На склоне небольшой горы, поросшей мелким кустарником, стоит маленькая церквушка. Почти никто не обращает на неё внимания. Или вправду она пуста, безжизненна? Даже, смотрите, и тропочки, ведущие к ней, кажется, заросли густой травой. Но,чу! Кто-то идёт, и прямо к церкви. По направлению к храму двигался человек выше среднего роста. Вот он остановился, окинул большими глазами окружающую местность, посмотрел на реку, взглянул на высокое небо и перекрестился. Затем, подойдя к дверям храма, он осторожно открыл дверь и вошёл внутрь. Спустя две-три минуты этой же тропочкой прошло ещё два-три человека, которые тоже скрылись в храме. Наблюдая со стороны, мы думали, что сейчас начнётся перезвон, и маленькая церквочка оживёт, как уснувшая певица. Но звона не было, она продолжала стоять молча, будто потерявшая свой голос. Мы заходим внутрь и видим: внутри церкви по углам стояло несколько теней, в разных местах светило несколько свечей. Впереди,справа,слышалось нестройное пение, а там, ещё дальше, за закрытыми дверями и тяжёлым иконостасом слабым голосом произносил возглося священик.
Так вот что! - решили мы;вся жизнь церкви внутри. Снаружи она будто неживая, а внутри её жизнь теплится и продолжается. Постояв немного, мы заметили, что в храм пришло ещё несколько человек, мужчин и женщин, преимущественно преклонного возраста, и все они, ставши кто по углам, кто у слабо освещённых окон, усердно молились Богу. С порядком служб мы почти не знакомы, стоим и наблюдаем. Вот на клиросе негромкий женский голос монотонно стал что-то читать, почти бесконечное. Свет всюду погас. Мы стояли в полутьме и, прислушиваясь, с большим трудом разбирали некоторые слова. И когда же окончится это чтение?Но, слышите, кажется, кто-то плачет? Какие-то глубокие вздохи, то в одном месте, то в другом,то совсем рядом,у самых наших ног. Внутри что-то обрывается, что-то дрожит… и наше уличное настроение сменяется грустным и задумчивым. Вот чтение кончилось, засветились огоньки, просияли лица молящихся, и маленькая церковь будто встрепенулась. Впереди запели что-то торжественное и стройное.Женские голоса переливались,точно струны,то мелодично повышая звуки, то затихая и замирая. Священник, облачённый в светлую ризу, с кадилом в руке, вышел из алтаря и произнёс песнь хвалы Богородице. Затем он стал обходить кругом храма, кадить иконам и людям, кланяясь им. Клирос и весь народ что-то пели протяжно и умилительно.Обходя народ с кадилом, священник подошёл и к нам. Он покадил, скромно кланяясь,и пошёл дальше. Большинство народу стояло на коленях и пело, преклоняя свои головы до пола.Вся внутренность храма наполнялась тонким облаком благоухания и стройным мелодичным народным пением. Как-то было хорошо и уютно. Что-то новое и таинственно-необъяснимое шевелилось внутри, будто даже знакомое, что-то детское, давно минувшее, всколыхнуло в груди. Мы хотели выйти, но продолжали стоять, не двигаясь. Нам с кем-то захотелось поговорить,но все были заняты своим делом, и на нас мало обращали внимания. Так и простояли мы до конца службы. Тихо, спокойно закончилась служба; погасли свечи, народ стал выходить. Мы всё стояли. Вот уже и священик вышел из алтаря. Помолившись, он пошёл к выходу, прямо мимо нас. При слабом освещении мы уловили его приветливый взор, и нам даже показалось, он нас приветствовал склонением головы.
- Так и служите, - невольно вырвалось из моих уст.
Священник остановился и,глядя добрыми глазами мне прямо в лицо,кратко сказал:
- Да,конечно, с Божьей помощью. В его словах звучала какая-то необычная красота, задушевность, доброжелательные нотки и в тоже время серьёзность.
- Но ведь как же, - замешкался я,смущаясь, - ведь вас так немного,и для вас лично это бесперспективно. Он мягко улыбнулся и сказал почти ласково:
- Вот как раз,друг мой,это очень перспективно.
- Но ведь здесь-то,в земном плане?
- Здесь, да, перспективы никакой, но ведь есть и другая жизнь. Священник говорил так серьёзно, убедительно и в то же время так деликатно, что нам захотелось действительно согласиться с другой жизнью, сверхземной, надмирной.
Немного помолчав, мой друг сказал:
- Кажется, церковь доживает последние дни и она уже при смерти.
- Говорят так и даже пишут, согласился священник, но вот мы живём и дышим.
- Надолго ли?
- Время покажет.
- А всё таки?
Священник поглядел на нас и без всякого пафоса сказал:
- Вы знаете, Церковь Христова неумирающая.
Мы вышли за дверь, и сразу нас обдало, как порывом ветра, шумом большой жизни, с реки доносился гул идущих пароходов, движение разного транспорта, крики, восклицание и пение. Мы сразу оказались будто в другом мире. Я вопросительно посмотрел на священника,как бы говоря ему: видите, вся жизнь здесь, вне вашего храма, а у вас?... Он понял мой взгляд и,слегка разводя руками, сказал:
- Ну что ж поделаешь? Вольному воля, а спасённому - рай!
- И так мало будет спасённых? - удивился я.
- Нет, зачем же? Здесь, около церкви, вне церкви, в большом миру, в широкой жизни много будет спасённых. Раз церковь будет жива, и хотя даже больна, и пусть даже при смерти, всё равно она будет спасать, и что ни больше она будет страдать, и что ни больше её будут унижать, и даже будут считать её обречённой, она будет шире действовать и жизненность её будет долговечной.
- А как же с Россией, с новым обществом?
- Мы молимся о пользе прогресса и благословляем все добрые начинания.
- Что-то туманно очень.
- Хорошо, я вам поясню примером. Вот летит вольная стая птиц. Много их, несколько десятков или сотен. Среди них много молодых, т.е. новых поколений. Они-то и особенно рвутся вперёд, стремясь лететь всё быстрее и быстрее. И если наблюдать с земли, то создаётся впечатление, будто вся масса несётся вперёд без всякого управления, без всякой цели, подвергая себя всяким опасностям. Но,по существу, дело обстоит иначе, ведь впереди всей этой стаи, этого несметного птичьего полчища, летит вожак, который знает дорогу, а по бокам и позади выставлена охрана, которая состоит из матерей молодых птиц. Так вот, - сказал священник, - наше общество, особенно его молодое поколение, неудержимо стремится вперёд, изыскивает новые, усовершенствованные формы жизни, оно несётся, как стая молодых птиц, подвергая себя опасности, в неведомое пространство. А Церковь, как мудрая мать, не оставляет их на произвол судьбы. Истинная мать, болеющая и заботящаяся не только о своих послушных детях, но и о непокорных, неотделима от своего народа, она не рвётся вперёд, но мудро и предусмотрительно идёт позади, неуклонно выполняя Заветы Пастыреначальника Иисуса Христа. И вот потому-то Церковь не может умереть, и не может её никто одолеть, потому что Сам Иисус Христос сказал: созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют её. Вот она и стоит как сиротка (и священник указал рукой на церквочку, которая стояла опять одинокой и забытой, будто оставленная и даже поруганная). Но ведь Церковь не вся здесь, в этом маленьком храме, в этих немногих старушках. Церковь - в народе. Она, как бы вкрапленная в самую народную гущу, и хотя этих драгоценных "вкрапин" становится всё меньше и меньше в новом обществе, но всё же они непременно есть, и они будут, как вы сами видите, если внимательно отнесётесь к жизни, как, например, в настоящий день.
Мы поблагодарили добродушного священника и расстались.
- А всё-таки что-то толковое говорил он нам, - сказал мне мой друг.
- Да, ничего, умный мужик, главное, добрый и обаятельный.
Мы пошли молча, каждый обдумывал про себя виденное и слышанное, и когда нам следовало спуститься вниз, к большой реке, мы, будто по команде, оглянулись в последний раз на неё. Она стояла одинокая, ни большая, ни маленькая, беленькая, вдали.
"Неумирающая Церковь", - подумал я.И это мне показалось вполне достоверным,правдоподобным,но и печальным…