываю, свыкся с ней, приблизительно знаю, как ее переживать, но лечиться не буду, так как считаю, что это бесполезно и бессмысленно, – думать так неправильно), а помнить о том, что это хроническая болезнь, но она, конечно, исцеляемая. Все болезни даются для исцеления, даже неизлечимые.
А доказательством того, что они (грехи) прощены, служит то, что из наших сердец истребляется и расположение к ним.
Прп. Иоанн Кассиан Римлянин
На исповеди каждое наше согрешение должно переживаться именно как отлучение от Бога, иначе исповедь лишается смысла, превращаясь в сеанс психотерапии, этакую духовную химчистку, в которую человек сдает грязную одежду своей души, а получает чистую. Человек просит у Бога прощения и рассчитывает, что Бог обязательно простит, – это как бы вменяется Ему в обязанность. А исповедь объявляется Таинством, в котором хочешь или не хочешь, но тебе грехи обязательно отпустятся, раз Таинство, значит, оно непреложно в своем действии…
Конечно же, всякий раз на исповеди прощаются грехи, но это не значит, что человек становится свободным от греха. Ведь Господь прощает, а человек не становится свободным, потому что сам не хочет освободиться до конца, не хочет приложить усилия для того, чтобы с этим грехом бороться.
Исповедь облегчает жизнь человека, и он очень легко может вернуться к своим страстям. Стало легко, он опять получил помощь, и быстро забыл о той милости, которую Господь ему оказал, и по забвению легко возвращается на прежнее. Но все же надо очень хорошо понимать, что за формой «прощаю и разрешаю», может быть полное неразрешение и непрощение. Бывают такие грехи, такие состояния, что если духовник их внимательно рассматривает, то он может и не прочесть над человеком разрешительной молитвы до тех пор, пока тот не исправит себя, пока не принесет плодов покаяния. Недопущение человека до Причастия это и есть его непрощение. Пока человек отлучен от Церкви, он вне Бога, значит, грех на нем остается, грех еще не искуплен, человек еще не сделал ничего, чтобы его разрешить.
Можно считать, что исповедь, которая не приносит никаких плодов покаяния, и не совершалась. При этом дело совсем не в том, как человек себя на исповеди обнажает, как может описать свой грех. Разные состояния свойственны человеческой душе: иногда необходимость открывать себя до конца причиняет боль, а иногда удовольствие. Разные бывают люди. Некоторые могут скрывать в себе какие-то наклонности и свой грех представлять менее страшным, но есть такое свойство человеческой гордыни и самолюбования, когда человек готов себя достаточно сильно на исповеди обнажить. Если идешь на исповедь, ожидая формального прощения греха только из-за того, что способен назвать этот грех по имени, определить его достаточно серьезно, даже себя в некотором смысле уничижив, но знаешь, что грех тебе еще сладок, что грех тебе еще мил, что ты не хочешь до конца от него отказаться, то этот грех остается с тобой. И знаком непрощения является то, что ты снова в этот грех впадаешь, остаешься с тем, с чем был.
Покаяние измеряется плодами, и истинное духовное покаяние, это изменение жизни. Как его достигнуть? Только решимостью борьбы с грехом. Человек видит в себе, и по настоящему переживает те грехи, с которыми он имеет силы справиться, какими бы большими они ему не казались. Иногда грех, как Голиаф предстает перед нами, но мы, подобно Давиду, должны его победить. То, что мы сами в себе видим в результате помощи духовника, или как озарение нашей совести, или как обличение нашими ближними, все, что дается нашим живым опытом, это видение того, что у нас есть силы бороться с этими грехами. И если мы с ними не боремся, то ответственность за них целиком ложится на нас.
В притче о двух должниках господин простил человека, отпустил, а он тут же начал требовать долг со своего должника, при первой же возможности проявил себя таким же, каким был до этого. Вот пример того, что прощен человек, но не исцелен, и снова посажен в темницу.
Конечно, грех прощается человеку на исповеди. Не надо думать, что существует небесная бухгалтерия, которая тщательно подсчитывает все человеческие грехопадения. Но результатом прощения греха может быть только изменившаяся жизнь человека, и если это не происходит, то человеку приходится нести на себе последствия этого прощения, которое дается только вместе с очень серьезной ответственностью. Ты получил прощение и не изменил свою жизнь, – и тогда приходишь на суд, где тебе говорят, как тому должнику: «Не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последней полушки» (Лк. 12,59).
А бывает так, что человек прощен и исцелен. Это означает, что покаяние совершилось во всей полноте, и прежнего греха с ним случиться уже не может, потому что он принес плоды покаяния.
Согрешить – дело человеческое, но во грехе быть и лежать – дьявольское.
Свт. Тихон Задонский
Мы все знаем Евангельскую историю о расслабленном (Ин.5, 2-14), который много лет был парализован, не мог приблизиться к целебной воде, и не имел такого человека, который мог бы помочь ему. Расслабленный находился в том месте, где люди получали исцеление, но сам его не получал. Тридцать восемь лет он провел рядом с благодатью, ожидал, когда эта благодать его коснется, и не терял надежды.
Так часто случается и с нами. Мы находимся в таком месте, где люди причащаются и исповедуют свои грехи. Для каждого человека наступает такое время, например время поста, когда благодать касается его сердца, но проходит пост, и возвращаются расслабление, немощи, невозможности собрать себя в единое целое и продолжать жить духовной жизнью. И человека посещает уныние или даже отчаяние, когда он смотрит на себя и понимает, что с ним ничего не происходит. Он ходит в Церковь, а ничего не меняется: каким был раздражительным, таким и остался; каким был ленивым, таким и остался; каким был нерадивым, таким и остался. Почему это происходит? Ведь всё рядом, рядом Христос, рядом Таинства, всё в храме дышит благодатью, которая способна каждого исцелить. Но вот проходят годы, а исцеление, как нам кажется, не наступает. Но так ли это?
Господь показывает, что тридцать лет лежания возле купели силоамской в расслабленном состоянии не прошли даром. Человек всю свою жизнь потратил на то, чтобы быть рядом с благодатью с чувством глубокой надежды на то, что найдется кто-нибудь, кто ввергнет его в купель. Все эти тридцать лет он был грешным и, как кажется, ничего не делал, но на самом деле он внутренне стремился к этому исцелению, потому что, как только рука Господня коснулась его, расслабленный отозвался всем существом. Господь сказал: Возьми постель твою и ходи (Ин. 5,11), – и тот не стал рассуждать, – я больной, я слабый, я ведь не могу, – он взял постель и пошел, потому что внутренняя готовность и упование на Христа, являлись центром его жизни и сделали свое дело, – он получил исцеление.
Ведь Господь не случайно обратился к нему, а потому что видел, какой духовный путь прошел этот человек, какую серьезную работу проделал, как все эти годы, находясь рядом с источником исцеления и внешне исцеления не получая, он исцелялся внутренне.
Очень часто Господь ждет от нас только веры и упования, и видя нашу удобоприклонность ко греху, наше непостоянство, не дает нам возможность сразу исцелиться полностью. Он не дает нам сразу богатых даров, которые мы видим у великих угодников Божиих, которые могли чисто молиться, понести труды по служению ближним, которые были просвещены Духом Божиим. С нами так не бывает.
Господь очень часто ведет нас путем расслабленного, давая возможность всегда видеть свое несовершенство, сознавать свои грехи и уповать на Него. Образ расслабленного дает пример настоящего духовного терпения, духовной борьбы, несения своего креста, надежды на Бога. Пусть мы пока ничего не можем, но если мы научимся смиренно осознавать это, Господь придет к нам и скажет: «Возьми одр свой и иди», – и мы встанем и пойдем за Христом исцеленными.
В этом Евангельском рассказе есть еще один замечательный момент. Для ветхозаветного человека духовное здоровье всегда было связано со здоровьем физическим. Исцеление телесное было знаком исцеления духовного. Евангелие часто приводит примеры того, что больной человек оказывается больным духовно. И вот Христос говорит исцеленному человеку: Не греши больше, чтобы не случилось с тобой чего хуже (Ин.5,14). Потому что самое страшное, что может с нами случится, это то, что грех может нас побороть, а нежелание бороться со грехом, это и есть расслабление.
Если мы хотим быть со Христом, если мы хотим по-настоящему духовно расти, то для каждого из нас есть только один путь – постоянная борьба со грехом, который не дает нам возможности идти ко Христу.
В Таинстве исповеди Господь подает человеку благодатные силы для этой борьбы. Мы почувствовали силу, почувствовали благодать, обновление, почувствовали, что есть настоящая жизнь духовная. И Господь к каждому из нас обращается со словами: «Ты стал здоров, но не живи прежней жизнью! Я помог тебе стать другим, но не возвращайся назад! Будь исцеленным до конца».