В трагическом июле 1918 года вместе с царской семьей был расстрелян доктор Евгений Сергеевич Боткин. Последний русский лейб-медик, он был одним из представителей большой купеческой фамилии, сыгравшей заметную роль в истории и культуре России XIX – начала XX века. Такие семьи – «золотой фонд» русской нации.
Петр Боткин и сыновья
Родом Боткины были из посадских людей города Торопца Тверской области. В старину Торопец процветал. Он лежал на пути из Новгорода и Пскова в Москву, в Киев, на Волгу и далее в восточные страны, куда ходили русские купцы с караванами. Однако после основания Петербурга городок захирел. Торговые люди стремились перебраться из него в более развитые области. Так, в 1791 году Конон Боткин и его сыновья Дмитрий и Петр переселились в Москву. В то время они имели собственную текстильную фабрику, а текстильное производство всегда было экономическим профилем Москвы.
Однако в первопрестольной боткинское фамильное дело неожиданно повернулось в иную сторону. Москва в ту пору увлекалась чаем. История русского чайного дела началась еще в конце XVII века, когда был подписан торговый договор с Китаем. На протяжении столетия чай был очень дорог, и потому его пили мало. Но с конца XVIII столетия потребление чая неуклонно растет. Сам А. Суворов был в числе его горячих поклонников. Молодой Петр Кононович Боткин угадал «чайную перспективу» в Москве и, записавшись в московское купечество, в 1801 году основал фирму, которая занималась оптовой чайной торговлей. Для уменьшения цены на товар он завел собственную закупочную контору в Кяхте и покупал у китайцев чай в обмен на свой текстиль, поскольку Китай признавал только меновую торговлю. Скоро его фирма стала крупнейшим и самым известным поставщиком китайского чая в Москве. Боткины, как и Перловы, относились к числу не только богатейших, но и старейших в Москве чаеторговцев, тогда как их именитые конкуренты – Губкины, Поповы, Высоцкие – начали свое чайное дело намного позднее.
«Чайные короли» Боткины овладевали новыми чайными рубежами, не держась за «старинку». Когда в середине XIX века правительство решило завозить английский чай через западные границы империи, Боткины завели собственную закупочную контору в Лондоне и одними из первых привезли в Москву диковинный индийский и цейлонский чай, освоенный англичанами. Эксперимент был рискованным, ибо Москва всегда отдавала предпочтение китайскому чаю. Вскоре на чайный рынок хлынули всевозможные подделки, но боткинский чай оставался всегда чаем высшего качества. Иван Шмелев приводит прибаутку, с которой подавали элитный боткинский чай: «Кому – вот те на, а для вас – господина Боткина! Кому пареного, а для вас – баринова!».
«Чайное благополучие» Боткиных дало возможность встать на ноги всем членам этой огромной семьи. От двух браков у Петра Кононовича было девять сыновей и пять дочерей. После Отечественной войны 1812 года он купил особняк на Земляном валу, 35. Дом этот чудом уцелел, и его теперь украшает мемориальная доска в память о том, что именно здесь в сентябре 1832 года родился Сергей Петрович Боткин, светило русской медицины. Интересно, что в этих же краях появился на свет и провел детство другой великий русский врач – Николай Пирогов, будущий учитель доктора Боткина. Он даже ходил на Верхнюю Сыромятническую улицу в то самое училище Кряжева, в котором позднее учился и Василий Боткин, старший брат Сергея Боткина. А приходской церковью Боткиных, вероятно, была Троицкая церковь в Сыромятниках, близ Курского вокзала, снесенная большевиками.
В том же 1832 году вскоре после рождения сына Сергея, который был его одиннадцатым ребенком, Петр Кононович купил новую большую усадьбу в Петроверигском переулке, 4 – настоящее родовое гнездо. Боткины успели застать легендарную Петроверигскую церковь, оставившую имя переулку. Деревянный храм был основан в 1547 году по приказу Ивана Грозного, в память о дне его венчания на престол, которое состоялось в праздник Поклонения честным веригам апостола Петра. Каменный же храм выстроил своим коштом боярин И.Д Милославский в 1669 году, поскольку свадьба царя Алексея Михайловича с его дочерью Марией Милославской тоже была отпразднована в этот день. Древняя церковь пережила нашествие Наполеона, но была упразднена в 1840 году. И приходским храмом Боткиных стала церковь Успения Пресвятой Богородицы на Покровке – любимая церковь Ф.М. Достоевского.
И сам дом, который купил Боткин, уже был исторической достопримечательностью Москвы. В начале XIX века здесь жила семья Ивана Петровича Тургенева, дальнего родственника писателя и директора Московского университета. В гости к нему хаживали Жуковский и Карамзин. Его сыновья тоже остались в памяти русской истории: Николай Тургенев – один из первых русских теоретиков-экономистов, более известный по своему участию в движении декабристов; Александр – археограф и архивист, близкий знакомый А.С. Пушкина, которому выпала тяжкая доля сопровождать тело покойного поэта к месту погребения – в Святогорский монастырь.
Но вернемся к Боткиным. Как и в большинстве крепких купеческих семей, религиозному воспитанию детей в семье Боткиных уделялось первое внимание. И оно принесло свои плоды. Боткины были крупными благотворителями и устроителями храмов. Сам Петр Кононович много жертвовал на церкви, на сиротские приюты, получил за это орден св. Владимира и звание почетного гражданина. Примеру отца последовали дети.
Кстати, ни один из Боткиных не стал революционером. Даже известный публицист, «западник на русской подкладке» Василий Петрович Боткин, снискавший дружбу В. Белинского и А. Герцена, лично знакомый с Карлом Марксом, был яростным критиком «дикого» социалистического учения и противником внедрения марксизма в русскую рабочую среду.
В этой глубоко религиозной семье были заложены нравственные принципы человеколюбия, сострадания, помощи ближнему, трудолюбия и уважения к чужому труду. Да и сам отец проявлял достаточно уважения к своим детям, будучи суровым, но, в сущности, добрым человеком. Купец старой закалки не помышлял об университетах для своих детей, но отдавал их в престижные пансионы и не перечил дальнейшему выбору профессии.
Под влиянием сына Василия отец «терпел» в доме собрания интеллигентов, отчего боткинский дом не только был причислен к «самым образованным купеческим домам», но и стал одним из очагов московской культуры. Здесь гостили люди диаметрально противоположных взглядов и убеждений: Н.В. Гоголь (которому один из братьев Боткиных, Николай Петрович, впоследствии спас жизнь), А.И. Герцен, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, актеры М.С. Щепкин, П.С.Мочалов. Тут имел свою последнюю московскую квартиру В.Г. Белинский, друг Василия Боткина. Ученое слово вызывало у Петра Кононовича уважение, и он выражал свое почтение к науке весьма своеобразно: когда в его доме поселился историк Т.Н. Грановский, старый купец отправлялся на Пасху поздравлять своего квартиранта с шляпой в руке, хотя никогда прежде перед учеными «шапки не ломал», а квартирант к тому же был намного его моложе.
После смерти Петра Кононовича в 1853 году старшие братья обеспечили всех членов семьи, кто не занимался чайным делом, и дружно выделили 100 тысяч рублей приданого для сестры Марии, которая в 1857 году вышла замуж за А.А. Фета: на эти деньги и было куплено поэтом имение в Орловской губернии. Другая их сестра, Екатерина Петровна, стала женой фабриканта Ивана Васильевича Щукина, так что знаменитый коллекционер французского импрессионизма Сергей Иванович Щукин и великий собиратель предметов русской старины Петр Иванович Щукин приходились внуками Петру Кононовичу Боткину.
Фактическим же главой чайной фирмы стал Петр Петрович Боткин, прирожденный купец и очень набожный человек. Он был усердным старостой своей приходской Успенской церкви на Покровке, следил за состоянием здания храма и удовлетворял все его материальные нужды. А после освящения храма Христа Спасителя стал и его старостой: эту должность традиционно занимали состоятельные купцы, имевшие возможность на свои средства обеспечивать храм всем необходимым и поддерживать его в исправности. Современники запомнили, как Петр Боткин-младший чтил Владимирскую икону Божией Матери и всегда по дороге заходил в Успенский собор, чтобы поклониться ей.
Он помогал строить православные храмы даже в… Аргентине. В 1887 году православные жители Буэнос-Айреса, среди которых были и выходцы из России, обратились к Александру III с просьбой устроить им православную церковь. Просьба со временем была исполнена: сам Николай II с вдовствующей императрицей Марией Федоровной внесли пожертвование на этот храм, а в числе других благотворителей был и П.П. Боткин.
Все это способствовало успеху чаеторговли: боткинская фирма процветала. У П.П. Боткина была очень редкая черта: он не носил усы и бороду – главнейший купеческий признак, но с ним охотно имели дело самые патриархальные купцы.
Отличался набожностью и Дмитрий Петрович Боткин, один из старших сыновей Петра Кононовича. Женившись на Софье Мазуриной, внучке известного московского городского головы, он обзавелся и собственным домом, в который каждый год привозили для молебна чудотворную Иверскую икону и образ Спаса из кремлевской часовни у Спасских ворот. Дмитрий Петрович жертвовал средства на благоукрашение Корсунско-Богородицкого собора –главного храма города Торопца, родного для Боткиных. Его святыню – Корсунскую икону Божией Матери – подарила Торопцу полоцкая княжна в память о своем венчании с Александром Невским. Сам Дмитрий Петрович собирал картины, одним из первых в России увлекшись живописью Коро, Курбе и Милле. Будучи дружен с Павлом Третьяковым, он нередко помогал ему в подборе полотен. А его брат Михаил Боткин сам обнаружил способности к рисованию и поступил в петербургскую Академию художеств, где учился у Ф. Бруни (расписывавшего храм Христа Спасителя), получил звание академика исторической живописи и в 1882 году был назначен членом Комиссии по реставрации придворного кремлевского Благовещенского собора.
Как видно, не у всех Боткиных лежала душа к фамильному делу.
«Я дал царю мое честное слово…»
Своего сына Сергея Петр Кононович определил «в дураки». В 9 лет мальчик едва различал буквы. Отец сокрушался и грозил отдать его в солдаты, но брат Василий смягчил отцовское сердце и уговорил нанять хорошего домашнего учителя. Однажды по дороге домой Сережа встретил пожилую женщину, которая шепнула ему: «В тебе живет дух Авиценны». Мальчик тогда не понял, что означает эта странная фраза. Потом выяснилось, что у ребенка есть математические способности, и его отдали в лучший пансион. Решив избрать математику делом своей жизни, он собирался поступать на математический факультет Московского университета, как вдруг «грянул» указ Николая I, запрещавший лицам недворянского сословия поступать в университет на все факультеты, кроме медицинского. Сергею Петровичу Боткину ничего не оставалось, как поступить на медицинский факультет и ступить на стезю врача. Потом молодой выпускник учился у Пирогова на полях Крымской войны. Потом получил звание лейб-медика.
Медицинский талант доктора Боткина соединялся с высокими нравственными качествами души. Он был убежден, что лечить надо не болезнь, а больного и что «больного нужно любить». Боткин занимался изучением и улучшением условий жизни в России, борясь с высокой смертностью среди простого народа, внедряя принцип профилактики болезней. Он предупреждал при этом, что «холерный яд не минует и великолепных палат богача». Он открыл бесплатную амбулаторию и больницу для бедных в Петербурге, которая теперь носит его имя, и ратовал за право женщин на высшее медицинское образование. В 1872 году он был назначен лейб-медиком и сумел спасти императрицу от тяжелой болезни, снискав к себе личное расположение царского дома. Он сопровождал государя Александра II на поля сражений русско-турецкой войны.
А.П. Чехов уподобил врачебный талант Боткина литературному дару И.С. Тургенева, а способности Боткина как диагноста сравнивали с «общественной диагностикой» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Боткин на протяжении 12 лет лечил и самого Щедрина, несколько раз спасал его от смерти. Однажды у Щедрина на Литейном проспекте он встретил святого Иоанна Кронштадтского, которого к больному Щедрину пригласила жена писателя. Пастырь обрадовался, увидев Боткина, и обнял его. А Щедрин очень смутился от мысли, что приход на дом священника есть знак недоверия врачу. Он боялся, что доктор обидится, но Боткин успокоил его: «Ведь мы оба врачи, только я врачую тело, а он – душу». Сын сатирика, присутствовавший при этой сцене, вспоминает, что доктор Боткин тогда назвал святителя Иоанна своим другом. К отцу Иоанну Боткин, действительно, относился с величайшим благоговением. Он очень почитал Божественный дар чудотворца и просил его о помощи в тех случаях, когда сознавал бессилие научной медицины. В те же 1880-е годы Петербург облетела весть о чудесном исцелении княгини Юсуповой, умиравшей от заражения крови. Ночью больной привиделся о. Иоанн Кронштадтский, и она попросила пригласить его. Навстречу пастырю вышел расстроенный доктор Боткин со словами: «Помогите нам!». А когда женщина выздоровела, Боткин с радостью и душевным волнением повторял: «Уж не мы это сделали!».
Щедрин именно Боткина назначил в завещании опекуном своих детей. Однако своего пациента доктор Боткин пережил всего на полгода и умер в декабре 1889 года, поставив единственный в жизни неправильный диагноз самому себе. Ему хотели даже воздвигнуть памятник у Исаакиевского собора, а императрица Мария Федоровна учредила в память С.П. Боткина именную кровать в госпитале: годовой взнос на содержание такой кровати составлял сумму лечения одного больного.
Врачебное служение Боткина продолжил его сын Евгений.
Е.С. Боткин был старше своего августейшего пациента – государя Николая II – на три года: он родился в Царском селе 27 мая 1865 года и был четвертым ребенком в многодетной семье отца. Мягкого, интеллигентного мальчика отличала нелюбовь к дракам. Он избегал любого насилия, хотя разнимал дерущихся, если потасовка грозила перерасти в бой. Его увлекала наука. Он хотел поступить на физико-математический факультет Петербургского университета, но все же пошел по стопам отца и начал свой врачебный путь в Мариинской больнице для бедных, пока в 1892 году не был назначен врачом придворной капеллы. После защиты диссертации Боткин был избран приват-доцентом Военно-Медицинской академии. Он не только передавал своим студентам медицинские знания, но и прививал им законы сердечной любви к пациенту.
Когда началась русско-японская война, Боткин пошел добровольцем на фронт и был назначен в медчасть Российского общества Красного Креста. Доктор не раз сам выходил на передовую, заменяя раненого фельдшера. Личная храбрость его сочеталась с сердечной верой. Скорбные мысли, которые вызывала у горячего патриота эта позорная война, свидетельствовали о его глубокой религиозности: «Удручаюсь все более и более ходом нашей войны, и потому больно… что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчеты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога». У него, как и у многих русских людей того времени, было тяжелое предчувствие: «Что-то будет у нас в России! Бедная, бедная родина!»
Этого человека императрица Александра Федоровна сама пожелала видеть своим личным врачом, и в 1905 году доктор Боткин был назначен почетным лейб-медиком, как и его отец. Однажды царевич, от которого Боткин не отходил сутками, признался ему: «Я Вас люблю всем своим маленьким сердцем».
Е.С. Боткину суждено было стать последним русским лейб-медиком. После февральской революции и ареста царской семьи Временное правительство предложило Боткину на выбор – остаться со своими еще совсем недавно царственными пациентами или покинуть их. Перед таким же выбором позже поставили его и большевики. Врач им ответил: «Я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив». Потом в своем последнем письме он признавался, что его душевные силы укрепляет Слово Господа: «Претерпевший же до конца спасется» (Мф 10: 22).
Елена Лебедева
25 июля 2007 года