Дедуктивный метод

Очень давно, еще в самом начале священнического пути, я стал участником одной удивительной истории. Пытаюсь найти ей место в ряду повествований, так или иначе связанных с участием священнослужителей, и кроме как историй об отце Брауне, герое рассказов Честертона, ничего на ум не приходит.

Способность к дедуктивному образу мышления у меня обнаружилась еще в юности, когда я служил в армии срочную службу. Дело обстояло следующим образом. Наш командир полка потерял секретный документ. На самом деле в нем не было ничего секретного и проходил он по политической части, но гриф на нем стоял, и роспись командира в его получении имелась, а документа в наличии не было. И это накануне полугодовой проверки. Командир полка, лишь месяц назад назначенный на должность, понял, что его командирская карьера, скорее всего, этим месяцем и ограничится.

Вызвал он меня к себе, а я тогда был лейтенантом-двухгодичником и одновременно помощником начальника штаба полка, и говорит:

– Лейтенант, спаси меня, найди документ. Я тебя к медали представлю. Веришь? Клянусь! – и он торжественно, точно как в зарубежных фильмах, поднял вверх два пальца. Только Библии и не доставало.

– Ладно, – отвечаю, – будем спасать.

Три дня искали. Перерыли мы с моим сержантом всё что могли – нет документа. Куда только ни заглядывали, нет его, и всё тут. Конечно, бывали такие случаи, когда, желая насолить человеку, уворовывали секретный документ и просто сжигали. Но здесь… мстить тому, кто еще никого не успел обидеть? Маловероятно. И тогда, вспомнив о методе дедукции знаменитого Шерлока Холмса, я вернулся в офицерское общежитие, лег на койку и принялся думать. И нашел.

Предположил, что документ по ошибке могли вложить в личное дело одного из летчиков, благо что цвет корочки у личного дела был такой же. Звоню в вышестоящий штаб, куда мы отправляли почту, и точно – документ на месте.

Правда, вместо медали я попросил у командира десять суток отпуска. На самом деле, зачем мне медаль? На том всё благополучно и закончилось.

* * *

Я еще только-только начинал служить в церкви, и ко мне обратилась молодая женщина, мать двух маленьких детей.

– Батюшка, пришла просить освятить мне квартиру. Что-то у нас дома творится, а что – не пойму. Только плохо всё очень.

Квартиру я ей, конечно, освятил. И думаю: хорошо бы поговорить с человеком, о проблемах расспросить. Хотя священник я и неопытный, но все-таки, может, что-нибудь и присоветую. Бывает, Господь открывается и через простецов.

– Не знаю, отчего это с нами произошло, но стала я замечать за собой некоторые странности. Мы с мужем оба рано овдовевшие. Вот и потянулись друг к другу, у него ребенок, и у меня тоже. Всего, получается, двое. Он мужчина ответственный, обстоятельный и очень работящий. Без дела никогда не сидит. О семье заботится, на еду и одежду зарабатывает. Я с ребятишками дома. Ни я, ни он никогда не различали: это, мол, мои дети, а это – твои. И никогда такого не было, чтобы моему, значит, в первую очередь, а твоему после. Год назад я сильно заболела и лежала в больнице. Вернулась домой и заметила за собой неладное. Я начала жалеть хлеб его ребенку. Своего люблю, как и прежде, а его мальчик меня теперь всё больше и больше раздражает и даже вызывает чувство ненависти. Вот и с мужем. Раньше я встречаю его с работы, радуюсь, обнимаю, усажу за стол, накормлю. А сейчас меня словно подменили. Его еще нет, а у меня к нему злоба в груди закипает. Он еще не пришел, а я уже вся не своя. Дверь открывается, муж заходит – и я, точно собака, принимаюсь на него лаять. И не успокоюсь, пока не доведу человека до слез. Удивляюсь, как он еще меня терпит! Батюшка, ничего не понимаю. Чтобы я на кого-нибудь прежде так злилась?! Да не такой я по природе человек.

Я ее слушаю, а сам думаю: ну ладно, мужа можно и разлюбить. Может, он ее обидел как-то нечаянно, внимание не проявил. Всякое случается в отношениях мужчины и женщины, но дети… Ненависть к детям очень плохое чувство. Можно сказать, сатанинское. Стоп, а может, на самом деле здесь что-то такое нечистое?

Здесь мой взгляд падает на большой семейный фотоальбом. Собираясь взять паузу, чтобы еще немного подумать, прошу посмотреть фотографии. Женщина открывает альбом и с удовольствием начинает рассказывать, кто и по какому поводу сюда попал.

Интересно, а это кто? Я смотрю на большую фотографию моей собеседницы, смотрю в ее глаза и вдруг понимаю, что это не она. Вернее, она – и одновременно не она.

Заметив, как пристально я всматриваюсь в изображение, женщина отзывается:

– Это в прошлом году меня муж снимал. Мы тогда гостили у его родителей.

Смотрю на нее, потом перевожу взгляд на фотографию, и снова на нее, и вновь на фотографию. Глаза, они разные – год назад и сегодня. Тогда теплые и лучистые, сейчас холодные и равнодушные.

– Мать, а что если ты на самом деле бесноватая? Посмотри на себя в зеркало. В глаза посмотри, а теперь сюда, на фотографию.

Она внимательно рассматривает свое отражение.

– Ой, как это?! Как такое могло случиться?

– Не знаю.

– А можно это как-то проверить?

Помню, в свое время, еще очень давно, вычитал я у кого-то из авторов очень простой и доступный тест на бесноватость. Им когда-то раньше, еще до революции, пользовались врачи-психиатры. Ставя больному диагноз, они сразу выясняли, чей это пациент и смогут ли они ему помочь.

Тест проводился следующим образом. Брали десять одинаковых стаканов и во все, кроме одного, наливали святую воду. Потом предлагали больному выбрать любой стакан и отпить из него воды. Опыт проводили трижды. Понятно, что человек не знал, в каком стакане простая вода. И если все три раза испытуемый безошибочно тянулся именно к стакану с обычной водой, то врачи отказывались его лечить медикаментами и отправляли в монастырь. «Это не наш, – говорили они монахам, – мы в этом случае бессильны».

Вот и мы с ней решили повторить тот же тест. Правда, десяти стаканов у моей хозяйки не нашлось, и тогда она выставила шесть традиционных хрустальных рюмок. Трижды она выходила из комнаты, потом возвращалась назад и брала понравившуюся ей рюмочку. И трижды безошибочно выбирала одну и ту же с простой водой.

– Ты никакой магией не занимаешься? Сейчас это модно. Может, заговоры читаешь или еще что-то там наподобие?

– Нет, – она напряженно о чем-то думает и выходит из комнаты. – Разве что только эту книжку лечебных православных заговоров из серии «Лечись молитвой». Я когда в больницу попала, мне ее одна женщина подарила. Сказала, что помогает. Что же теперь делать? Мне можно как-то от злобы моей избавиться?

– Наверно, да. Только теперь тебе нужно начать ходить в храм, молиться Богу, исповедоваться и причащаться. Это нелегкий путь. Но другого я не знаю. Подготовившись, поедешь в Троице-Сергиеву Лавру, поговоришь с духовниками. Возможно, и помогут.

В храм эта женщина пришла еще только один раз. Она дождалась меня, подошла после службы к кресту и сказала:

– Батюшка, катастрофа: после освящения мой муж стал таким же, как я. Это что же, получается: злом можно заразиться, словно гриппом?!

Больше я ее не видел.

* * *

Сегодня не принято разделять пациентов психиатрических клиник на людей реально больных и на людей бесноватых. Сегодня у нас все больные – и наркоманы, и алкоголики.

Был у нас на приходе один человек. Хороший человек, очень добрый, Игорем звали. Одна беда – алкоголик. Каялся часто. Встанет перед распятием и плачет:

– Прости меня, Господи, снова я напился.

Однажды он мне рассказал о своем детстве. Ему было лет шесть, когда старший брат решил научить его плавать. Вместе с другом они сели в лодку, вывезли малыша на середину реки и столкнули того в воду: «Жить захочешь – выплывешь!» И уплыли.

– В том месте речка была достаточно глубокой. Я не ожидал, что вдруг окажусь в воде. Поначалу испугался, но потом принялся изо всех сил барахтаться. Только сил у шестилетнего ребенка немного. Мальчишки стоят на берегу, смотрят, как я тону, но на мои крики не отзываются. Тогда впервые в жизни я закричал: «Боженька, помоги»! Прокричал – и пошел ко дну. Думаю: всё, теперь точно утону, – и в ту же секунду нащупал ногою дно. Не просто дно, а целую дорожку, ведущую к берегу. Нащупал и выбрался на песок. Сколько раз потом я пытался найти эту дорожку. Всё дно обшарил. Нет ее. Вот так и вышло: брат хотел научить меня плавать, а научил молиться.

Как стал алкоголиком? Сам не заметил. У нас вся семья запойные – и отец, и мы с братом. Месяц можешь не пить, два. На водку и не смотришь, а потом словно волна накатывает, накрывает тебя с головой, и ничего не можешь с собой поделать. Пьешь и напиться не можешь. Потом отпустит, снова живешь. Однажды добрые люди подсказали мне съездить в Серпухов к иконе «Неупиваемая Чаша». Приехал и сам того не ожидая угодил прямо на престольный праздник. Ходил вместе со всеми крестным ходом, молился и прикладывался к образу. Вернулся с праздника и не пил целый год. Ты знаешь, какое это счастье – не пить?!

В течение этого трезвого года Игорь снова женился. В его дом вошла верующая женщина, она и привела мужа в Церковь.

Но всё хорошее когда-то заканчивается, подошел к концу и его трезвый год. Другой бы снова поехал в Серпухов, но Игорь почему-то остался дома. И волна не заставила себя долго ждать, вновь накрыла и, вобрав в себя разум, совесть и волю несчастного, потащила за собою в хмельной омут. Запои участились, опустился человек. Наконец не выдержала жена:

– Ночью просыпаюсь и вижу моего Игоря. Батюшка, это уже не человек, а сущий демон. Ползает по полу на четвереньках и изрыгает хулу на всё святое. Глаза не мигают, и взгляд чужой, незнакомый. Не мой это муж, батюшка, страшно.

После ухода жены Игорь сдал еще больше: вразумлять-то теперь его было некому. У него часто текла носом кровь, а на лице виднелись следы от постоянных травм. Но даже таким он не забывал приходить в церковь. Говоришь ему:

– Ну что же ты, Игорь, руки-то опустил? Нельзя так, погибнешь.

– Знаю, только бороться уже сил не осталось.

Жалел я его, да и не я один. Хороший был человек. Как представишь его в компании потерявших человеческий облик пьянчужек – сердце кровью обливается. Многие о нем тогда молились.

Однажды находит он меня в храме, радостный такой, улыбается:

– Я чего тебе скажу! Я Христа сегодня видел! Ночью вдруг просыпаюсь и вижу Его. В лунном свете Он стоит, такой узнаваемый, и на меня смотрит. Сколько в Его глазах любви, не рассказать… Я перед Ним на колени и умоляю: «Забери меня, Господи, я так устал. Может, лучше было бы утонуть мне тогда в детстве, я бы ангелом стал, а так – всю жизнь промучился». Он продолжает смотреть на меня, и я слышу: «Обязательно заберу. Ты потерпи немного».

После того случая никто больше Игоря пьяным не видел. Еще через месяц он пришел на исповедь, отстоял воскресную службу и причастился. То ночное видение окрыляло его и давало силы жить дальше.

Внезапно поселок потрясла новость. После работы мужики, как обычно, распивали. В тот вечер кто-то раздобыл бутылку спирта. Потом следствие установило, что в нем находился яд. Совсем немного, но этого хватило. Несколько человек погибло. Среди них и наш Игорь.

Обо всех, кто отравился, просили молиться заочно, а Игоря принесли в храм. Мол, раз он к вам ходил, вы и хороните.

Я отпевал его и думал: куда ты теперь, Игорек? Где найдет приют твоя исстрадавшаяся душа?

Конечно, алкоголики Царства Божия не наследуют. Одно согревало: этот горький пьяница до последнего цеплялся за Христа, а Господь, как известно, Своих не бросает.

* * *

Встречи, расставания… Вся жизнь состоит из множества пересечений, ни к чему не обязывающих взглядов, разговоров, прикосновений рук и губ. На первый взгляд, эти встречи случайны, но на самом деле в жизни ничего случайного нет. Что-то нам предлагается в преодоление и научение, а что-то – в утешение. Порой от встреч остается неприятный и даже болезненный осадок, а иногда – будто прикосновение теплого солнечного лучика.

Эта девочка росла на наших глазах. В храм она стала приходить уже будучи ученицей старших классов. Потом куда-то уезжала получать специальность и вновь возвращалась к нам. Она никогда не отличалась особой религиозностью, не изнуряла тело постами или бессонными ночами. Нет, просто приходила в церковь и улыбалась прихожанам, шла на исповедь и точно так же улыбалась священнику. Во время службы улыбка если и сходила с ее лица, то глаза всё так же продолжали сиять радостью.

Помню ее неожиданную просьбу дать ей рекомендательное письмо. Она решила поучиться сестринскому делу в Москве при Марфо-Мариинской обители.

– Мне хочется послужить Богу и людям.

– А дальше что? Планируешь остаться в обители?

– Не знаю, как сложится. Вы только молитесь обо мне, пожалуйста.

Спустя год она, став патронажной сестрой, вступила в сестричество и осталась в обители.

На мой вопрос:

– Зачем? Ты могла бы создать и собственную семью. Жила бы в миру и точно так же помогала бы людям.

– Знаю, батюшка, но мое желание остаться в обители так сильно, что перевешивает все доводы.

Удивительное повторение. Еще в начале прошлого века, задолго перед революцией, ее прапрадед «заболел» таким же желанием. Ходил в монастырь к старцу и тот благословил сперва вырастить детей и только потом, если не ослабеет желание, вновь приходить для разговора. Не ослабело. С согласия жены построил в трех километрах от деревни пустыньку, в которой и прожил одиннадцать лет. Прожил бы и дольше, да только большевики разорили его уединение и прогнали пустынника.

Потомки подвижника по молитвам дедушки проводили жизнь добрую и благочестивую, дедушку вспоминали с благоговением, но о чем-то большем никто из них не помышлял.

Век спустя, уже в четвертом поколении от праведника, вновь у одного из его потомков проявилось неутолимое желание встречи с Богом.

Теперь она живет в Москве, на Большой Ордынке, но и нас не забывает. Приезжая к бабушке, бывает в храме. Всякий раз, разговаривая с ней, я смотрю в ее счастливые глаза и задаю всё один и тот же вопрос:

– Не жалеешь?

– Что вы, батюшка, ведь там настоящая жизнь!

В тот день я решил потрудиться у себя в алтаре. Службы не было и я, вооружившись кистью, поновлял один из углов – очень уж он закоптился. Двери в храм оставил открытыми, благо акустика у нас удивительная: всё слыхать. Но как она вошла, не услышал, и только когда совсем недалеко от алтаря кто-то негромко позвал: «Батюшка! Это я», – как был с кистью в руке, так и поспешил на выход. Точно, она. В черной, монашеского покроя одежде и в таком же – черного цвета – платочке. Глаза всё такие же ликующие:

– Я только на денек! Вчера вечером зуб разболелся, и меня благословили съездить к врачу. Никогда не болел, а сейчас вот, – она виновато развела руками, – так получилось. А я теперь еще и на клиросе пою! Какая же я счастливая, батюшка! Сейчас бабушку обниму и назад: мне на вечернюю хочется успеть.

Ее настроение передается мне, мы улыбаемся и смотрим друг на друга.

– Ну, я побегу?

– Храни тебя Господь, девочка! Спасибо, что не забываешь.

На следующий день крестил детей. Во время таинства стараюсь комментировать то, что делаем.

– А сейчас крестные с младенцами поворачиваются лицом на запад. И произносят крещальные обеты. Дети маленькие, и вы, взрослые, делаете это вместо них. Видите, мы не только на словах отрекаемся от сатаны, но даже и плюем на него. Да, вот так, «и дуни, и плюни на него»! Вдумайтесь: мы бросаем вызов врагу рода человеческого от лица этих маленьких человечков. И сейчас же не медля обращаемся ко Христу и посвящаем Ему наших детей. «Сочетаваеши ли ся Христу»? «Сочетаваюся»! Теперь мы никого не боимся. Мы плюем на всякую нечистоту, потому что с нами Сам Христос. А если Он с нами, то кто против нас?

В храме, как обычно во время крещения, многолюдно. Такое событие – праздник для всей семьи. Кто-то молится, кто-то просто стоит и с улыбкой смотрит на малышей. Папы, мамы, дедушки, бабушки – все тут.

Может, потому я сперва и не обратил внимания на молодого человека, лет 35, приятной внешности и спортивного телосложения. С таким человеком тянет если не поговорить, так хотя бы просто перекинуться парой дежурных фраз, улыбнуться и пожелать здоровья.

Одновременно было в нем что-то такое отталкивающее, что при более пристальном рассмотрении его лица, а особенно глаз моментально отбивало всякое желание с ним общаться.

После окончания крещения шумная счастливая толпа детей и взрослых дружно направилась к выходу. Храм опустел и сразу же погрузился в тишину. В этой тишине остались только мы двое – я и молодой человек, весь вид которого говорил, что он больше привык подчинять, нежели подчиняться.

Он стоял возле солеи и смотрел в мою сторону уверенным немигающим взглядом. Я догадывался: он хочет со мной заговорить. Только мне этого совсем не хотелось, потому я и попытался было пройти в алтарь, но мужчина меня окликнул:

– Батюшка, мне бы с вами поговорить.

Я остановился.

– Наблюдал за тем, как вы крестите, мне понравилось. Особенно эти ваши слова: «Мы плюем на врага рода человеческого». Да, замечательно.

​Он говорит, а у меня в голове: где-то я видел этого человека. И тут же вспомнил: да это же Советник из старого советского фильма «Снежная королева», точно такой же – ни эмоций, ни улыбки.

– Я тоже был бы не прочь плюнуть в его сторону, только, увы, не имею такой возможности. Потому как мне пришлось бы плевать в самого себя.

И видя недоумение в моих от удивления широко открывшихся глазах, без тени улыбки продолжил:

– Он во мне уже много лет, еще от юности. Как вошел? Не знаю. Просто однажды вдруг почувствовал в себе где-то здесь, в груди, ничем не насыщаемую огненную топку. Об этом состоянии трудно рассказать, его можно только испытать. Такие, как я, легко узнают друг друга – именно по наличию такой вот «топки» в груди.

– А что, таких, как вы, немало?

– Во всяком случае в моем окружении предостаточно.

Я удивился, узнав, кем он работает и какую в таком возрасте занимает должность.

– Не удивляйтесь. С ним чувствуешь себя уверенно и всегда добиваешься того, что задумал. Он ведет своего носителя по карьерной лестнице. С его помощью я легко пожираю тех, кто встает на моем пути. Потому что тот, кто во мне, обычно сильнее тех, кто был в них.

– Получается, что между такими, как вы, идет постоянная борьба?

– Нет, иногда мы любим друг друга, особенно когда собираемся вместе и напиваемся. Тогда те, кто в нас, пищат от радости. Мы способны выпивать очень и очень много и при этом не пьянеть и никогда после не болеть похмельем.

– Вы не пытались избавиться от того, кто в вас?

– Однажды попытался и даже ездил к одному мудрому монаху. Но не получилось. Скорее всего, я еще не готов с ним расстаться. Ведь тогда моя карьера рухнет и я потеряю способность подчинять себе других. С ним удобно. Например, входишь в церковь и сразу видишь, кто и какой страстью страдает. Имея такое знание, легко управлять человеком. А еще тот, кто во мне, личность необыкновенно творческая и позволяет находить выход из любой ситуации. Особенно когда мне требуется быстрота решения. В такие минуты я созываю подчиненных и устраиваю им разнос, кричу, обязательно матом, топаю ногами. Потом всех выгоняю, сажусь за стол и успокаиваюсь. Тогда в моей голове рождаются удивительные, порой просто гениальные решения. Как часто информация лавиной проходит сквозь мой разум. Я знаю то, о чем вы способны только предполагать. Например, мне известна иерархия темных сил, и я знаю, как они действуют. Вы что-нибудь слышали о такой книжке «Записки Баламута»?

– Клайва Льюиса? Не только слышал, но и читал.

– Я тоже ее прочел. Знаете, очень похоже на то, что есть на самом деле. Вы сегодня плевали на сатану. А ведь вы даже не представляете, какой он на самом деле.

– А вы представляете?

– Да. Несколько раз в своей жизни я чувствовал его приближение. Я чувствую его как некую огромную духовную субстанцию, готовую ворваться в этот мир и поглотить его. Но существует большая сила, что не допускает ему сюда прорваться. Какие-то малые начала проходят, но для него самого проход пока остается закрытым. Конечно, я вынужден постоянно подавлять в себе моего «подселенца». Но иногда он становится очень сильным и заставляет меня вытворять такое, о чем вам лучше не знать. Сейчас по телевидению часто показывают состязания между экстрасенсами. Я бы тоже мог в нем поучаствовать, но положение не позволяет. Хотя я знаком с некоторыми из тех, кто участвует в телепередаче «Битва экстрасенсов», периодически мы общаемся, и, скажу вам, они относятся ко мне с большим пиететом.

Мы беседовали с этим человеком около получаса. Под конец нашего разговора он вдруг и заявляет:

– Сейчас мне с моим «подселенцем» удобно. Я не говорю – комфортно, с ним никогда не расслабишься, но пока он мне нужен. Только я не собираюсь терпеть его вечно, потому что знаю, что такое ад, и сделаю всё, чтобы туда не попасть. Я человек верующий, ношу на себе крест с распятием, периодически хожу на службы, причащаюсь. И когда-нибудь обязательно от него избавлюсь, но не сейчас. Как у нас раньше говорили: пока еще не созрел.

Он попросил молитв, вежливо поклонился и ушел. А я остался стоять, пытаясь прийти в себя. Я не испугался его, нет, но от последнего признания, что такой человек еще и причащается, честно скажу, содрогнулся. Какой уж тут тест на бесноватость!

Почему-то на память пришел вчерашний неожиданный визит нашего светлого ангела из Марфо-Мариинской обители. И сопоставив события двух последних дней, понял, отчего у нее вдруг так внезапно заболел зуб и она появилась у нас в храме. Именно вчера, потому что сегодня должен был прийти он.

Еще понял, что я не один, – эта мысль согрела сердце и принесла успокоение.

Несколько дней спустя я попал по делам в митрополию и там неожиданно встретил моего хорошего товарища. Когда-то мы учились с ним в Свято-Тихоновском институте. Встретившись, зашли в кафе, вспоминая годы совместной учебы, наших товарищей и учителей. Всё еще находясь под впечатлением недавнего разговора с незнакомцем, я поделился с моим собеседником и спросил, что он обо всём этом думает?

Тот улыбнулся:

– В любом случае для тебя это тема очередного рассказа. И хорошо бы его подать в какой-нибудь интригующей форме. Представь, если бы на твоем месте оказался, ну, тот же Эдгар По или Конан Дойль с его диалогами между Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном.

Потом мы прогуливались с ним по городу и, сочиняя подходящий сюжет, оказались рядом с одним из храмов. Я вспомнил, что видел в нем замечательный образ святителя Николая, и немедленно предложил:

– Отче, давай зайдем. Мы хотим написать икону святителя Николая, а здесь как раз именно такой образ, который мне очень нравится.

Заходим. В церкви никого нет, только рядом с иконостасом стоит благообразная, пожилых лет женщина и читает Псалтирь. Едва слышно, вполголоса. На нас, двух вошедших священников, она не обращает внимания и продолжает читать. Мы подошли к иконе.

– Знаешь, я ее, пожалуй, сфотографирую. Нужно бы только спросить разрешения.

– У кого?

– Ну хотя бы у той же служки.

– Зачем? Я дружу с настоятелем этого храма. Так что пустые формальности, батюшка.

– Нет, как-то неудобно, мы же не у себя, нужно быть вежливыми, – и я направился к женщине.

– Матушка, простите, вы здесь поставлены следить за порядком, и я хочу попросить вашего благословения сфотографировать вон тот образ. Мы у себя в храме хотим написать такой же.

Женщина оторвалась от чтения Псалтири, окинула нас, священников в облачении и при крестах, взглядом и вдруг закричала. Не вспомню точно, что она кричала, только мы с другом вылетели из храма так, будто нас выгнали из него пинками. Оказавшись на улице, оглядевшись вокруг и придя в себя, я наконец спросил:

– Что это было, Ватсон? Вы что-нибудь понимаете?

– Еще не до конца, мистер Холмс. Пока ясно только одно: ведьмы любят читать Псалтирь.