Протоиерей Игорь Прекуп

Пост… как много в этом слове для сердца православного слилось!

Перифраз известных нам слов, может, и не лишен иронии, но вдумаемся, как порой причудливы, как разнообразны наши представления о посте.

Для кого-то пост торжественно-мрачен — и тем как раз ценен, ибо всякий подвиг формирует чувство собственной значимости (поэтому надо как можно интенсивней накрутить себя в постнической изощренности), для кого-то светел и непринужден (как бы сам строго ни постился), кому-то – просто правило церковной дисциплины, которое надо исполнить, «не заморачиваясь глубинами и рефлексиями» (мясо-молочного нельзя? – не проблема: мы такие постненькие блюда сготовим, что пальчики оближешь!), а для кого-нибудь и вовсе – период в календаре, имеющий весьма параллельное значение для него лично и для всей его семьи (поводы могут быть разными: «пост должен быть духовным», «пост – для здоровых, а мы все больные», «жизнь такая, что нет возможности выбирать в пище» и вообще «пост – это не главное»).

В этом многообразии нет единства, но мы сейчас не станем погружаться в анализ каждого из отмеченных представлений, выявляя в них истинное и отметая ложное, но сосредоточимся на теме поста Успенского.

Для начала отметим все же одну общую черту всех многодневных постов: они предваряют светлое торжество, готовят к нему. Не в том смысле, чтобы, вот, потерпеть скорбь, дабы на ее фоне полнее, ярче прочувствовать радость освобождения от нее, но в смысле подготовки души к вмещению радости от соприкосновения с вечностью, в чем, собственно, и состоит суть любого христианского празднования.

В приготовлении к празднику Успения Пресвятой Богородицы в этом отношении существуют некоторые нюансы. Что мы собираемся праздновать? К какой радости готовимся? С Пасхой понятно, с Рождеством тоже – это важнейшие события Домостроительства нашего спасения, и память святых апостолов Петра и Павла – торжество благовестия и устроения Церкви, которую «не одолеют врата адовы» (Мф. 16; 18).

А Успение? Это же, формально выражаясь, смерть. Что тут праздновать? Ведь, в отличие от крестной смерти Спасителя, кончина Его Пречистой Матери никого не спасла, не исцелила. Это было горе для всех, кто с ней общался. В честь чего приготовительный пост, может, ради того, чтобы ощутить бренность бытия?.. Нет, принцип тот же: приготовление к Радости.

Причем тут своя специфика. Обратите внимание, что праздник Успения Божией Матери, предваряемый двухнедельным постом, как бы обнимается и пронизан праздниками Ее Сына – так называемыми тремя Спасами: начинается пост праздником, посвященным Кресту – жертвеннику нашего с Ней спасения, символу богозаповеданной любви; в середине его – Преображение Господне, а на следующий день после Успения – память Нерукотворного Образа. Господь как бы обнимает Свою Матерь, ибо Ей «оружие прошло душу» (Лк. 2; 35) скорбями за Сына, своей жизнью Она явила наглядный пример преображенной души, и именно благодаря Ей состоялось воплощение Слова, свидетельствуемое иконописью.

Но почему из всех богородичных праздников именно Успение так почитается, что предваряется многодневным постом? Да потому что для христианина «жизнь – Христос, и смерть – приобретение» (Флп. 1; 21)!

Скорбь расставания, естественная и понятная для тех, кто уже не мог с ней общаться по-прежнему, была, благодаря вечно опаздывавшему апостолу Фоме, перекрыта радостью обнаружения, что Богородицу «гроб и умерщвление не удержаста». Сохранившая девство при рождении Богомладенца, Она не оставляет мира в Своем успении, будучи первейшей нашей молитвенницей.

Всякий пост, по выражению прот. Александра Шмемана, – «светлая печаль», но к Успенскому посту это относится в особенности. О нем уместно сказать: небесная печаль. Он, как верно было кем-то подмечено, словно окрашен в лазурные тона. Быть может, именно Успенский пост помогает лучше всего осознать сущность поста как такового, потому что наилучшим образом пример постничества являет нам Пресвятая Дева, чуждая от рождения всякой скверны и свободная, благодаря всецелому устремлению души к Богу, от человеческих немощей, и настолько же нечуждая, близкая немощным людям, сочувствующая им, ищущая любой возможности доставить им самую простую, земную радость (вспомним, с чего начинаются чудеса Христовы).

Авва Евагрий называет кротость «аристократической добродетелью». Царица Небесная явила ее в непоколебимой любви к Богу и людям, ради которых воплотился Ее Сын, к тем самым людям, которых она видела глумящимися над Ним; к нам – своими грехами присоединяющимся к Его распинателям.

Это хранение себя «неоскверненными от мира» (Иак. 1; 27): от его злобы и малодушия, от его гордыни и подлости, от его человекоугодия и высокомерия, бесцеремонности и равнодушия, разнузданности и бесчувствия, трусости и дерзости – хранение себя от этих и множества других, зачастую маскирующихся под добродетель, пороков и есть истинное постничество, пример которого явила нам Пресвятая Богородица. О Богородице, по словам лично знавших Ее людей, сщмч. Игнатий Богоносец свидетельствует, что «Она в гонениях и бедах всегда бывала весела, в нуждах и нищете не огорчалась, на оскорбляющих Ее не гневалась, но даже благодетельствовала им. Была кроткой в благополучии, милостивой к бедным и помогала им во всяком добром деле».

Подражание Божией Матери в этих чертах должно быть средоточием нашего внимания в Успенском посту.