Галина Минеева



За речкой Урёмкой

Мы с Алёнкой идём из храма, держимся за мамины руки: мы — не маленькие, просто нам весело.

Я на исповеди сказал батюшке про свои грехи — не могу остановиться, дергаю Алёнку за косу, дерусь с мальчишками, а ещё стрелял из рогатки в птиц.

— А что делали птицы, когда ты в них из рогатки целился? — Спросил меня батюшка.

— Сидели на дереве и пели свои птичьи песни.

— Вот как!.. они славили Бога, радовались жизни, а ты в это время готовился к преступлению?

— Какому преступлению?.. — Я растерялся и даже как-то испугался этого слова.

— К убийству, — тихо и горько сказал батюшка, — рогатка в руках мальчика не для птичьей радости.

— Все наши мальчишки стреляют, — оправдываюсь.

— Раз — все, значит, правильно?..

Я задумался. Если по правде, то мне и в голову никогда не приходило, что это убийство: подумаешь, какая-то там птичка... Я молчал, а возле сердца что-то неприятно скреблось.

— Но я же... не попал, — хрипло говорю батюшке, а у самого защипало в глазах.

— Слава Богу, что не попал, — тихонько проговорил батюшка и перекрестился, — а намерение и поступок были.

— Мне стало жарко, глаза сжимаю, а из них все-равно потекли слёзы, мне стыдно этого и я ещё сильнее стараюсь не плакать, а из горла уже идут рыдания.

— Я больше не буууду! — ною вдруг, как маленький, хотя мне уже семь лет, и тру кулаками глаза.

— Значит, ты раскаиваешься пред Господом и обещаешь больше не грешить?

— Да, — мычу в ответ и хлюпаю носом.

Батюшка накрывает меня епитрахилью, читает молитву и отпускает грехи, благословляет к причастию, но не сразу:

— Каждое творение Божие поёт и славит Бога на своём языке... учись слышать молитву и бессловесных...

Мама, — спрашиваю, значит, не только птицы молятся, но и бабушкин петух, и Жучка, и Мурка?.. а как они молятся?

Мама оставляет руку и треплет меня за вихор:

— Ох, Андрюшка, беда мне с тобой, лучше расскажу я вам с Алёнкой одну историю из своего детства, когда гостила у своей бабушки в деревне.

Та деревенька называлась Весёловка, она и сегодня так называется; и правда, на весёлом месте стоит — на высоком холме, а вокруг зелёные луга, среди которых петляет речка Урёмка. За речкой простирается сосновый бор, который был в то время для меня особенно весёлым — золотистым от сосновых стволов и мягким от зелёных и серебряных мхов. Бабушка Тася, Таисия Егоровна, бывало, разбудит меня раным-рано:

— Внуча, просыпайся, пойдём за реку солнышко трогать, да слушать, как птицы Богу молятся.

Ни о чём бабушку не спрашиваю, быстренько из-под одеяла и — мы уже за огородами. Спросонья спотыкаюсь и бабушке на пятки наступаю.

— Поспешать будем, пока росы не пали, — почему-то шепотом говорит бабушка.

— Бабуль, — спрашиваю тоже шепотом, — а почему мы шепчемся?

— Молчи, не то глаза и уши растеряем...

Я уж не спрашиваю у неё, как это может быть — бабушка у меня строгая: так посмотрит, что рот и слова не выпустит, сразу захлопнется. Идём. Еще темно, а воздух вокруг нас словно серебром стал набухать. Бабушка меня останавливает, и округлым жестом обводит рукой, заставляет всматриваться. И вдруг, стало происходить невероятное: вокруг нас со всех сторон, и сверху... словно миллионы крошечных колокольчиков зазвучали, тончайшие звоны заплескали, рассыпаясь.

— Вот и росы пали, к Божьей заутрене зазвонили, теперь далее гляди.

Я гляжу, а у самой от какой-то неведомой радости сердце ликует. И вот, словно малиновая стрела пронеслась из края в край, в бабушкину ладонку, которую она со сложенными перстами ко лбу поднесла, лучик торкнулся, осветил её лицо и дальше полетел, вытягивая пучками другие стрелы из играющего горизонта. Смотрю на бабушку, а лицо у неё молодое-молодое, красивое... а вокруг что стало твориться!.. птицы вдруг грянули на разные голоса, да так звонко, радостно... просто чудо какое-то.

— Бабушка, не сдерживаясь, кричу ей радостно, — что это?

Она поворачивает ко мне голову и улыбается:

— Это, детонька, Боженька радость нового дня всему живому на земле дарит, а живое Его и славит... а сама-то, аль не рада?.. не жалеешь, что из кровати вытянула?..

Мама смотрит на нас счастливыми глазами и улыбается.

— Мам, — спрашиваю, а далеко Бабитасина деревня находится?

— Далеко, мои дорогие, в самую серединку между Западной и Восточной Сибирью схоронилась, разве не помните, откуда бабушкины письма приходят?..

И мы стали надоедать маме, просить, чтобы она поскорее и нас в эту деревню увезла.

Продолжение следует…