Светлана Завьялова
Что мы делаем обычно, увидев неопрятно одетого человека, сидящего на картонке на улице или расположившегося с большими пакетами на скамейке в ближайшем сквере, или задумчиво подходящего к помойке во дворе? Отворачиваемся, отодвигаемся, отходим… Изменить приставку «от» на «при» — приходить, привозить, приносить — смогли прихожане Спасо-Парголовского храма. Они создали Лазаревский фонд, который кормит, поит, одевает и согревает городских бомжей.
В промозглый пятничный вечер около станции метро «Удельная» я искала синий забор. Люди спешили с работы, хлопали двери магазинчиков, ветер доносил обрывки фраз и запах духов. Вне этой суеты на автобусной остановке сидел задумчивый мужчина. С третьей попытки я обнаружила в темноте нужный забор. Около него должен был остановиться автобус без номера, которого, очевидно, и ожидал задумчивый мужчина. Чем ближе к назначенному времени подползала стрелка часов, тем чаще сутулые фигуры выныривали из темноты и размещались на асфальтовом пятачке. Они были похожи друг на друга, как близкие родственники, двигались неторопливо, обменивались отдельными словами, как люди давно знакомые, которым уже нечего сказать друг другу. Ровно в назначенный час подъехал белый автобус с надписью «Спасо-Парголовский храм. Лазаревский фонд». Подошли два волонтера — Олег и Фаина, с удивлением взглянули на меня: «У нас по графику сегодня двое, а вы?» — «У меня другое задание — сделать репортаж». Фаина надела маску и перчатки и стала помогать Олегу разливать по тарелкам горячий борщ. Граждане кормящиеся не спеша вошли в автобус и расселись по местам. Ко мне подошел мужчина, по виду старик, и сказал доверительно: «Я не с ними. Я случайно тут оказался. Видите, я во всем чистом. И сегодня в церковь ходил. Я не могу с ними сидеть, я не бомж. Мне 43 года». Наша беседа была прервана появлением двух молодых людей, которые стали задавать мужчине вопросы: не нуждается ли он в ночлеге, в работе, в восстановлении документов и в медицинской помощи. С одним из этих двоих — похожим на стрекозу из-за гигантских наушников на голове — я позже познакомилась.
Андрей
Он пять лет занимается волонтерской деятельностью, а до этого одиннадцать лет колол все, что колется, курил все, что курится. Его мама могла вздохнуть спокойно, только когда он сидел в тюрьме за воровство: там сын был в тепле и сыт. В один момент Андрей понял, что погибает, и ужаснулся этому до самых глубин души.
— В наркологический диспансер я сам пришел, просился, меня не брали — выгнали на мороз, а это было в Мурманске. «Скорая помощь» не брала. Такое отношение пренебрежительное… Реальной медицинской помощи не получил ни разу. А ведь зависимость так крепко держит — один не выберешься. Надо, чтобы кто-нибудь взял за руку и отвел от смерти. Мне очень помог кризисный центр социальной адаптации на Петербургском подворье Оптиной пустыни — межрегиональная общественная организация «Содействие». У нас такой девиз: «Помоги себе через помощь другим!»
А «другие» тем временем взяли по второй порции борща. Один мужчина с аккуратной белой бородкой, как у доктора Айболита, очень резко прореагировал на вопросы ребят о помощи: «Ваше дело — кормить, а не спрашивать, я сюда жрать прихожу!» Подошла солидная пожилая дама в красном плаще и берете, кивнула мне и сказала: «Когда свою передачу сделаете, назовите ее „Танечка". Это я — Танечка, я замуж выхожу! Не смотрите, что я такая толстая, у меня там внизу пальто кожаное, чтобы не запачкалось». Танечка весела и добродушна. А вот одна очень опухшая женщина стала нецензурно ругаться, что я фотографирую, но ее быстро успокоили: «Молчи, Алексеевна, а то голодной останешься!» Оказывается, здесь есть правило — приходить трезвыми и не использовать в речи неформальную лексику.
Андрей и его компаньон Александр стали выгружать из автобуса коробки: «А домой, ребят кормить!» Оказалось, «домой» — это в ночлежку. «Это вашим подопечным?» — спрашиваю я у Андрея. Он смеется: «Я и сам — подопечный! Мы снимаем большую квартиру на Петроградской и живем на самообеспечении. Я работаю на „Адмиралтейских верфях", кто-то занимается грузоперевозками, другие распространяют объявления. Есть и больные, кто не может работать. Но из двадцати человек двенадцать работают. Без дела невозможно вырваться из зависимости, чем-то надо заполнить жизнь. А самое главное — Бог. Хожу в храм, причащаюсь. Назад дороги нет, через Церковь выплываем».
Сегодня они пришли пригласить к себе нуждающихся в ночлеге. Проблема в том, что человек, долгое время проживший на улице, уже не может жить в доме. Побудет день-два и уходит на улицу. «Вот недавно один вышел покурить и не вернулся. Пошел на Ладожский вокзал, там на ночь не закрывают. Не все понимают, что не они нужны организации, а организация — им. Благодарность? Да. Вот я благодарен, поэтому остался. Кто имеет это чувство, те выживают».
Появилась молоденькая, тонкая как свечечка, с ясным лицом Наташа — волонтер, вошла в автобус и стала оказывать медицинскую помощь тем, кто в ней нуждался. Эти ребята однажды решились и пришли помогать. Спрашиваю Олега: «Почему вы этим занимаетесь?» Олег думает некоторое время: «Так мне нравится работа такая». Спрашиваю Фаину: «Что привело вас сюда?» Оказалось, Фаина работает с больными детьми, занимается арт-терапией на базе Русского музея, сегодня впервые решила попробовать себя в роли волонтера. Для Андрея это форма покаяния: «Мне помогли, я тоже помогаю. И нам помогают: вот один доктор в Боткинской больнице нашим бесплатно флюорографию делает…»
Не очень давно я видела парижских бомжей — чистенькие, добродушные сидели они на скамейках и тротуарах. Удалось даже понять, о чем они говорили — об оттенках женской красоты. Там всю работу с ними проводит государство: раз в две недели каждого обязательно моют и переодевают. Парижские бездомные могут расположиться на ночлег поперек тротуара, и никто им не скажет худого слова. Некоторые ставят палатки там, где теплые места — решетки вентиляции, где теплый воздух выходит из метро. Многие сидят с чистыми собачками, за которыми тоже обеспечен уход государства. Кто же этим занимается у нас?
Константин Кириченко
Мы сидим в его трехкомнатной квартире, которая находится в состоянии ремонта. Константин — прихожанин Спасо-Парголовского храма, восемь лет назад он тоже проходил реабилитацию на подворье Оптиной пустыни. В большой комнате ремонт уже завершен, стены сияют белизной, нет ничего лишнего. У ног Константина расположилась крупная овчарка. По краям дивана — свернувшиеся кошки, которых я вначале приняла за диванные подушечки. Дети накрывают на стол, поочередно появляясь из кухни. Их четверо, два мальчика и две девочки. Поглядывают с любопытством. Константин рассказывает о волонтерах; оказывается, в Спасо-Парголовском храме есть прихожанка, у которой семеро детей, так вот она перевозит бездомных, ищет им приют. «Семеро детей — это да, а четверо — это мало», — подытоживает он. А есть подвижники, отдавшие свою квартиру под ночлежку и живущие там же со своими детьми.
— Наш фонд назван именем Иулиании Лазаревской, — говорит Константин. — В моей семье очень почитается эта святая. Недавно нужны были деньги, чтобы поставить автобус на профилактику, а их нет. Я начал молиться святой Иулиании. На другой день мне звонит незнакомый человек и говорит: «Я хочу вашему фонду деньги пожертвовать, сейчас подъеду». И привез 300 000 рублей, это в десять раз больше, чем надо было. Мир не без добрых людей, Господь помогает. В храме нам поставили отдельную кружку для пожертвований.
А началось все со старого ПАЗа: ржавый, но ходовая часть в норме. Покрасили, написали «Русская Православная Церковь. Спасо-Парголовский храм». (Интересный момент: когда автобус снимал канал «РТР», телевизионщики на экране надпись закрасили и про Церковь не сказали ни слова, озвучили только название проекта: «Маршрут надежды».) Салон разделили фанерной перегородкой, прорезали в ней окно, чтобы выдавать еду бездомным. Раз в неделю салон обрабатывают химикатами в целях уничтожения разных инфекций, самая живучая из которых — туберкулезная палочка…
— Очень интересно получилось у нас в первый выезд, на «Удельной». Перед этим я два дня ходил по местному «блошиному рынку» и раздавал листовки с объявлением. И вот мы приехали — бездомных нет. Мы пошли искать по округе — никого нет вообще. Потом мы, как люди православные, помолились, чтобы нам кого-то найти побыстрее. После молитвы пошли в сторону ближайшего магазина «Пятерочка», смотрим, на скамейке сидит женщина — стопроцентно «наша клиентка». Мы к ней: «Может, вы хотите есть?», а она отвечает: «Я как раз думаю, где же мне сегодня поесть». И еще говорит: «Я тут всех знаю». И она привела троих, те привели еще… Буквально через двадцать минут мы кормили больше десяти человек.
Одного бака еды, если выдавать по одной порции, хватает человек на двадцать пять. Но бездомные стараются наесться впрок. Сейчас в автобус в среднем приходят около сорока человек. Они съедают полностью два бака супа. В автобусе оказывают первую медицинскую помощь: у бездомных страшные раны, у многих трофические язвы. У каждого второго СПИД, туберкулез. Большинство — алкоголики: как они объясняют, без водки им не заснуть на улице.
— Знаете, что «Скорую помощь» вызывать для них бесполезно? — продолжает Константин. — Она их выбрасывает через несколько кварталов. Бездомные мало кому нужны. Процентов на девяносто они сами в этом виноваты, но все-таки… Сейчас еще и обморожения добавились. Мы в секонд-хэнде купили теп-лые штаны, свитера, куртки, сапоги. У нас немецкая система: человек подходит, называет имя и фамилию, мы записываем, какую вещь он получил, — и больше в этом сезоне ему такую не выдаем. Пропил — ну, извини, твои проблемы.
Проблемы
Пока фонд существует только на частные пожертвования. Правда, бездомные относятся к самой сложной категории в этом плане: люди охотнее жертвуют на больных детей и многодетные семьи. Совсем недавно фонд начал плотно сотрудничать с городскими социальными службами Выборгского и Василеостровского районов. Речь уже идет о строительстве стацио-нара, и отчеты фонда лягут в основу отчета соцслужбы по бездомным. Константин выяснил, почему в районе нет дома ночного пребывания бездомных. Чтобы получить статус бездомного, человек должен встать на учет в собесе, и только со справкой из собеса отправиться в специальный отдел по бездомным. Понятно, что к этой процедуре не многие бомжи готовы. Итог — в комплексный центр на пр. Художников, 9, приходят единицы. В ноябре, например, этот показатель составил ноль. Так для кого строить дом ночного пребывания, если бездомных по статистике в районе нет?
Но опыт сотрудников Лазаревского фонда и других благотворительных организаций показывает, что в Санкт-Петербурге существует острая потребность в создании дополнительных пунктов обогрева и временного проживания для бездомных людей. По официальным данным, городские дома ночного пребывания рассчитаны на 279 мест, в то время как численность бездомных в городе составляет около 30 000 человек. В зимнее время года среди бездомных резко увеличивается смертность вследствие переохлаждения и несвоевременного оказания медицинской помощи.
— С октября этого года наш фонд работает над проектом организации зимней обогреваемой палатки ночного пребывания, — говорит Константин. — С администрацией согласованы два места — в промзоне Парнас и на Васильевском острове. Проект предполагает установку палатки или ангара из ПВХ на тридцать спальных мест или пятьдесят сидячих, в зависимости от количества бездомных, нуждающихся в помощи единовременно. Сейчас нам нужны материальные средства на оба наших проекта. «Маршрут надежды» — питание для бездомных, горючее для автобуса, наемный водитель, медперсонал, медикаменты, расходы на восстановление документов и отправка домой иногородних — всего около 70 000 рублей ежемесячно, не считая экстренных трат в случае поломки автобуса. «Ночной пункт обогрева», по предварительным расчетам, потребует в месяц около 150 000 рублей: дизельное топливо, дежурные (для этой работы волонтеры не годятся), дневной охранник, питание, медперсонал, медикаменты. Такая вот ситуация.
Карамазов
Константин рассказывает спокойно, как-то буднично, без эмоций, как о самом обыкновенном деле, попутно показывает большую коллекцию африканских монет. Почему африканских? «Они красивые, все разные», — Константин по-детски улыбается. И правда, на монетах — и цветы, и крокодилы. Старший сын Даня собирает монеты Азии, Ангелина — просто монеты, а маленькая первоклашка Тася ничего не собирает, она рисует. Ваня играет на флейте, Ангелина — на фортепиано. Мама Лена, маленькая, стройная, быстрая как девочка, хлопочет у стола, прислушивается к разговору, мягко улыбается. В какой-то момент дети приносят крошечных вопящих котят и сажают мне на колени. «Сколько же у вас зверей?» — «О, вы еще не видели нашего вислоухого кролика!» Я понимаю, есть люди с такими широкими сердцами, что там всем найдется место — и детям, и животным, и бездомным.
«Константин, ну все-таки, почему? Почему бомжи?» — «Так ведь надо же что-то делать!» Простой ответ на вопрос, который и не стоял в жизни. Просто взял и купил автобус, просто организовал закупку и приготовление продуктов, просто нашел людей, которые тоже не могут жить только для себя. Как тут не вспомнить Алешу Карамазова: «Не могу я дать два рубля, когда Господь говорит, что нужно раздать все свое имение. Не могу я ходить только к обедне, когда Господь учит оставить все и следовать за Ним».
по адресам:
- Удельный пр., д. 27 - 20:00
- Энгельса 133 - 19:00
- Комендантский 33 - 21:00
- Возле Спасо-Парголовского храма еда раздается каждое воскресение возле палатки для сбора вещей в 15.00 не только бездомным, но и малоимущим.
Чем можно помочь фонду: Денежные пожертвования. Они необходимы для оплаты труда водителя и медицинского персонала. Добровольцы для ночной работы в автобусе. Доброволец занимается раздачей питания и социальной помощью бездомным.