Марина Алёшина
Тане что-то не спалось. Потолок разглядывать надоело. Одеяло сползало, как будто назло. И даже любимая подушка кололась.
Таня повернулась на правый бок, потом — на левый. «Все бока отлежала» — подумала она. И вспомнилась ей та самая жирная двойка, которая красовалась в дневнике, прямо под пятёркой по литературе.
Рис. Тамары Твердохлеб
«Я не врала маме, — рассуждала она в который раз, — я просто сказала о пятёрке, а о двойке не сказала… Вот если бы мама спросила меня, не получила ли я двойку, и я сказала бы „нет“, то это было бы враньё». Тут подушка впилась ей в щеку, и Таня ударила её кулаком:
— Вот тебе!
Но в конце концов ей стало так плохо, что она спустила ноги, пошлёпала босиком в комнату родителей и легонько толкнула спящую маму в плечо:
— Мама!
— Что ты не спишь, Танюша? — мама совсем не сердилась.
— Мне плохо вот здесь! — и Таня показал в самую середину груди.
Мама внимательно посмотрела на дочь и спросила:
— Почему же тебе плохо?
— Я не сказала тебе про двойку, которая под пятёркой.
— Ну, вот теперь и сказала, иди спать.
— А что у меня болело вот здесь? — спросила Танюшка, прижимая кулачок к груди.
— Там живёт совесть, — ответила мама, — в маленьком домике, который называется сердцем, — она-то и не давала тебе уснуть. А теперь ты сразу заснёшь, вот увидишь, — и она потрепала Таню по щеке и поцеловала.
Танюшка пропрыгала полкоридора на левой ноге, полкоридора — на правой, плюхнулась в мягкую кровать, обняла свою любимую подушку и прижалась к ней щекой. Потом от радости поджала колени к животу и улыбнулась самой радостной в мире улыбкой — от уха до уха.
Так, улыбаясь, она и заснула.
Таня на северном полюсе
«…. И тогда я уеду на Северный полюс», — мечтала Таня, сидя в запертой комнате и размазывая по щекам слёзы обиды. Она была наказана.
Ей представилось, как родители бегут по перрону, а поезд под названием «Северный полюс» набирает обороты. Все быстрее он едет, а родители, постаревшие, седые, бегут, бегут… Вот уже еле слышны их мольбы:
— Таня, прости нас за всё…
Но нет. Она чуть обернётся и промолвит:
— Прощаю, но жить с вами не могу, а потому навсегда уезжаю.
И останутся плачущие родители одни. Ах, зачем они обижали свою девочку? Зачем запирали в комнате? Зачем вообще наказывали?
А поезд всё набирает обороты…
Таня сходит на остановке «Северный полюс». А на перроне… стоит медведь и проверяет билеты. Ой, кажется это уже взаправду.
Тут медведь обращается к Тане и строго говорит:
— Ваш билет, пожалуйста!
Таня понимает, что билета у неё почему-то нет. И стоит она на холоде, без шубы и шапки, и дрожит.
— Ббббилет я дома забыла, — признаётся Таня сердитому медведю.
— А за это полагается двое суток в самом строгом карцере! Ну-ка, арестуйте её!
— Я не виновата! — кричит Таня.
— У нас тут никто разбираться не будет,— рявкает медведь, — всех безбилетных в карцер!
Два моржа хватают Таню под руки и волокут в карцер.
— Моржики, дорогие, я не виновата!
— Приказано! — пожимают плечами моржи.
Таню бросают в карцер прямо на пол, а она и так стучит зубами. И от холода не может даже плакать.
Скоро дверь открывается и входит другой медведь.
— Так ты не виновата? — рычит он сердито, — а кто же? Кто виноват?
...И тут Таня проснулась. Она сидела в своей детской, на полу, облокотившись на диван.
— Мама! — закричала Таня, изо всех сил барабаня в дверь. — Это я виновата, прости!
И вот мамины шаги, родные и знакомые, послышались в коридоре.
Как хорошо дома, и как плохо на Северном полюсе!
Гуген-Буген
— Так вот, Сергей, — сказал папа, — надеюсь, всё ясно? Таня остается за старшую. К нашему приходу чтобы спали.
— А то что? — хитро прищурившись, спросила Таня.
— А то придёт Гуген-Буген, — низким голосом проговорил папа, — который крадёт тех, кто плохо себя ведёт.
Серж надвинул одеяло повыше:
— Страшно!
— То-то!
…Через час в доме уже царстовавала тишина. Слышен был только хныкающий и умоляющий голос Сержа:
— Ну, Гуген-Буген, что тебе стоит? Выходи!
— А кто вчера съел новую зубную пасту и не поделился? — отвечал из шкафа бас.
— Она была невкусная. Ты такую не любишь.
— А кто нажаловался на меня папе?
— Ну, Гуген, я не буду больше, выходи!
— За всё это, и за всё прежнее — не выйду, и не буду играть!
Серж расстроился. Не будет с ним играть! Огорчился и замолчал.
В тишине дверца шкафа отворилась, и показался Гуген-Буген…
«В следующий раз припомню ему не убранные игрушки», — подумала Танька, выходя из шкафа в бабушкиной шубе и дедушкиной шапке.
«Хорошо, что она ещё не всё знает», — подумал Серж.
«В кого ж она такая вредная?» — подумал папа, подслушивающий у двери детской…
Как становятся Ангелами
Таня смотрела на снежинки, которые бабочками порхали за окном. Папа читал сказку. Завтра Прощёное Воскресенье, то есть такое, когда все у всех просят прощения.
— Пап, — прервала чтение Таня, — а прощения нужно просить обязательно у всех?
Папа внимательно на неё посмотрел.
— Татьяна! Признавайся, у кого именно ты не хочешь просить прощения, и почему?
— У Светки и у Сержа. Просто Светка начала первая, и почему это мне теперь просить? А Серж еще маленький.
Папа серьёзно сказал:
— Боюсь, что у них тебе надо просить прощения в первую очередь.
Таня вздохнула. Почувствовала, что папа прав. И что она не сможет попросить. Ни за что.
— А давай помолимся, — предложил папа. — И о Свете, и о Серёже, чтобы Господь нам помог у всех попросить прощения.
И они молились. И просили.
— А за Светку молиться не хочу.
— А ты назло.
— Кому?
— Себе назло.
И Таня помолилась и о Свете, то есть о Фотинии…
И назавтра на Литургии — тоже.
После Литургии они вчетвером пришли домой, раскрасневшиеся с мороза, и с порога услышали, как звонит телефон.
— Таня, тебя! — сняв трубку, сказал папа, и подмигнул: — это Света!
Таня послушала трубку и ответила:
— И ты меня прости!
Все заулыбались, Серж убежал в детскую. А папа прошептал Тане на ухо:
— Света тебя УЖЕ опередила.
Таня кивнула, помчалась в детскую и попросила прощения у брата, а потом — у бабушек, папы и мамы.
Днем они с Сержем, радостные, прыгали по дивану и смеялись, смеялись…
— Что это вы так развеселились? — удивилась мама.
— Мы Ангелы,— ответил Серж, — и вы с папой — тоже.
Папа улыбнулся. Наверное, подумал, что они шутят…
По дороге напрямик
— Пап, а что такое — грех? — спросил Серж.
Папа задумался. Потом сказал:
— А давай, я расскажу тебе про это сказку.
— Ура! — завопили Серёжа с Таней, но сникли, когда папа добавил:
— Вечером. И посмотрим на ваше поведение…
Так день превратился в ожидание вечера. Ясно, что игрушки были вовремя собраны. И что Серёжа скушал всё, чем его кормили. И что Таня сделала все уроки и не ныла. Потому что ждали. И боялись: вдруг сказки не будет?
Но вот наступил вечер, и они справились, и папа начал свою сказку.
* * *
Стоял среди дремучего, страшного леса прекрасный город. И было известно, что люди в том городе счастливы, и благодарят Бога. И не было во всём мире места лучше и светлее.
Но ходила молва, что очень трудно к нему пробраться, что тёмный лес похож на мрачный запутанный лабиринт, и что в нём так и блуждают те, кому не удалось попасть в город. А вела туда одна-единственная дорога.
И вот однажды, брату с сестрой, Сергию и Татиане, (тут Серж и Таня засмеялись и придвинулись к папе поближе) захотелось попасть в чудесный город. Расспросили они о дороге. И оказалось, что нужно идти только по указателям и ни в коем случае никуда не сворачивать.
Отправились они в путь.
Идут себе дети по дороге, по сторонам не глядят. На указатели смотрят. Написано: «Идите прямо». И идут они прямо. А потому даже рядом с тёмным лесом им светло и весело.
Видят — всё больше становится тропинок налево и направо. Остановилась Татиана и спросила:
— А что там?
И ответил ей Сергий:
— Разве ты не видишь, что на указателе написано: «Идите прямо»? Вот и не оглядывайся по сторонам.
И сказала Татиана:
— Глупый ты, Сергий, потому что маленький. А я старше тебя и умнее. И мне интересно, что там, на этих тропках.
Обиделся Сергий, от Татианы отвернулся и губы надул:
— Ты, Татиана, зазнайка, — говорит, — я с тобой не разговариваю больше.
А тут к ним лиса из леса вышла. И говорит ласково так:
— Заходите ко мне во владения, детки! У меня так хорошо!
Татиана от обиды ногу на ту тропку поставила, хотела налево свернуть, как вдруг совсем рядом птица соловей запела. И от этого пения словно очнулась Татиана. И вспомнилось ей то, что про страшный лес рассказывали, и про тех вспомнилось, кто с дороги свернул и до сих пор блуждает.
А лиса всё заметила и на птицу зубами клацает, но поделать ничего не может.
Подошла Татиана к Сергию, и говорит:
— Ты не дуйся, Сергий! А прости, если сможешь!
А Сергий и сам рад, улыбается. Взялись они за руки и побежали прямо, по указателям, к городу.
Долго ли, коротко ли, очутились они у ворот. Ворота те были заперты, а страж рядом. Но как только Сергий и Татиана подошли, отпер им и улыбнулся.
И спросил Сергий:
— А много ли людей доходит до ворот?
— Мало, — стражник говорит, — и всё больше дети. — Трудно, видно, указателям поверить, всё налево, в лес, сворачивают. Свернуть-то легко, а обратно вернуться трудно.
* * *
— Тут и сказке нашей конец! — заключил папа.
— А ты ведь про грех обещал, — протянул Серж. А Таня сказала:
— Я догадалась!
— Грех — это значит свернуть налево с прямого пути, — объяснил папа, — но в этой сказке многое можно отгадывать.
— Я ещё догадалась про город! — заметила Танька, — это как бы Небесное Царство. Только не поняла, что такое указатели.
— Указатели у нас в Евангелии. А про остальное — думайте, будем отгадывать завтра. А сейчас — чистить зубы и спать!
Три чудесных слова
— А почему мне туда нельзя? Я хочу к Серёжке! Ну, мам! — Таня рвалась в закрытую комнату. Серж там, а она здесь. И ей стало скучно.
— Не ходи, — вздохнула мама, — плохо ему. Температура высокая.
Но Таня заканючила снова. И мама сдалась.
Таня просунула голову в дверь и позвала Сержа. Он не откликался, и пришлось подойти поближе.
Серж был укутан в одеяло, рядом стояли лекарства. Вид у него был унылый.
Таня вышла из комнаты удрученная.
«Главное, помочь ничем нельзя», — думала она, — игрушки ему не нужны, играть он со мной не захочет, а больше ничем не развеселишь».
Она уселась на кухне, облокотившись на стол. Вошла мама.
— А ты что куксишься?
— Думаю, чем помочь.
— Ну, чем же ты поможешь? Разве… А давай, я скажу тебе три чудесных слова, и ты будешь их Сержу повторять? Только — никому! — и мама улыбнулась. А потом что-то прошептала Тане на ухо.
Таня тоже загадочно улыбнулась. Когда у Серёжи снизилась температура, она пришла к нему и села рядом.
— Хочешь, скажу тебе три чудесных слова? Только — никому!
Серж кивнул.
А Танька прошептала что-то ему на ухо. И Серж тоже улыбнулся. А потом Танька приходила и шептала что-то ему на ухо снова. И снова Серж улыбался. Да и Танька тоже. Мама заходила и с радостью поглядывала на них.
Серж уже не выглядел скучным и унылым, начал поправляться, и весело смотрел со своей подушки.
— О чём это вы шепчетесь? — спросил папа.
— Секрет! — хором воскликнули дети.
А мама объяснила тихо:
— Таня шепчет ему «Слава Тебе, Боже!»
— А почему секрет? — удивился папа.
И мама прошептала:
— Потому что без секрета у них ничего бы не вышло.
Таня повернулась на правый бок, потом — на левый. «Все бока отлежала» — подумала она. И вспомнилась ей та самая жирная двойка, которая красовалась в дневнике, прямо под пятёркой по литературе.
Рис. Тамары Твердохлеб
«Я не врала маме, — рассуждала она в который раз, — я просто сказала о пятёрке, а о двойке не сказала… Вот если бы мама спросила меня, не получила ли я двойку, и я сказала бы „нет“, то это было бы враньё». Тут подушка впилась ей в щеку, и Таня ударила её кулаком:
— Вот тебе!
Но в конце концов ей стало так плохо, что она спустила ноги, пошлёпала босиком в комнату родителей и легонько толкнула спящую маму в плечо:
— Мама!
— Что ты не спишь, Танюша? — мама совсем не сердилась.
— Мне плохо вот здесь! — и Таня показал в самую середину груди.
Мама внимательно посмотрела на дочь и спросила:
— Почему же тебе плохо?
— Я не сказала тебе про двойку, которая под пятёркой.
— Ну, вот теперь и сказала, иди спать.
— А что у меня болело вот здесь? — спросила Танюшка, прижимая кулачок к груди.
— Там живёт совесть, — ответила мама, — в маленьком домике, который называется сердцем, — она-то и не давала тебе уснуть. А теперь ты сразу заснёшь, вот увидишь, — и она потрепала Таню по щеке и поцеловала.
Танюшка пропрыгала полкоридора на левой ноге, полкоридора — на правой, плюхнулась в мягкую кровать, обняла свою любимую подушку и прижалась к ней щекой. Потом от радости поджала колени к животу и улыбнулась самой радостной в мире улыбкой — от уха до уха.
Так, улыбаясь, она и заснула.
Таня на северном полюсе
«…. И тогда я уеду на Северный полюс», — мечтала Таня, сидя в запертой комнате и размазывая по щекам слёзы обиды. Она была наказана.
Ей представилось, как родители бегут по перрону, а поезд под названием «Северный полюс» набирает обороты. Все быстрее он едет, а родители, постаревшие, седые, бегут, бегут… Вот уже еле слышны их мольбы:
— Таня, прости нас за всё…
Но нет. Она чуть обернётся и промолвит:
— Прощаю, но жить с вами не могу, а потому навсегда уезжаю.
И останутся плачущие родители одни. Ах, зачем они обижали свою девочку? Зачем запирали в комнате? Зачем вообще наказывали?
А поезд всё набирает обороты…
Таня сходит на остановке «Северный полюс». А на перроне… стоит медведь и проверяет билеты. Ой, кажется это уже взаправду.
Тут медведь обращается к Тане и строго говорит:
— Ваш билет, пожалуйста!
Таня понимает, что билета у неё почему-то нет. И стоит она на холоде, без шубы и шапки, и дрожит.
— Ббббилет я дома забыла, — признаётся Таня сердитому медведю.
— А за это полагается двое суток в самом строгом карцере! Ну-ка, арестуйте её!
— Я не виновата! — кричит Таня.
— У нас тут никто разбираться не будет,— рявкает медведь, — всех безбилетных в карцер!
Два моржа хватают Таню под руки и волокут в карцер.
— Моржики, дорогие, я не виновата!
— Приказано! — пожимают плечами моржи.
Таню бросают в карцер прямо на пол, а она и так стучит зубами. И от холода не может даже плакать.
Скоро дверь открывается и входит другой медведь.
— Так ты не виновата? — рычит он сердито, — а кто же? Кто виноват?
...И тут Таня проснулась. Она сидела в своей детской, на полу, облокотившись на диван.
— Мама! — закричала Таня, изо всех сил барабаня в дверь. — Это я виновата, прости!
И вот мамины шаги, родные и знакомые, послышались в коридоре.
Как хорошо дома, и как плохо на Северном полюсе!
Гуген-Буген
— Так вот, Сергей, — сказал папа, — надеюсь, всё ясно? Таня остается за старшую. К нашему приходу чтобы спали.
— А то что? — хитро прищурившись, спросила Таня.
— А то придёт Гуген-Буген, — низким голосом проговорил папа, — который крадёт тех, кто плохо себя ведёт.
Серж надвинул одеяло повыше:
— Страшно!
— То-то!
…Через час в доме уже царстовавала тишина. Слышен был только хныкающий и умоляющий голос Сержа:
— Ну, Гуген-Буген, что тебе стоит? Выходи!
— А кто вчера съел новую зубную пасту и не поделился? — отвечал из шкафа бас.
— Она была невкусная. Ты такую не любишь.
— А кто нажаловался на меня папе?
— Ну, Гуген, я не буду больше, выходи!
— За всё это, и за всё прежнее — не выйду, и не буду играть!
Серж расстроился. Не будет с ним играть! Огорчился и замолчал.
В тишине дверца шкафа отворилась, и показался Гуген-Буген…
«В следующий раз припомню ему не убранные игрушки», — подумала Танька, выходя из шкафа в бабушкиной шубе и дедушкиной шапке.
«Хорошо, что она ещё не всё знает», — подумал Серж.
«В кого ж она такая вредная?» — подумал папа, подслушивающий у двери детской…
Как становятся Ангелами
Таня смотрела на снежинки, которые бабочками порхали за окном. Папа читал сказку. Завтра Прощёное Воскресенье, то есть такое, когда все у всех просят прощения.
— Пап, — прервала чтение Таня, — а прощения нужно просить обязательно у всех?
Папа внимательно на неё посмотрел.
— Татьяна! Признавайся, у кого именно ты не хочешь просить прощения, и почему?
— У Светки и у Сержа. Просто Светка начала первая, и почему это мне теперь просить? А Серж еще маленький.
Папа серьёзно сказал:
— Боюсь, что у них тебе надо просить прощения в первую очередь.
Таня вздохнула. Почувствовала, что папа прав. И что она не сможет попросить. Ни за что.
— А давай помолимся, — предложил папа. — И о Свете, и о Серёже, чтобы Господь нам помог у всех попросить прощения.
И они молились. И просили.
— А за Светку молиться не хочу.
— А ты назло.
— Кому?
— Себе назло.
И Таня помолилась и о Свете, то есть о Фотинии…
И назавтра на Литургии — тоже.
После Литургии они вчетвером пришли домой, раскрасневшиеся с мороза, и с порога услышали, как звонит телефон.
— Таня, тебя! — сняв трубку, сказал папа, и подмигнул: — это Света!
Таня послушала трубку и ответила:
— И ты меня прости!
Все заулыбались, Серж убежал в детскую. А папа прошептал Тане на ухо:
— Света тебя УЖЕ опередила.
Таня кивнула, помчалась в детскую и попросила прощения у брата, а потом — у бабушек, папы и мамы.
Днем они с Сержем, радостные, прыгали по дивану и смеялись, смеялись…
— Что это вы так развеселились? — удивилась мама.
— Мы Ангелы,— ответил Серж, — и вы с папой — тоже.
Папа улыбнулся. Наверное, подумал, что они шутят…
По дороге напрямик
— Пап, а что такое — грех? — спросил Серж.
Папа задумался. Потом сказал:
— А давай, я расскажу тебе про это сказку.
— Ура! — завопили Серёжа с Таней, но сникли, когда папа добавил:
— Вечером. И посмотрим на ваше поведение…
Так день превратился в ожидание вечера. Ясно, что игрушки были вовремя собраны. И что Серёжа скушал всё, чем его кормили. И что Таня сделала все уроки и не ныла. Потому что ждали. И боялись: вдруг сказки не будет?
Но вот наступил вечер, и они справились, и папа начал свою сказку.
* * *
Стоял среди дремучего, страшного леса прекрасный город. И было известно, что люди в том городе счастливы, и благодарят Бога. И не было во всём мире места лучше и светлее.
Но ходила молва, что очень трудно к нему пробраться, что тёмный лес похож на мрачный запутанный лабиринт, и что в нём так и блуждают те, кому не удалось попасть в город. А вела туда одна-единственная дорога.
И вот однажды, брату с сестрой, Сергию и Татиане, (тут Серж и Таня засмеялись и придвинулись к папе поближе) захотелось попасть в чудесный город. Расспросили они о дороге. И оказалось, что нужно идти только по указателям и ни в коем случае никуда не сворачивать.
Отправились они в путь.
Идут себе дети по дороге, по сторонам не глядят. На указатели смотрят. Написано: «Идите прямо». И идут они прямо. А потому даже рядом с тёмным лесом им светло и весело.
Видят — всё больше становится тропинок налево и направо. Остановилась Татиана и спросила:
— А что там?
И ответил ей Сергий:
— Разве ты не видишь, что на указателе написано: «Идите прямо»? Вот и не оглядывайся по сторонам.
И сказала Татиана:
— Глупый ты, Сергий, потому что маленький. А я старше тебя и умнее. И мне интересно, что там, на этих тропках.
Обиделся Сергий, от Татианы отвернулся и губы надул:
— Ты, Татиана, зазнайка, — говорит, — я с тобой не разговариваю больше.
А тут к ним лиса из леса вышла. И говорит ласково так:
— Заходите ко мне во владения, детки! У меня так хорошо!
Татиана от обиды ногу на ту тропку поставила, хотела налево свернуть, как вдруг совсем рядом птица соловей запела. И от этого пения словно очнулась Татиана. И вспомнилось ей то, что про страшный лес рассказывали, и про тех вспомнилось, кто с дороги свернул и до сих пор блуждает.
А лиса всё заметила и на птицу зубами клацает, но поделать ничего не может.
Подошла Татиана к Сергию, и говорит:
— Ты не дуйся, Сергий! А прости, если сможешь!
А Сергий и сам рад, улыбается. Взялись они за руки и побежали прямо, по указателям, к городу.
Долго ли, коротко ли, очутились они у ворот. Ворота те были заперты, а страж рядом. Но как только Сергий и Татиана подошли, отпер им и улыбнулся.
И спросил Сергий:
— А много ли людей доходит до ворот?
— Мало, — стражник говорит, — и всё больше дети. — Трудно, видно, указателям поверить, всё налево, в лес, сворачивают. Свернуть-то легко, а обратно вернуться трудно.
* * *
— Тут и сказке нашей конец! — заключил папа.
— А ты ведь про грех обещал, — протянул Серж. А Таня сказала:
— Я догадалась!
— Грех — это значит свернуть налево с прямого пути, — объяснил папа, — но в этой сказке многое можно отгадывать.
— Я ещё догадалась про город! — заметила Танька, — это как бы Небесное Царство. Только не поняла, что такое указатели.
— Указатели у нас в Евангелии. А про остальное — думайте, будем отгадывать завтра. А сейчас — чистить зубы и спать!
Три чудесных слова
— А почему мне туда нельзя? Я хочу к Серёжке! Ну, мам! — Таня рвалась в закрытую комнату. Серж там, а она здесь. И ей стало скучно.
— Не ходи, — вздохнула мама, — плохо ему. Температура высокая.
Но Таня заканючила снова. И мама сдалась.
Таня просунула голову в дверь и позвала Сержа. Он не откликался, и пришлось подойти поближе.
Серж был укутан в одеяло, рядом стояли лекарства. Вид у него был унылый.
Таня вышла из комнаты удрученная.
«Главное, помочь ничем нельзя», — думала она, — игрушки ему не нужны, играть он со мной не захочет, а больше ничем не развеселишь».
Она уселась на кухне, облокотившись на стол. Вошла мама.
— А ты что куксишься?
— Думаю, чем помочь.
— Ну, чем же ты поможешь? Разве… А давай, я скажу тебе три чудесных слова, и ты будешь их Сержу повторять? Только — никому! — и мама улыбнулась. А потом что-то прошептала Тане на ухо.
Таня тоже загадочно улыбнулась. Когда у Серёжи снизилась температура, она пришла к нему и села рядом.
— Хочешь, скажу тебе три чудесных слова? Только — никому!
Серж кивнул.
А Танька прошептала что-то ему на ухо. И Серж тоже улыбнулся. А потом Танька приходила и шептала что-то ему на ухо снова. И снова Серж улыбался. Да и Танька тоже. Мама заходила и с радостью поглядывала на них.
Серж уже не выглядел скучным и унылым, начал поправляться, и весело смотрел со своей подушки.
— О чём это вы шепчетесь? — спросил папа.
— Секрет! — хором воскликнули дети.
А мама объяснила тихо:
— Таня шепчет ему «Слава Тебе, Боже!»
— А почему секрет? — удивился папа.
И мама прошептала:
— Потому что без секрета у них ничего бы не вышло.