Рождество Христово... Величайшее событие мировой истории, величайшая радость, величайший праздник, необыкновенно шумный и суетный на Западе, значительно более скромный у нас, ставший в России своего рода отданием самого, увы, любимого нашим народом праздника — Нового года, сколько шумного и помпезного, столько же и бессодержательного. Ибо кто из празднующих Новый год действительно верит, что он действительно станет новым, лучшим человеком, чем был в прошлом году.
Но нужна ли пышность, шумиха, безудержное веселье празднику Рождества Христова? Не привело ли все это на Западе ко все более упорному стремлению исключить Христа из Рождества, сначала превратив его в просто Рождество без упоминания о Христе, а теперь уже требуют переименовать Christmas в некий Xmas, т. е. полностью секуляризовать его, превратить в просто зимний праздник, торжество всех видов плотоугодия, подобный нашему Новому году.
Да, нынешние лидеры общественного мнения также боятся и гонят Христа, как с самого Рождения Его, боялись и гнали Его Ирод и Иудейские старейшины. Гнали и гонят, потому, что одно упоминание о Христе уязвляет их спящую совесть, которую они хотели бы совсем сжечь или окаменить.
Ведь о чем же праздник Рождества Христова, если не о величайшей, неописуемой милости Божией к погибающему во грехах человеческому роду и о величайшей неблагодарности этого рода к своему Создателю сначала в лице вождей иудейского народа, а потом, в сущности, и всех народов, даже ставших называться христианскими, но так и не поставивших заповеди Христовы в центр, не сделавших их законом общественного и индивидуального развития.
Мы умиляемся, глядя на бесчисленные изображения Рождественского вертепа, на вола, на ослика, на эту кажущуюся семейную идиллию Святого Семейства. Но вдумаемся, какое страшное проявление человеческой черствости стоит за привычной Рождественской идиллией.
Приходит Иосиф, мнимый отец Господа со своей мнимой супругой, беременной на последнем месяце, в свой родной город, город отца своего Давида, и ни один человек не признает их за родственников, никто не оказывает им традиционного восточного гостеприимства. Все боятся, как бы Она не родила в их доме, и гонят прочь Тех, Которые могли бы стать источником славы для принявших Их в роды родов. Даже в гостинице не находится места Им, потому, что никому не хотелось возиться с женщиной, которая вот-вот должна родить.
Бог пришел к людям, а они отослали Его к скоту. Не проливает ли это некий свет на тот всегда удивляющий нас факт, когда мы видим большую человечность в животных, чем в некоторых людях. «Его согревало дыханье вола и осла...». Разве не стали и животные с пришествием Христа более человечными, не будут ли они, благодаря Его пришествию в свою меру также наследниками будущей жизни — это вопрос, который почти не занимал христианское богословие, и это кажется странным — ведь первыми друзьями Господа стали животные, и невозможно, чтобы сопребывание Господа с животными не оказывало благотворного действия на весь род тех, коих мы называем бессловесными.
Да, христианское богословие много потрудилось над постижением того факта, почему Господь родился в такой вопиющей нищете. Основным объяснением является то, что Господь таким образом явил то, в какую нищету впал человеческий род после грехопадения Адамова, хотя, духовно ослепнув, он не видит этого, зачастую принимая падение за преуспеяние.
Поскольку образ Рождения Господа был вольный, был избран Им самим, то желая избавить человечества от этой нищеты греховной, Он сам родился в нищете, среди животных, чтобы явить человеческому роду, сколь глубоко он пал и сколь радикальное избавление ему требуется, поскольку хотящему родиться Господу не нашлось места среди людей, а только в загоне для скота. Не значит ли это, что человеческий род пал ниже животных, которые остались в том чине, в котором были сотворены.
Да, удивительный факт, что предыдущие Господу Ангельские силы, предуготовляющие Ему место Его земного обитания, не могли найти ему лучшего места, чем пастушеская пещера и загон для скота. Не является это величайшим подтверждением поговорки, что не место красит человека, а человек место. Самое ничтожное место на Земле — вертеп, т. е. пещера, в которую загоняли на ночь или на зиму скот, становится не Землей, а самим Небом, Родившая же Господа без потери детства Матерь становится Престолом Божества, поддерживаемого Херувимами, а кормушка для скота, скотские ясли, становятся вместилищем, в котором почивает Невместимый ни Землей, ни Небом, как поет Церковь в одном из самых известных своих Рождественских песнопений — ирмосе 9-й песни 1-го канона на Рождество.
Самые ничтожные вещи приобретают величайший смысл, если к ним прикасается творческая сила Божества, а, наоборот самые великие по видимости творения человека, оказываются преходящими и ничтожными, если движущей силой их создания было человеческое тщеславие и гордыня. От величественных храмов и дворцов Римской империи остались в лучшем случае лишь руины, а пастушеская пещера, в которой родился Христос, останется предметом благоговейного почитания до скончания века.
Но ведь ни одно тысячелетие иудеи ждали пришествия Христова, знали все признаки Его пришествия, описанные пророками. Почему же, когда появилась весть, что Он действительно родился, это вызвало беспокойство не только Ирода, который панически боялся любого потенциального претендента на свою власть, но и жителей Иерусалима, вероятно, их верхушки. (Мф. 2, 3) Иноплеменник Ирод, тиран презираемый многими правоверными иудеями, оказался за одно с теми, кто ежедневно учил и слушал во Храме поучения о великих благах, которые принесет пришествие Мессии.
Вот, Он приходит, а им страшно, потому что не хотят они ничего менять в своей благополучной жизни, в которой так мало места для Богоугождения, в которой так безраздельно господствует самолюбие и самоугодие, ставшее поистине для них подлинным богом и господом. Поистине, пришел к своим, и свои Его не приняли (Ин.1, 11), не приняли с самого начала, ни принимали в течение всей Его земной Жизни, закончившейся высшей точкой этого неприятия — Распятием Господа на Кресте.
Но принимаем ли Господа мы, именующие себя православными христианами? Не боимся ли Второго пришествия Господа, как жители Иерусалима испугались Его Первого пришествия, не стремимся ли мы, как можно дальше отодвинуть его, а не приблизить?
Празднуя Рождество Христово, мы не должны забывать, что это величайшее, радостнейшее событие сопровождалось первым массовым мученичеством за Христа — гибелью 14 тысяч младенцев Вифлеемских, ставших жертвой чудовищного властолюбия Ирода.
До конца века мы вряд ли поймем, кому была принесена эта жертва и зачем вообще она была нужна. Для того, ли, чтобы показать, что никакая ярость и злоба, вздымающаяся против того, что определено Промыслом Божиим, никогда не достигнет своей цели. Ведь Ирод, убивший 14 тысяч младенцев, не убил Того Единого, ради убийства Которого он развязал эту гнусную бойню. Подобно тому, как фараон, приказавший умерщвлять всех младенцев мужеского пола, не только не умертвил, но вскормил в собственном дворце того, который впоследствии освободит Израиля из египетского рабства.
Или же избавление Христа от убийства Ирода доказывает сильнее всех других доказательств, что страдание Христа было безусловно вольное.
Во всяком случае, только в свете Воскресения Христова и следующего за ним Общего Воскресения можно отыскать смысл всех чудовищных несообразностей земной жизни не только до, но и после Христа.
А может быть, действительно мученичество за Христа есть не только величайший подвиг, но и величайшее блаженство, как и считали в первые века христианства, и Господь благоизволил сподобить его младенцев, которые удостоились быть рожденными во дни Его, стать Его ровесниками и сверстниками. Или же Он установил тем самым закон для всех Его последователей на все времена, что без мученичества не может быть подлинного блаженства.
Несомненно, что в мученичестве Вифлеемских младенцев заключается глубочайший смысл. Ведь Господь мог не дать совершиться этому чудовищному злодеянию. Он мог бы умертвить Ирода, прежде чем тот сумел осуществить свой преступный замысел, но вместо этого он смиренно, подобно простому человеку, спасается от Ирода в Египте.
Если мы вспомним, что Египет, вековая цитадель языческой магии, стал в первые века христианства цитаделью христианского подвижничества, что большинство подвижников, вошедших в историю Церкви с титулом «Великий» были уроженцами Египта, то, поймем, что не случайно, но глубоко промыслительно было это путешествие Господа в Египет. В путешествии младенца Господа, отвергнутого и гонимого в собственной стране, в Египет предзнаменовано будущее призвание в Церковь Христову языческих народов.
Но и другое есть великое предзнаменование этого призвания — это поклонение Волхвов. Когда те, которые должны были распознать Господа, которые веками учились этому распознаванию, не распознали, но вынудили Его к бегству, тогда никогда не слышавшие о Нем, никогда не чаявшие встречи с ним, жившие за тридевять земель от того места, где Он родился, были научены познанию и поклонению Ему самой звездой, которая служила предметом их поклонения. Вот в чем положительный смысл астрологии — она привела своих служителей ко Христу не в силу, конечно, своего баснословного искусства, но в силу Промысла Божия, способного и зло превращать в добро.
Церковь так торжественно празднует Рождество Христово, что хочет дать понять все безмерное величие этого события для всех людей, в том числе и для тех, кто одебелел душой по причине житейских попечений. Поэтому она придает такое светлорадостное звучание тем обстоятельствам Рождения Господа, которые отнюдь не радостны, но скорее, наоборот, трагичны, но безмерно радостными делает их безмерная Любовь Божия, единственная подлинно абсолютная Любовь, проявляющаяся в них.
Поэтому Господь, которого в действительности не ожидал на Земле почти никто, представляется в Церковных гимнах как бы непрерывно ожидающимся, и это, конечно потому, что ожидали Его пришествия Ангелы, ожидали Его пришествия ветхозаветные Праведники, ожидали даже и языческие Сивиллы.
И все-таки Церковь сознает и трагический характер Рождества Христова — неслучайно она дает Рождеству пять дней Предпразднества, которые представляют некоторое Подобие Страстной Седмицы. Каноны на повечерии составлены по подобию трипеснцев и канонов на утрени Страстной Седмицы. Их главной темой является злодейство Ирода и необходимость бодрствовать перед лицом искушений мира сего.
Рождество есть торжество величайшей Божественной Любви и милости к человеческому роду, милости, Которой мы и все вместе и каждый по отдельности в сущности остались недостойными. Будем же не забывать хотя бы об этом недостоинстве, и стараться непрестанно благодарить Господа за все, чтобы Он не посылал нам в этой жизни.
Всех с наступающим величайшим праздником Рождества Христова!