Ольга Базарова
В образе Елизаветы Феодоровны совместилось несовместимое: высокое происхождение и полное отречение от себя и мира.
Она была прекрасна: «Я так и вижу ее такой, какой она была тогда: высокой, стройной, со светлыми, глубокими и наивными глазами, с нежным ртом, мягкими чертами лица, прямым и тонким носом, с гармоническими и чистыми очертаниями фигуры, с чарующим ритмом походки и движений. В ее разговоре угадывался прелестный женский ум – естественный, серьезный и полный скрытой доброты». (Морис Палеолог)
Елизавета Феодоровна после долгих раздумий решает принять православие, о чем свидетельствует ее письмо к Николаю II: «Я, наконец, решила присоединиться к вашей религии и хочу сделать это к Пасхе, чтобы иметь возможность причаститься на Страстной неделе… Я, наконец, почувствовала, как же это было нехорошо – быть перед миром протестанткой, когда моя душа уже принадлежала Православной вере. Это была ложь – перед Богом и людьми, очень большой грех, и я в нем сердечно раскаиваюсь».
После смерти Сергея Александровича Великая княгиня распустила свой двор, чтобы удалиться от света и посвятить себя служению Богу и ближним. Она пишет Николаю II; «Некоторые не верят, что я сама, без какого-либо влияния извне, решилась на этот шаг… Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея, и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе».
«Отныне ее главной заботой стало устроительство общины, в которой внутреннее духовное служение Богу органически соединено было бы с деятельным служением ближним во имя Христово».(Архиепископ Анастасий:)
«В Москве, на Ордынке, ею был куплен большой участок земли с домом и другими строениями. Все было целесообразно переоборудовано: создана была большая домашняя церковь, устроены больница, помещение для сестер и службы. Себе Великая княгиня оставила только три комнаты. Все было очень скромно. Ее маленькая светлая келья была увешена образами, вместо кровати стояла узкая скамейка, на которой она спала без матраца». (М. Белевская-Жуковская)
Одна из насельниц обители монахиня Надежда вспоминает: «Какую наша матушка жизнь вела! Подражала преподобным, тайно носила власяницу и вериги, спала на деревянной лавке… Пост у нее был круглый год, и рыбу не ела… Умирали все только на ее руках… и Псалтирь ночами по усопшим читала одна».
«Главные госпитали Москвы быстро обнаружили благотворные результаты лечения в госпитале Великой княгини, вмещавшем в себе не более 15 пациентов, и самые безнадежные случаи всегда направляли сюда… Вот пример, когда привезли кухарку с ожогами, уже захваченную гангреной: … Великая Княгиня собственноручно перевязывала ей раны… Перевязывание занимало по два с половиной часа два раза в день. Женщина, в конце концов, вылечилась, к изумлению докторов… Все известные хирурги преклонялись перед лечением Великой княгини и обращались к ней за помощью, когда им надлежало произвести особенно серьезную операцию… В числе учреждений всякого рода она основала одно – для неизлечимых чахоточных женщин наибеднейшего класса и навещала этот «мертвый дом» два раза в неделю. Зачастую пациентки выражали ей свою признательность, обнимая ее, не задумываясь над опасностью заразы, но она ни разу не увернулась от их объятий». (Протопресвитер М. Польский)
«Один день в неделю она проводила в Кремле, разбирала почту. На ее имя писали множество прошений, в ответ на эти письма матушка посылала сестер. В какие каморки, какие углы шли… Обеды бесплатные. Толпы бедных кормили каждый день, выдавали на дом и для семей. Лекарства, больница, амбулатория – все без оплаты. Лучшие профессора принимали и операции делали. Работу безработным находили, курсы оплачивали… Не было дня, чтобы она пропустила Литургию. А на Рождество огромную елку устраивали, и кроме сластей – одежда разная теплая, валенки для бедных детей… (Монахиня Надежда)
«Не приводили ее в уныние и великие страдания и унижения, выпавшие на долю столь близкой ей Царской семьи. «Это послужит к их нравственному очищению и приблизит их к Богу», – с какой-то просветленной мягкостью заметила она однажды… Шведскому министру, который настаивал на том, чтобы она покинула Россию, Великая княгиня ответила, что ужасающие времена не за горами, но что она решила разделить судьбу той страны, которую она считала за свою». (Протопресвитер М. Польский)
«Когда матушку арестовали, сестры кинулись к ней: «Не отдадим мать!» – вцепились в нее, плачь, крик! С дороги матушка Елизавета послала два письма: «Сплотитесь и будьте как одна душа – все для Бога – скажите, как Иоанн Златоуст: Слава Богу за все». (Монахиня Надежда)
До последнего часа она заботилась о ближнем: «Расследование показало, что Великая княгиня сделала перевязку князю Иоанну Константиновичу, будучи сама тяжело ушиблена… Великая страстотерпица пела себе и другим надгробные или благодарственные и хвалебные Богу песни до тех пор, пока для нее на зазвучали уже райские напевы». (Протопресвитер М. Польский)
«По рассказу очевидца, при перекладывании тела Великой Княгини из деревянного гроба в цинковый для отправки в Иерусалим, все присутствовавшие были поражены состоянием ее тела. Великая Княгиня лежала в гробу как живая, как будто ее только что похоронили; от нее словно шло сияние. Даже еловая веточка, найденная на ее груди, была свежая и зеленая, словно только что сорванная». (Н. Балцева-Арсеньева)
«Так вот какая ты, моя Елисавета,
Великая Княгиня. Русская святая.
Душа, в одежды белые навек одета,
Простила палачей, в мир горний отлетая.
Казалось, как и все мы, женщины, – земная –
Любила преданно, страдала и терпела,
Но бешеная свора, Господа не зная,
Не вынесла красы твоих души и тела.
Да только невдомек тем палачам-невеждам,
Что смерть бессильна перед верой и любовью.
И вечна красота. И белая одежда
Еще белей, когда омыта кровью».
(Елизавета Савинская)