В моём родном Рочестере было много церквей, но я, как и родители мои и их родители, ходила в англиканский храм. Наша семья всегда отличалась благочестием, хранила традиции. И хоть попали наши предки в эту сумасшедшую Америку лет двести тому назад, мы сохранили дух старой доброй Англии.
В воскресенье мы всегда поднимались рано. Надо было хорошо подготовиться к службе — ведь к Богу в гости идём. Все чистенькие, отглаженные, воротнички накрахмаленные, белые-белые.
Кроме верности традиции, была ещё одна причина, почему в день солнца я всегда была в храме. Это — наш пастор, наш отец Джеймс. Назвать этого человека удивительным, замечательным было бы как-то мелковато. Это была сама безупречность! Это было само совершенство! Безупречность и совершенство во всём. Красота богослужения, репутация, внешний вид, манеры — на всём ни единого тёмного пятнышка.
А проповеди! Они проникали в самую душу. Я столько раз плакала в умилении. Все мы слушали его, будто загипнотизированные. Он даже иногда выводил нас из какого-то оцепенения вопросом или шуткой.
Его беседы продолжались за чаем. Тогда мы всей общиной засыпали пастора вопросами. Не отказывал он в общении даже при встрече на улице. Его кругозор был широчайшим. Его интеллект был глубочайшим. Он владел несколькими языками, даже древнегреческим.
Особенно хорошо разбирался он в различных религиозных течениях, наполнивших такую разнообразную Америку. Называя нашу общину высокой церковью, отец Джеймс аргументированно критиковал демократизм крайних протестантов, отрицающих церковную иерархию, и настоятельно призывал их иметь дома портрет королевы Елизаветы II и принца Чарльза. Особенно доставалось нашим фермерам — то ли анабаптистам, то ли меннонитам, — которые поселились на сельских хуторах. Отец Джеймс иронизировал по поводу их отрицания благ цивилизации — телефона, телевизора, автомобиля. «Неужели Господь будет любить меня меньше с моим „фордом“, чем с дурно пахнущей лошадью?» — спрашивал он.
Серьёзнейшему разбору мы подвергали Римскую Церковь. Их достижением в богословии, безусловно, является открытие исхождения Духа Святого «и от Сына», но как человек — Папа — может быть непогрешимым?
Кто-то из наших прихожан вскользь спросил о православных. Пастырь так же вскользь и ответил: «Это более фанатичное ответвление от католиков с массой заблуждений и суеверий. Они, например, поклоняются всевозможным святым, их изображениям, их останкам и даже вещам. Как можно, например, тряпочку чтить наравне с Богом?» — пастор говорил, а я переполнялась радостью, что принадлежу к истинной, высокой церкви.
В таком радостном воодушевлении я однажды не шла, а летела домой из церкви, ничего и никого не замечая. Вдруг, будто из другого мира, я услышала крик: «Осторожно, леди!» — но было поздно. Все прохожие успели отскочить от падающей тяжёлой лестницы, а мне она упала прямо на голову...
«Растяпа! Рот раззявила», — корила я себя уже позже, когда, по милости Божией, рана зажила и боли прекратились.
Однажды, идя на воскресное богослужение, я вдруг с удивлением заметила, что листья клёна в сквере посинели. А жёлтая стена банка вдруг стала розовой... Уже в церкви у меня резко потемнело в глазах и закружилась голова. Всегда питавшаяся здоровой пищей, я впервые в жизни ощутила сильную тошноту. Мои родные вывели меня на воздух.
Такси отвезло меня домой, там мне стало легче. Совсем меня отпустило, когда вечером отец Джеймс со старостой проведали меня.
Но ночью я вдруг проснулась от того, что кто-то душит меня. Включила свет — никого. Попыталась опять уснуть, но удушья повторялись, и я уже боялась ложиться.
Утром, разбитая, я побрела к врачу, но, едва преодолев ступени клиники, потеряла сознание...
Белый потолок, белые халаты. Голоса вдалеке и боль в спине. Сильная боль на месте откушенного кончика языка. Равнодушный приговор доктора: эпилепсия.
Теперь жизнь моя потекла от припадка к припадку, между которыми были лишь тоска, злоба, страх. Лечение медикаментами не помогало. Сочувствие наших прихожан и внимание родных всё больше раздражало. Я лишь кричала на них, а они снисходительно пожимали плечами: «Ну что с неё возьмешь? Всё больше лишается рассудка». А какие страшные были ночи! По много раз я вскакивала от кошмаров. Когда было чуть легче, заливала слезами постель.
Однажды, плача, я увидела возле себя Женщину, Которая ясно сказала мне такие слова: «Приложись к Моему поясу — и сразу исцелишься».
По Её величавому виду сразу поняла: Богородица! Боясь внезапного припадка или помутнения, позвонила отцу Джеймсу. Тот сонным голосом произнёс: «Не обращайте внимания. Это бред».
Богородица приходила ещё раз с теми же словами. Профессор психиатрии повторил слова отца Джеймса: «Не волнуйтесь. Острый пароноид — нормальное при вашей болезни явление. Бред».
Когда явление повторилось в третий раз, я твёрдо решила найти этот пояс во что бы то ни стало. Из жалости отец Джеймс согласился помочь мне: «Раз вы не хотите лечиться нормально, попробуем развеять вашу иллюзию — исцелиться от простого материального предмета».
В городе мы довольно быстро нашли православную семью: пожилую гречанку и её древнюю 99-летнюю мать.
— Насколько я знаю, пояс Богородицы хранится только в одном месте. Это монастырь Ватопед на Святой Горе в Греции, — сказала гречанка.
Отец Джеймс даже присвистнул:
— Я слышал об этом странном месте, называемом Афон. Туда женщин уже полторы тысячи лет не пускают.
Мне вдруг стало плохо. Сильная головная боль свалила на диван, но пока пастор пытался напоить меня водой, древняя старушка потянулась за карандашом.
— Она у нас уже два года не говорит из-за склероза, но писать пока не разучилась, — с этими словами дочь подала матери карандаш и блокнот. Только минут через десять мы еле-еле прочли на листке слова: «Русский монастырь в Джорданвилле».
Отец Джеймс оживился:
— Но это же совсем рядом. Два-три часа езды. Можем ехать прямо сейчас. И что, у них есть пояс Девы Марии?
Гречанка пожала плечами, а мы уже вскоре мчались к обители.
Нас встретила величественная колокольня над главным входом.
— Колокола — ненужное обрядоверие, — прокомментировал отец Джеймс, но я слушала не столько его, сколько стук своего сердца. Неужели где-то тут моё исцеление... моё спасение?
Из ворот вышел, а вернее, выбежал юноша в чёрной шапочке и грязном серо-чёрном платье с потёртым, слегка оборванным подолом. Отец Джеймс тут же отметил неряшливость его облика, а потом остановил юношу.
— Извините. Добрый день. А правда, что у вас в монастыре есть пояс Девы Марии?
Молодой человек отрицательно замотал головой, а я чуть опять не упала в обморок.
— Не пояс, а его частичка, ниточка из древнего сирийского монастыря. Пойдёмте...
Такого великолепия я не видела нигде и никогда. На стенах, на сводах бурых колонн, в золотых окладах было множество святых, которые будто говорили мне: «Добро пожаловать домой!»
Это был дом Бога. Это был рай! Рай, и в нём его обитатели!
— Вот то, что вы ищете, — сказал юноша и побежал по своим делам.
Господи, такая маленькая иконка Богородицы и такая маленькая-маленькая ниточка...
— Ну что? Успокоились? Теперь лечиться поедем всё-таки? — спросил отец Джеймс меня уже в «форде», но я ему не ответила. Я снова потеряла сознание, но не от эпилептического припадка. Я уснула глубоким, крепким сном.
В больнице пастор всё время справлялся о моём здоровье, а профессор психиатрии только разводил руками:
— Здорова. Абсолютно здорова. Чудо какое-то. Сейчас послал её в санаторий — и думаю: надо ли было?
После санатория я, уже став прихожанкой Покровского храма Рочестера, зашла в свою бывшую церковь. Хотела повидать и поблагодарить отца Джеймса. Но мне сказали удивительную вещь:
— Нет его здесь. Говорят, он Православие принял и в русском монастыре живёт.
Через несколько часов, под звон колоколов, я вновь вошла в обитель Святой Троицы — теперь уже в свою обитель.
— Отца Джеймса вам? Он теперь не отец Джеймс, а иеромонах Иаков. Читает у нас в семинарии древнегреческий. Двойку мне поставил. Сейчас позову.
Записал игумен Варсонофий (Подыма)Источник: http://otrok-ua.ru/sections/art/show/pojas_bogorodicy.html