Годовалый мальчик, светленький и нежный, как одуванчик, сидел, а вернее, стоял у мамы на коленях, вцепившись ручками ей в плечо, и с интересом разглядывал пассажиров автобуса у нее за спиной. Никто не догадывался, что мальчик-одуванчик играет в увлекательную игру: он смотрел на какого-нибудь дядю или тетю, погруженных в свои мысли, и ждал, когда они, почувствовав его взгляд, посмотрят на него и улыбнутся. Несколько секунд он не отрывал глаз от объекта, проверяя, не случайна ли улыбка, а потом улыбался в ответ и переводил взгляд на следующего пассажира. Игра была легкая и приятная, потому что улыбались все, и мальчик получал новые и новые подтверждения, что жизнь – штука хорошая и что он любим всеми на свете, а не только мамой.
Мама тем временем, не догадываясь, чем занят сын, смотрела в окно, но не потому что там было что-то интересное, а потому что стоило ей отвернуться от окна, как она сразу же встречалась взглядом с господином, сидевшим к ней лицом. «Ну что он уставился?» – сердито думала она и снова начинала смотреть в окно.
«Какое милое существо! – мысленно восклицал мужчина, неотрывно глядя на хрупкую, светловолосую, словно лесная фея, женщину с ребенком на руках. – Она похожа на одуванчик. Я думал, что такие создания давно перевелись в нашем грубом мире! И мальчик ее как одуванчик – только чуть поменьше…»
Встретив вопросительный взгляд маленького одуванчика, он улыбнулся ему и тут же перевел глаза на большой одуванчик, глядящий в окно.
Стоящая в проходе молодая женщина цыганской наружности незаметно следила взглядом за мужчиной, который так откровенно, что просто неудобно было смотреть, пялился на женщину с ребенком и думала: «Почему шатенам нравятся преимущественно блондинки? Ну вот, к примеру, что он в ней нашел? Бесцветная какая-то, и к тому же с ребенком! Малыш, правда, симпатичный… Смешной!»
Она улыбнулась мальчику и, увидев его ответную улыбку, потеплела: «Да нет, и мать у него ничего…»
Мужчина, средних лет, сидящий рядом с молодой беременной женой, незаметно поглядывал на цыганистую красотку и, заметив ее явный интерес к женщине с ребенком, тоже посмотрел на них. Встретив лучезарную улыбку кудрявого малыша, он неловко улыбнулся ему в ответ. «Смотри-ка, какой пацан!» – подумал он. – Может, и у нас такой будет?» Он искоса взглянул на жену, на ее округлый живот, и снова на малыша, но тот, получив необходимую улыбку, уже отвернулся.
Беременная женщина, увидев, что муж улыбается чужому ребенку, чего раньше за ним не водилось, почувствовала прилив благодарности и нежности к мужу и тоже взглянула на мальчика. «Может, и у нас такой будет?» – счастливо подумала она и улыбнулась мальчику-одуванчику. Тот немедленно тоже расплылся в улыбке и даже откинул назад голову, щурясь от солнца и от любви к окружающим.
Девочка лет пяти, едущая с мамой в музыкальную школу, не сводила глаз со светленького малыша и обижалась на маму: «Сколько раз говорила: куплю, куплю братика, а все никак… Только обещает! А купит – так небось какого-нибудь толстого и лысого, а мне такой нужен…» И она улыбнулась малышу, а он улыбнулся ей, а потом снова она, и снова он. Они затеяли незаметную для других игру – игру, в которой все радуются и доверяют друг другу и не хотят расставаться.
Улыбки, как бабочки, летали по автобусу, пронизанному солнечными лучами, пассажиры тоже смотрели друг на друга, и взгляды, переплетаясь, образовывали невесомую золотую паутину, которая оплетала всех едущих в автобусе. Воздух был легок и ароматен, в мире царили нежность и покой, пение ангелов заглушало звук мотора.
Старик, стоящий у дверей, бородатый, как Карл Маркс, хмурый и погруженный в себя, не замечал, что малыш давно уже смотрит на него, смотрит вопросительно и тревожно: ведь этот дедушка, единственный, не участвовал в игре, в которую играл весь автобус, и мальчик не мог с этим смириться, это мешало ему чувствовать себя окончательно счастливым.
Девочка, сразу же поняв причину озабоченности малыша, неодобрительно посмотрела на лохматого старика и, чтобы отвлечь мальчика от этого страшилы, помахала ему рукой, но малыш не обратил на нее никакого внимания: испуганно смотрел он на старика и хотел только одного – чтобы тот улыбнулся ему, восстановив таким образом гармонию в его душе и мире.
Старик наконец почувствовал взгляд мальчика, а потом и осуждающие взгляды буквально всех пассажиров автобуса, которые, увидев огорчение малыша, огорчились тоже. Повертев с непонимающим видом головой, старик посмотрел на мальчика-одуванчика, но, вместо того, чтобы улыбнуться… оглушительно чихнул.
Мальчик вздрогнул от неожиданности и громко заплакал.
Мама бросилась его успокаивать, уже не обращая внимания на нахального типа напротив. Пассажиры очнулись.
Пассажиры почувствовали, как им мешают сумки соседей, лежащие на полу.
Мужчины уткнулись в газеты, женщины стали подсчитывать деньги, потраченные на рынке.
Золотая паутина порвалась, ее клочья повисли на поручнях. Хор ангелов смолк.
Мотор заурчал раздражающе громко, и пассажиры без сожаления стали выходить один за другим на остановках.
Мальчик с невысохшими слезами прижался к маме – единственному надежному оплоту любви, и, как по мановению волшебной палочки, уснул.
Его мама недовольно покачала головой: почему-то он всегда засыпал именно тогда, когда нужно было выходить, а спящий он был такой тяжелый!