Один пастух пас овец. Он очень проголодался. Выходя из дому, он велел своей жене принести себе в поле завтрак, но она не приходила.
Увидел пастух сторожа, который косит траву. Он подошёл к нему и говорит:
— Посмотри, чтобы моё стадо не разбрелось. Я схожу домой, а как вернусь, щедро награжу тебя за услугу.
Сторож был глух, а что всего хуже — он и говорил с глухим. Из речи пастуха он не понял ни слова. Ему показалось, что пастух хочет отнять у него траву, и он закричал:
— Да что тебе за дело до моей травы? Не ты её косил, а я. Убирайся прочь!
Пастух подумал, что он обещает защищать его стадо и поспешил домой.
Он быстро воротился и увидел, что его стадо спокойно пасётся на том же месте. Пересчитав овец, он с облегчением сказал сам себе: «Надо наградить сторожа за его труд».
В стаде у пастуха была молодая овца; правда, хромая, но прекрасно откормленная. Пастух взвалил её на плечи, подошел к сторожу и сказал ему:
— Спасибо, что поберёг мое стадо! Вот тебе овца за труды.
Сторож, видя хромую овцу, вскричал:
— Откуда мне знать, кто её изувечил? Я и не подходил к твоему стаду.
— Возьми её, зажарь и скушай за моё здоровье с твоими приятелями.
— Отойдешь ли ты от меня, наконец! — закричал сторож вне себя от гнева.
В той местности был обычай, в случае спора попросить рассудить первого встречного. И вот они увидели всадника.
— Сделайте милость, — сказал всаднику пастух, — рассудите: кто из нас прав? Я дарю этому человеку овцу из моего стада в благодарность, а он чуть не побил меня.
— Сделайте милость, — сказал сторож, — рассудите: кто из нас прав? Этот злой пастух обвиняет меня в том, что я изувечил его овцу, когда я и не подходил к его стаду.
Выбранный ими судья был глух. Он сделал знак рукою, чтобы они замолчали, и сказал:
— Должен признаться, что эта лошадь не моя: я нашел её на дороге. Если она ваша, возьмите её; если нет, то отпустите меня скорее.
Пастуху и сторожу показалось, что всадник решает дело не в его пользу.
Они ещё громче стали ругаться, упрекая в несправедливости посредника.
В это время на дороге показался еще один человек. Все три спорщика бросились к нему и стали наперебой рассказывать своё дело. Но тот был глух, как они.
— Понимаю! — отвечал он им. — Она послала вас упросить меня, чтоб я воротился домой (человек говорил про свою жену). Но это вам не удастся. Знаете ли вы, что во всём мире нет никого сварливее этой женщины?
Шум поднялся больше прежнего: все вместе кричали изо всех сил, не понимая один другого.
Человек, укравший лошадь, видя издали бегущих людей, принял их за хозяев лошади, проворно соскочил с неё и убежал.
Пастух, заметив, что уже становится поздно и что стадо его совсем разбрелось, поспешил собрать своих овечек и погнал их в деревню, жалуясь, что нет на земле справедливости, и стал приписывать все огорчения дня черному коту, перебежавшему ему дорогу.
Сторож возвратился к своей накошенной траве и, найдя там жирную овцу, взвалил её на плечи и понёс к себе, думая тем наказать пастуха за обиды.
Сбежавший муж добрался до ближней деревни, где и остановился ночевать. Голод и усталость несколько уменьшили его гнев, и он решил вернуться домой.
На свете бывают люди, которые хотя и не глухи, а не лучше глухих: что говоришь им — не слушают, в чём уверяешь — не понимают, сойдутся вместе — заспорят, сами не зная о чём. Ссорятся они без причины, обижаются без обиды, а сами жалуются на людей, на судьбу или приписывают своё несчастье нелепым приметам — просыпанной соли, разбитому зеркалу…
Уши нам даны для того, чтобы слушать. Один мудрец заметил, что у нас два уха и один язык, стало быть, нам надобно больше слушать, нежели говорить.