Хлеб и вино

Стены столовой в школе, где я учился, были украшены разными плакатами. Один из текстов надолго остался в моей памяти. «Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб — драгоценность. Им не сори».

Подобные агитки, в стихах и в прозе, встречались тогда часто. Их можно было увидеть в основном в заведениях общепита и в хлебных магазинах.

Спустя многие годы я часто думаю об этом. Что это? Рецидив крестьянского сознания в стране победившего социализма? Память о голодных годах и пережитых бедах? Тревога о национальном богатстве? А может быть — связь с Евхаристией?

Отношение к хлебу насквозь мистично. Оно никак не вмещается в рамки отношения к продукту питания. Ведь, по правде говоря, молоко, яйца, овощи тоже питают, спасают от голода, они тоже — драгоценность, но любовью пользуются меньшей. Если хлеб падал, его поднимали с поспешностью и целовали. Так не поступали ни с картофелем, ни с репой.

В крестьянской (читай, христианской) стране хлеб прочно ассоциировался с Евхаристией, то есть был такой пищей, таким даром земли, который при известных условиях становился Пищей бессмертия и Манной Небесной.

Вот одна из пословиц, говорящая об этом: «Коли хлеб на стол, так и стол — престол. Коли хлеба ни куска, так и стол — доска». Кстати, и стол, за которым ели, был свят, он осмысливался как раскрытая ладонь Божия. Положить на него по-ковбойски ноги или на него сесть было собственно поруганием святыни.

* * *

Будучи сыном невинодельческого народа, я подозреваю, что в любви грузин, армян, молдаван к виноградной лозе скрыта всё та же любовь к Евхаристии. И нельзя смотреть без дрожи на чёрно-белые кадры старого фильма «Отец солдата». Старик-грузин отвешивает оплеуху молодому танкисту, поведшему танк на виноградник. «Ты его садил? — кричит старик. — Ты знаешь, как он растёт? Ты — фашист». Оба — советские воины. Оба наступают на Берлин. Парень в танке — не фашист. Он — русский, но он не окапывал лозу, не ждал от неё плодов. Он не знает песен, которые нужно петь при сборе урожая. Он не топтал ягоды в точиле. Он вряд ли знает красивые тосты и до сих пор пил только самогон…

* * *

Если крестьянин бережёт плод своего труда — это естественно. Мозоли на руках, натруженная спина, пропотевшая рубаха не дадут ему забыть, что привычное (мы так привыкли к хлебу) даётся дорого. А вот как приучить любить хлеб, ценить чужой труд тех, для кого хлеб «растёт» не на полях, а на полках магазинов?

* * *

Горожанин, бросающий корку на пол, — это паразит, не только пользующийся чужим трудом, но ещё и презирающий чужой труд. Если он не исправится, то непременно будет наказан, может быть даже голодом.

А вот горожанин, поднимающий с асфальта кем-то брошенную корку, — это чудо. Если он сам родом не из села, то кто-то научил его этому. Быть может, священник; быть может, родители. Как верный в малом, он может быть достоин многого.

Городской житель может быть как-то по-особенному жесток и по-особенному глуп одновременно.

С рекой, деревьями, животными он не общается (вода — из крана, тепло — из батареи, суп — из полуфабрикатов). Он и с людьми почти не общается. Всё больше с бумагами (справки, бланки, документы) да с механизмами. Новости — по телевизору. Путь к деградации открыт, протоптан. Многие маршируют по нему. К такому человеку нужен особый подход. Ему нужны особые заповеди.

Епископ Каллист (Уэр) говорит о том, что слова «люби природу», «не ломай деревья» могут сегодня восприниматься как заповедь. Можно добавить сюда ещё: «читай книги», «учись думать», «радуйся привычным вещам»…

Кто-то из святых сказал о бесах, что они ничего не творят и поэтому им ничего не жалко. Боюсь, что нынешняя нетворческая эпоха угрожает человеку тем, что сделает его подобным демонам.

О таком человеке будет поздно молиться. Ведь Христос пришёл в мир спасти человека. Если человечество, развращаясь, изменится до неузнаваемости — мир утратит смысл существования и вновь будет достоин уничтожения, как это уже было однажды.

* * *

Вернёмся к хлебу. У Серафима Саровского есть такой совет унывающим монахиням — пожевать хлебушка. Хлебушек, мол, тоску и прогонит. Есть у хлеба такая сила, но на пресытившегося человека она не действует. Нужно уметь поститься и воздерживаться, чтобы понять ржаную горбушку как милость Божию — и утешиться.

Между тем современная культура презирает воздержание, а вот тоскует человек не меньше.

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…

Сказано в ХIХ веке. С тех пор тоска умножилась. Она толкнула миллионы людей или в петлю, или с крыши дома, или в разврат, или на иглу. Индустрия развлечений тоску не лечит, а делает её ещё острее, отяжеляет похмелье.

Нужно попробовать старый способ. Затеплить лампаду, положить поклон. Не поесть до вечера. Почитать Евангелие. Такого человека утешит хлебушек. И тоску прогонит.

Да что тоску… Он и детей воспитывать умеет. Дети обязаны испытывать чувство голода. Не потому что они брошены и бездомны, а потому, что иначе они не поймут жизни, не сумеют сострадать бедняку, не захотят трудиться.

Мы сами испортили наших детей обжорством, переборчивостью в пище. Мы испортили их вкус сладостями. Научили воротить нос от тарелки обычного супа, говорить «не люблю», «не хочу».

Есть хорошее старое правило: если ребёнок хочет есть, но отказывается от хлеба — значит, он не хочет есть. Нужно дать его аппетиту разыграться. Ведь, как известно, голод — лучшая приправа.

Если мы не хотим испытать настоящий, карающий голод, если стремимся достичь спасительной простоты, хотим чувствовать себя детьми Отца Небесного — нам нужно обратить внимание на то, что мы не привыкли замечать, на то, о чём мы часто думаем как о всегдашнем и непременном.

Ну а коль скоро вы со мною не согласны, ума не приложу, какими глазами вы смотрите на небо и говорите: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…».