Протоиерей Андрей Ткачев

Какая разница, говорить или молчать? Почему поддерживать светские беседы вредно для души? Что происходит с жизнью человека, не умеющего контролировать собственный язык?



В церковнославянском языке беременная женщина называется «непраздной», то есть «занятой». Причем, не чем-нибудь занятой и наполненной, а носящей в себе благословение. В этом смысле говорит Исайя: «Так говорит Господь: когда в виноградной кисти находится сок, тогда говорят: «не повреди ее, ибо в ней благословение» (Ис. 65:8) Соответственно, «праздный» —это пустой и лишенный благословения, ничего в себе не носящий. Дух празднословия есть именно такой дух — праздный, ничего важного в себе не носящий, выветривающий из души те остатки теплоты, которые есть еще в ней.

Празднословная эпоха — говори, что хочешь — далеко не безобидное явление. Ее дух, к примеру, враждебен молитве. Митрополит Антоний (Блум) не зря одно из слов озаглавил вопросом: «Может ли еще молиться современный человек?» Читать молитвенные тексты, конечно, может. Но вот собираться в молитву целиком, напрягать ум, удерживать внимание, стоять перед Богом, может ли?

В немалой степени анемичная молитвенность современника есть плод словесной разбросанности, истощения попусту словесных ресурсов. В известном смысле сказанное о браке и семени, может быть применено к языку и словам. «Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод — по площадям» (Прит. 5:16) Там, в притчах, по контексту видно, что речь идет о верности в браке, о брачном целомудрии. Но слово — это тоже семя. Оно зачинает дела, оно творчески меняет мир. Его тоже нельзя лить по площадям как мыльную воду.

Для того, чтобы было о чем говорить, нужно, чтобы было о чем молчать. Тихое и медленное созревание слова в тайном мраке внутренней жизни так же необходимо, как полносрочное донашивание ребенка. Иначе мир будет наполнен выкидышами, не способными выжить и окрепнуть.

Празднословие же не терпит молчания, враждует против него. Дух празднословия в тишине ощущает угрозу. Так и летучие мыши, если бы умели говорить, кричали бы «Выключите свет!» Болтовня есть явление фоновое, безразличное к смыслу — лишь бы что-то звучало. Это синоним отчуждения всех ото всех, потому что родным людям молчание не тягостно. Чужие, да, те обязаны заполнять тишину болтологией, чтобы не чувствовать неловкость. Отсюда вывод: торжество бессмысленных разговоров есть доказательство отчужденности людей друг от друга и глубокого внутреннего одиночества.

Раньше рисовали агитплакаты на тему: «Сколько воды вытекает за сутки из незакрытого крана, если толщина струйки равна спичке?» Точную цифру не скажу, но объем утрат в результате получается устрашающий. Вернемся к нашей теме, вооружившись аналогией. Вместо незакрытого крана — не закрывающийся рот. Толщину струйки определить сложно, тут уже спичка не помощник, но струя пересыхает только на время сна. Каковы потери? Подсчет здесь вряд ли возможен, но потери огромны.

Больно смотреть, когда машина, везущая зерно, по дороге высыпает сквозь щели в бортах килограммы драгоценного груза. Так же больно смотреть, когда теплотрасса, усеянная наспех залатанными дырами, греет зимой воздух на улице, а батареи в домах едва теплые. Такие потери сродни болтовне «на воздух», сродни разговорам без цели и смысла. Можно, кстати, предположить, что связь между теми и этими потерями глубока и реальна. Ведь все хозяйственные люди молчуны. Они конкретны и практичны.

Среди фермеров, рыбаков, лесорубов, шахтеров найти болтуна большая редкость. Практичность и немногословность некоторых северных народов вошла в анекдоты, но смеется хорошо известно кто. У молчунов, как показывает опыт, не только слова, но и вода, тепло, налоговые сборы тратятся разумно и экономно. А ведь мы тоже далеко не южане, но «варежку» прикрывать не умеем. Может отсюда и многое другое?

Путь из Египта болтовни в Палестину молитвы лежит через пустыню молчания. Но это не молчание немого. Это молчание, при котором совершается внутренняя работа собирания помыслов. Как говорит Давид: «Воспламенилось сердце мое во мне; в мыслях моих возгорелся огонь; я стал говорить языком моим». Но прежде этого было вот что: «Я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим; буду обуздывать уста мои, доколе нечестивый предо мною. Я был нем и безгласен, и молчал даже о добром; и скорбь моя подвиглась» (Пс. 38).

То есть, сначала был нем и безгласен. А потом сердце воспламенилось, в мыслях появился огонь, язык заговорил доброе и важное. Такова последовательность, и если сердце в человеке не горит, то очевидно, что он не умеет по временам быть немым и безгласным.