Елена Ерофеева-Литвинская
…Еще при жизни эту необычайно красивую женщину, едва ли не первую красавицу в Европе, называли ангелом. Ангелом-хранителем Москвы, хотя по рождению она была немецкой принцессой и любимой внучкой английской королевы Виктории.
Великая княгиня Елизавета Федоровна
Злопыхатели — а их немало у всякого подвижника — осуждали ее, называли то «немкой», то «англичанкой», пытаясь уличить в тайном протестантизме, а она, великая княгиня Елизавета Федоровна Романова, родная сестра императрицы Александры Федоровны, супруги императора Николая II, обожала Россию, была истинно православной и по-настоящему русской в душе. По словам великого князя Александра Михайловича, «редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение и благородное сердце составляли добродетели этой удивительной женщины». Она пережила трагическую гибель мужа, основала в Москве Марфо-Мариинскую обитель, приняла мученическую кончину в Алапаевске, а после смерти была причислена к лику святых.
Принцесса Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская родилась 1 ноября 1864 года в семье немецкого великого герцога Людвига IV и английской принцессы Алисы. Своих семерых детей венценосные родители воспитывали в строгости. «Принцессы ничуть не лучше и не выше всех остальных людей» — эту мысль внушали им с детства. Элла — так звали Елизавету в семье — с ранних лет поклонялась католической святой XIII века Елизавете Венгерской. Судьбу святой, посвятившей себя после гибели мужа в Крестовом походе делам милосердия, она фактически повторит. Кроме того, Элла постоянно видела перед собой пример матери — та помогала больным и обездоленным, организовала женский комитет Красного Креста, отдала под военный госпиталь свой дом. Принцесса Алиса часто посещала с дочерьми больницы и приюты, и сострадать чужой беде Элла научилась очень рано. Рано столкнулась она и со смертью: к четырнадцати годам девочка потеряла младших брата и сестру и горячо любимую мать, скончавшуюся от дифтерита.
Выйти замуж за русского, великого князя Сергея Александровича Романова, Элла решилась по большой взаимной любви. Правда, королева Виктория сомневалась, выдавать ли внучку замуж в Россию. «Ни одна из невест гессенского дома не была счастлива в России», — говорила она, и ее слова оказались отчасти пророческими… Великий князь был очень религиозен, и на седьмой год брака Элла крестилась в православие, став Елизаветой Федоровной. Она сделала этот шаг не под влиянием супруга, а по глубинному зову своей души и велению сердца. «Я все время думала и читала и молила Бога указать мне правильный путь и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином», — писала она своему отцу, прося его благословить ее на принятие православной веры. Но отец так и не благословил ее — настолько для него это было больно. Вместе с мужем Елизавета Федоровна воспитывала приемных детей — племянников Дмитрия и Марию, оставшихся сиротами, вместе они обустраивали имения в Ильинском и Усове, жертвовали на Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде и на многие другие монастыри и храмы России.
…18 февраля 1905 года в Кремле раздался взрыв. Террорист Каляев взорвал великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы, бросив бомбу в его карету. Эту страшную весть Елизавета Федоровна приняла мужественно, в полном смирении и самообладании. «Сергея убили!» — с этим возгласом княгиня выбежала на улицу в одном платье, хотя стояла зима. Без слез и истерик она помогала солдатам собирать разбросанные по снегу окровавленные останки мужа, не спала всю ночь, проведя ее в молитве. На похоронах любимого мужа не плакала, не позволила себе ни ропота, ни уныния. Она не жаловалась на судьбу. Только смотрела перед собой остановившимся взглядом, сжимала руки племянников и повторяла: «Он так вас любил!» А вскоре отправилась в тюрьму, чтобы поговорить с убийцей. Отказать в этом желании ей не посмели. Великая княгиня простила Каляева, оставила ему Евангелие и даже попросила Николая II помиловать преступника, однако безрезультатно.
«Дорогой Ники! Некоторые не верят, что я сама, без какого-либо влияния извне решилась на этот шаг; многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью. Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю, когда, кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой», — писала Елизавета Федоровна Николаю, после того, как распродала фамильные драгоценности и купила усадьбу на Большой Ордынке для того, чтобы основать в ней Марфо-Мариинскую обитель милосердия и принять монашеский постриг.
Это было время расцвета благотворительности в России. Деятельность Марфо-Мариинской обители «ставила перед собой цель трудом сестер, а также иными возможными средствами, в соответствии с духом истинного христианства, помогать больным и бедным и оказывать поддержку и утешение бедствующим и пребывающим в заботах и страдании. У Елизаветы Федоровны хватало душевного тепла и материнской любви на всех. Заботилась она и о сестрах обители: девушки давали обет безбрачия на время и могли покинуть обитель и выйти замуж. В этом случае их обеспечивали хорошим приданым. Матушка Елизавета не утруждала сестер ночными молитвенными бдениями, зная, что они неустанно трудятся днем, и не требовала аскетических подвигов, хотя сама носила и вериги, и власяницу. Она всегда бралась за самое сложное: ночи напролет проводила у постели умирающих; помогала при трудных операциях; собственноручно, опустившись перед больным на колени, перевязывала гнойные раны; уговаривала опустившихся родителей отдать ей на воспитание своего сына или дочь, чтобы они не оказались на дне. Она считала, что счастье заключается в отдании себя ближнему, и следовала своему пути с радостью и непоколебимой верой.
Но вот настало время смуты и террора. Революционные события сотрясли Россию. Игумен Серафим в книге «Мученики христианского долга» описывает свою последнюю встречу с великой княгиней Елизаветой Федоровной весной 1917 года, после отречения императора. Он поразился виду великой княгини — так она изменилась. Она выглядела похудевшей и измученной. Душа ее была потрясена настолько, что она не могла говорить без слез. Она видела, в какую гибельную пропасть летела Россия, и горько плакала о стране и русском народе, которому посвятила свою жизнь и которому так самоотверженно служила. Все ее светлые мечты, к которым она стремилась, теперь рушились. Ее душа, которая горела энергией и самопожертвованием, теперь не знала, что делать. Единственным ее желанием было просить Бога дать ей силы, чтобы допить чашу горестей и умереть в России. Но в то же время великая княгиня покорялась воле Божьей: в страданиях императорской семьи она предвидела путь их мученичества. Елизавета Федоровна наотрез отказалась покинуть Россию и продолжала свою подвижническую деятельность в обители, двери которой не запирались и были открыты для всех, несмотря на опасения сестер. Как ни пытался уговорить ее шведский министр, посланный кайзером Вильгельмом, она была непреклонна. «Народ — дитя, он не повинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России», — говорила она и добавляла, что не может оставить обитель и вверенных ей Богом сестер и больных, за которыми ухаживала.
…Ее арестовали на Светлой седмице 1918 года. В обители стоял стон и плач по «великой матушке» — все понимали, что ей уготована крестная мука. В ссылку на Урал с матушкой поехала и верная ей инокиня Варвара, отказавшаяся покинуть Елизавету Федоровну даже под страхом неминуемой смерти. Это было началом их пути к святости. Ночью 18 июля 1918 года матушку Елизавету, инокиню Варвару и других членов семьи Романовых сбросили в шестидесятиметровую заброшенную шахту под Алапаевском. Несколько дней из глубин шахты раздавалось пение «Херувимской». Перед смертью Елизавета Федоровна простила своих палачей — «ибо не ведают, что творят»…
31 марта 1992 года Архиерейским собором Русской православной церкви великая княгиня Елизавета Федоровна и инокиня Варвара были прославлены в лике преподобномучениц. Сегодня от их святых мощей во множестве совершаются чудеса исцелений и помощи верующим по их молитвам. Возрождаются места, связанные с матушкой, и возрождаются традиции российской благотворительности, заложенные этой великой женщиной с большим сердцем, вмещавшим всех страждущих.
Великая княгиня Елизавета Федоровна
Злопыхатели — а их немало у всякого подвижника — осуждали ее, называли то «немкой», то «англичанкой», пытаясь уличить в тайном протестантизме, а она, великая княгиня Елизавета Федоровна Романова, родная сестра императрицы Александры Федоровны, супруги императора Николая II, обожала Россию, была истинно православной и по-настоящему русской в душе. По словам великого князя Александра Михайловича, «редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение и благородное сердце составляли добродетели этой удивительной женщины». Она пережила трагическую гибель мужа, основала в Москве Марфо-Мариинскую обитель, приняла мученическую кончину в Алапаевске, а после смерти была причислена к лику святых.
Принцесса Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская родилась 1 ноября 1864 года в семье немецкого великого герцога Людвига IV и английской принцессы Алисы. Своих семерых детей венценосные родители воспитывали в строгости. «Принцессы ничуть не лучше и не выше всех остальных людей» — эту мысль внушали им с детства. Элла — так звали Елизавету в семье — с ранних лет поклонялась католической святой XIII века Елизавете Венгерской. Судьбу святой, посвятившей себя после гибели мужа в Крестовом походе делам милосердия, она фактически повторит. Кроме того, Элла постоянно видела перед собой пример матери — та помогала больным и обездоленным, организовала женский комитет Красного Креста, отдала под военный госпиталь свой дом. Принцесса Алиса часто посещала с дочерьми больницы и приюты, и сострадать чужой беде Элла научилась очень рано. Рано столкнулась она и со смертью: к четырнадцати годам девочка потеряла младших брата и сестру и горячо любимую мать, скончавшуюся от дифтерита.
Выйти замуж за русского, великого князя Сергея Александровича Романова, Элла решилась по большой взаимной любви. Правда, королева Виктория сомневалась, выдавать ли внучку замуж в Россию. «Ни одна из невест гессенского дома не была счастлива в России», — говорила она, и ее слова оказались отчасти пророческими… Великий князь был очень религиозен, и на седьмой год брака Элла крестилась в православие, став Елизаветой Федоровной. Она сделала этот шаг не под влиянием супруга, а по глубинному зову своей души и велению сердца. «Я все время думала и читала и молила Бога указать мне правильный путь и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином», — писала она своему отцу, прося его благословить ее на принятие православной веры. Но отец так и не благословил ее — настолько для него это было больно. Вместе с мужем Елизавета Федоровна воспитывала приемных детей — племянников Дмитрия и Марию, оставшихся сиротами, вместе они обустраивали имения в Ильинском и Усове, жертвовали на Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде и на многие другие монастыри и храмы России.
…18 февраля 1905 года в Кремле раздался взрыв. Террорист Каляев взорвал великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы, бросив бомбу в его карету. Эту страшную весть Елизавета Федоровна приняла мужественно, в полном смирении и самообладании. «Сергея убили!» — с этим возгласом княгиня выбежала на улицу в одном платье, хотя стояла зима. Без слез и истерик она помогала солдатам собирать разбросанные по снегу окровавленные останки мужа, не спала всю ночь, проведя ее в молитве. На похоронах любимого мужа не плакала, не позволила себе ни ропота, ни уныния. Она не жаловалась на судьбу. Только смотрела перед собой остановившимся взглядом, сжимала руки племянников и повторяла: «Он так вас любил!» А вскоре отправилась в тюрьму, чтобы поговорить с убийцей. Отказать в этом желании ей не посмели. Великая княгиня простила Каляева, оставила ему Евангелие и даже попросила Николая II помиловать преступника, однако безрезультатно.
«Дорогой Ники! Некоторые не верят, что я сама, без какого-либо влияния извне решилась на этот шаг; многим кажется, что я взяла неподъемный крест и либо пожалею об этом и сброшу его, либо рухну под его тяжестью. Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю, когда, кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой», — писала Елизавета Федоровна Николаю, после того, как распродала фамильные драгоценности и купила усадьбу на Большой Ордынке для того, чтобы основать в ней Марфо-Мариинскую обитель милосердия и принять монашеский постриг.
Это было время расцвета благотворительности в России. Деятельность Марфо-Мариинской обители «ставила перед собой цель трудом сестер, а также иными возможными средствами, в соответствии с духом истинного христианства, помогать больным и бедным и оказывать поддержку и утешение бедствующим и пребывающим в заботах и страдании. У Елизаветы Федоровны хватало душевного тепла и материнской любви на всех. Заботилась она и о сестрах обители: девушки давали обет безбрачия на время и могли покинуть обитель и выйти замуж. В этом случае их обеспечивали хорошим приданым. Матушка Елизавета не утруждала сестер ночными молитвенными бдениями, зная, что они неустанно трудятся днем, и не требовала аскетических подвигов, хотя сама носила и вериги, и власяницу. Она всегда бралась за самое сложное: ночи напролет проводила у постели умирающих; помогала при трудных операциях; собственноручно, опустившись перед больным на колени, перевязывала гнойные раны; уговаривала опустившихся родителей отдать ей на воспитание своего сына или дочь, чтобы они не оказались на дне. Она считала, что счастье заключается в отдании себя ближнему, и следовала своему пути с радостью и непоколебимой верой.
Но вот настало время смуты и террора. Революционные события сотрясли Россию. Игумен Серафим в книге «Мученики христианского долга» описывает свою последнюю встречу с великой княгиней Елизаветой Федоровной весной 1917 года, после отречения императора. Он поразился виду великой княгини — так она изменилась. Она выглядела похудевшей и измученной. Душа ее была потрясена настолько, что она не могла говорить без слез. Она видела, в какую гибельную пропасть летела Россия, и горько плакала о стране и русском народе, которому посвятила свою жизнь и которому так самоотверженно служила. Все ее светлые мечты, к которым она стремилась, теперь рушились. Ее душа, которая горела энергией и самопожертвованием, теперь не знала, что делать. Единственным ее желанием было просить Бога дать ей силы, чтобы допить чашу горестей и умереть в России. Но в то же время великая княгиня покорялась воле Божьей: в страданиях императорской семьи она предвидела путь их мученичества. Елизавета Федоровна наотрез отказалась покинуть Россию и продолжала свою подвижническую деятельность в обители, двери которой не запирались и были открыты для всех, несмотря на опасения сестер. Как ни пытался уговорить ее шведский министр, посланный кайзером Вильгельмом, она была непреклонна. «Народ — дитя, он не повинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России», — говорила она и добавляла, что не может оставить обитель и вверенных ей Богом сестер и больных, за которыми ухаживала.
…Ее арестовали на Светлой седмице 1918 года. В обители стоял стон и плач по «великой матушке» — все понимали, что ей уготована крестная мука. В ссылку на Урал с матушкой поехала и верная ей инокиня Варвара, отказавшаяся покинуть Елизавету Федоровну даже под страхом неминуемой смерти. Это было началом их пути к святости. Ночью 18 июля 1918 года матушку Елизавету, инокиню Варвару и других членов семьи Романовых сбросили в шестидесятиметровую заброшенную шахту под Алапаевском. Несколько дней из глубин шахты раздавалось пение «Херувимской». Перед смертью Елизавета Федоровна простила своих палачей — «ибо не ведают, что творят»…
31 марта 1992 года Архиерейским собором Русской православной церкви великая княгиня Елизавета Федоровна и инокиня Варвара были прославлены в лике преподобномучениц. Сегодня от их святых мощей во множестве совершаются чудеса исцелений и помощи верующим по их молитвам. Возрождаются места, связанные с матушкой, и возрождаются традиции российской благотворительности, заложенные этой великой женщиной с большим сердцем, вмещавшим всех страждущих.