Прот. А. Ткачев
Притчи Господни в малых словах заключают великий смысл. Иногда в одном лице, изображенном в притче, охвачено Божественным смыслом все человечество. Тот, до полусмерти избитый разбойниками человек, которого пожалел Самарянин, разве не все человечество, не Адам и все его дети? А в блудном сыне разве не узнают себя и свою внутреннюю, сокровенную историю все кающиеся христиане? В одной потерянной драхме – все потерявшиеся души, и снова – весь Адам со всем потомством – в одной заблудшей овце.
Люди узнают мир и потому описывают его в тысячах многотомных сочинений, а Бог знает мир, и потому охватывает его коротким рассказом из шести – семи предложений. В этом смысле фарисей и мытарь, молившиеся в церкви, являются изображением всего молящегося человечества.
Молитву нельзя оценить внешними критериями. «Я молился долго. Я молился много. Я молился усердно», – все это лишние, а может и глупые слова. Количеством вычитанных текстов (кафизм, канонов) не измеряется молитва. Временем, проведенным в храме или на коленях перед образом, не измеряется молитва. Любовь нельзя измерить в килограммах, и грубому счету не поддается молитва. Молитву оценивает только Тот, Кому молитва приносится. Он Сам знает, сколько искренних слов было сказано, сколько жгучих или же сладких слез было пролито, сколько тайн поднялось со дна сердца, более глубокого, чем Мировой океан. Только Бог может оценить молитву, и поэтому именно Христовы уста, уста Слова, Которое было в начале, произнесли притчу о молящемся человечестве.
То, что «два человека вошли в церковь помолиться», не напоминает ли нам о том, что в начале мира два брата приносили жертву Богу: один – от плодов земли, а другой – от первородных в стаде? В 49-м псалме говорит Бог: «Не за жертвы твои Я буду укорять тебя; не приму тельца из дома твоего, ни козлов из дворов твоих. Если бы Я взалкал, то не сказал бы тебе, ибо Моя вселенная и все, что наполняет ее. Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты твои, и призови Меня в день скорби». Это значит, что жертвоприношение и молитва подобны друг другу. И то, и другое – жертва, но хвала и молитва, жертва уст и сердца дороже одних всесожжений. Поэтому мытаря и фарисея с одной стороны, а Каина и Авеля с другой, можно сравнивать.
Мы из недавней истории помним, что неверующий человек может убивать верующего именно за то, что тот верует. Из более древних событий мы можем узнать, что, к сожалению, были случаи, когда верующие люди насилием подчиняли неверующих. Но те оба брата, изображенные в начале Библии, были оба верующими. Не значит ли это, что должен быть между ними мир и согласие? Отчего первое в мире кровопролитие совершилось из-за конфликта между верующими людьми, и к тому же – братьями? Оказывается, что мир болен глубже и сильнее, чем нам кажется, и вера, которая должна примирять и соединять, для испорченного человека может превратиться в причину соперничества, зависти, желания возвыситься над ближним. Горе нам, потому что человечество смертельно болеет, а мы – часть этого человечества.
Каин Авеля убил. Но фарисей мытаря не убил. Разница, по-видимому, велика.
Но прежде, чем убить, Каин о чем-то думал. Думы были тяжкие, и он опускал лицо свое. Бог видел все, что происходило в сердце первенца Адамова, и предостерегал Каина. Но все же грех внутри Каина победил, и убийство было совершено. Это было убийство, которому предшествовала внутренняя работа мысли, советы злого сердца. Что думал, на что себя убеждал, чем себя оправдывал Каин? Может быть, он говорил себе, что он – первенец и его жертва должна быть более важной. Может он упрекал Бога в лицеприятии. Может еще множество самых разных мыслей подшептывал искуситель Каину, как некогда – жене у запретного дерева. Так или иначе – Каин согласился убить. Он решил, что Авель достоин смерти, а он – Каин, достоин восстановить нарушенную справедливость. Прежде всякого удара братоубийство в душе Каина приобрело внутреннюю санкцию.
Фарисей мытаря не убил. Но фарисей в течении многих лет составил свое крепкое мировоззрение, в котором такие люди, как мытарь занимали место, подобное месту блохи в собачьей шерсти, или – клопа за обоями. Фарисей не пачкал рук чужой кровью. Он просто считал весь мир себя недостойным. «Благодарю Тебя», – сказал он Богу, – «что я не таков, как прочие люди». Ни больше, ни меньше! Я лучше всех! А каковы же прочие люди? «Грабители, обидчики, прелюбодеи». В конце, как наглядный пример: «Или как этот мытарь»
Представим себе, что мытаря на глазах фарисея хотят убить. Вступится ли фарисей за мытаря, возвысит ли свой голос в защиту? Никогда! Он давно уже считает мытаря достойным смерти, и искренно удивляется Божьему долготерпению. Увидев кровь мытаря, пролитую человеческой рукой, он сочтет, что присутствует при акте совершившейся Божественной справедливости, и вознесет благодарственную молитву. Так лучше ли фарисей Каина?
Религиозная рознь – самая долговечная рознь. Религиозная гордость – самая мерзкая гордость. Больны ли мы этими недугами в открытой форме. Или просто носим в себе эти вирусы? И носим, и болеем в открытой форме. Весь мир для нас условно поделен на категории людей, из которых мы некоторых за людей не считаем, некоторым уделяем достоинство человека, но руки им не протягиваем, и так далее. Язва эта глубока и всеобща, и только Христос, как единственный Врач человеческого сердца, может нас от этой болезни избавить.
А что же мытарь? Он здесь затем лишь, чтоб оттенить безумие фарисея? Нет, он имеет самостоятельное значение. Мытарь – победитель уныния. Он сам знает, что грешен, и все вокруг напоминают ему об этом. Ему легче всего пуститься во все тяжкие, и уже не являться перед лицо Божие с опущенной головой. Такова угроза всем, кто много и последовательно грешил. Св. Николай Сербский приводит изречение одного грешника, достигшего старости. Тот сказал: «Вначале я грешил из любопытства, а затем – из презрения к себе». Когда человек отчаялся исправиться, тогда он грешит особенно тяжко. Но мытарь сохранил веру и смог с молитвой покаяния переступить церковный порог. Как победитель уныния, и как делатель покаяния мытарь велик, и Бог принимает его молитву.
Фарисей похож на Каина. Но мытарь вовсе не похож на Авеля.
Авель – это Христос – невинная Жертва, девственник и Пастырь овец. Он и будет убит новым Каином, то есть людьми, гордящимися своим первородством. Эти люди с презрением назовут Христа любителем поесть и выпить, другом мытарей и грешников.
Ошибочно думать, что все мытари каются. Далеко не все. И Сам Христос о людях, не слушающих Церковь, говорит: «да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:17)
Но именно спасти тех и других, и мытарей, и фарисеев, пришел Сын Божий. Молитвы того и другого Он выслушивает, давая им единственно правильную оценку. И вдоволь наслушавшись как горделивых речей, так и покаянных вздохов, Господь в очередной раз предлагает нам эту притчу. Предлагает в особенности «некоторым, которые уверены были в себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук. 18:9)
Мне не кажется, что я считаю себя праведником. Но видимо мне это только «кажется». На самом деле я болен и этой болезнью. Когда Христос на Тайной Вечери сказал, что один из апостолов предаст Его, ученики спрашивали: «Не я ли, Господи?» Они не верили себе, и знали, что могут в критический момент оказаться кем угодно, даже предателем. Вот и нам не нужно верить себе, и принять эту притчу, как лично нам сказанную. Ведь воистину, мы часто уничижаем других и мыслим о себе не так, как должно мыслить.
Помажем же глаза, чтобы видеть себя самих (Откр. 3:18), и примем Евангельское лекарство, без которого душе невозможно выздороветь.
Люди узнают мир и потому описывают его в тысячах многотомных сочинений, а Бог знает мир, и потому охватывает его коротким рассказом из шести – семи предложений. В этом смысле фарисей и мытарь, молившиеся в церкви, являются изображением всего молящегося человечества.
Молитву нельзя оценить внешними критериями. «Я молился долго. Я молился много. Я молился усердно», – все это лишние, а может и глупые слова. Количеством вычитанных текстов (кафизм, канонов) не измеряется молитва. Временем, проведенным в храме или на коленях перед образом, не измеряется молитва. Любовь нельзя измерить в килограммах, и грубому счету не поддается молитва. Молитву оценивает только Тот, Кому молитва приносится. Он Сам знает, сколько искренних слов было сказано, сколько жгучих или же сладких слез было пролито, сколько тайн поднялось со дна сердца, более глубокого, чем Мировой океан. Только Бог может оценить молитву, и поэтому именно Христовы уста, уста Слова, Которое было в начале, произнесли притчу о молящемся человечестве.
То, что «два человека вошли в церковь помолиться», не напоминает ли нам о том, что в начале мира два брата приносили жертву Богу: один – от плодов земли, а другой – от первородных в стаде? В 49-м псалме говорит Бог: «Не за жертвы твои Я буду укорять тебя; не приму тельца из дома твоего, ни козлов из дворов твоих. Если бы Я взалкал, то не сказал бы тебе, ибо Моя вселенная и все, что наполняет ее. Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты твои, и призови Меня в день скорби». Это значит, что жертвоприношение и молитва подобны друг другу. И то, и другое – жертва, но хвала и молитва, жертва уст и сердца дороже одних всесожжений. Поэтому мытаря и фарисея с одной стороны, а Каина и Авеля с другой, можно сравнивать.
Мы из недавней истории помним, что неверующий человек может убивать верующего именно за то, что тот верует. Из более древних событий мы можем узнать, что, к сожалению, были случаи, когда верующие люди насилием подчиняли неверующих. Но те оба брата, изображенные в начале Библии, были оба верующими. Не значит ли это, что должен быть между ними мир и согласие? Отчего первое в мире кровопролитие совершилось из-за конфликта между верующими людьми, и к тому же – братьями? Оказывается, что мир болен глубже и сильнее, чем нам кажется, и вера, которая должна примирять и соединять, для испорченного человека может превратиться в причину соперничества, зависти, желания возвыситься над ближним. Горе нам, потому что человечество смертельно болеет, а мы – часть этого человечества.
Каин Авеля убил. Но фарисей мытаря не убил. Разница, по-видимому, велика.
Но прежде, чем убить, Каин о чем-то думал. Думы были тяжкие, и он опускал лицо свое. Бог видел все, что происходило в сердце первенца Адамова, и предостерегал Каина. Но все же грех внутри Каина победил, и убийство было совершено. Это было убийство, которому предшествовала внутренняя работа мысли, советы злого сердца. Что думал, на что себя убеждал, чем себя оправдывал Каин? Может быть, он говорил себе, что он – первенец и его жертва должна быть более важной. Может он упрекал Бога в лицеприятии. Может еще множество самых разных мыслей подшептывал искуситель Каину, как некогда – жене у запретного дерева. Так или иначе – Каин согласился убить. Он решил, что Авель достоин смерти, а он – Каин, достоин восстановить нарушенную справедливость. Прежде всякого удара братоубийство в душе Каина приобрело внутреннюю санкцию.
Фарисей мытаря не убил. Но фарисей в течении многих лет составил свое крепкое мировоззрение, в котором такие люди, как мытарь занимали место, подобное месту блохи в собачьей шерсти, или – клопа за обоями. Фарисей не пачкал рук чужой кровью. Он просто считал весь мир себя недостойным. «Благодарю Тебя», – сказал он Богу, – «что я не таков, как прочие люди». Ни больше, ни меньше! Я лучше всех! А каковы же прочие люди? «Грабители, обидчики, прелюбодеи». В конце, как наглядный пример: «Или как этот мытарь»
Представим себе, что мытаря на глазах фарисея хотят убить. Вступится ли фарисей за мытаря, возвысит ли свой голос в защиту? Никогда! Он давно уже считает мытаря достойным смерти, и искренно удивляется Божьему долготерпению. Увидев кровь мытаря, пролитую человеческой рукой, он сочтет, что присутствует при акте совершившейся Божественной справедливости, и вознесет благодарственную молитву. Так лучше ли фарисей Каина?
Религиозная рознь – самая долговечная рознь. Религиозная гордость – самая мерзкая гордость. Больны ли мы этими недугами в открытой форме. Или просто носим в себе эти вирусы? И носим, и болеем в открытой форме. Весь мир для нас условно поделен на категории людей, из которых мы некоторых за людей не считаем, некоторым уделяем достоинство человека, но руки им не протягиваем, и так далее. Язва эта глубока и всеобща, и только Христос, как единственный Врач человеческого сердца, может нас от этой болезни избавить.
А что же мытарь? Он здесь затем лишь, чтоб оттенить безумие фарисея? Нет, он имеет самостоятельное значение. Мытарь – победитель уныния. Он сам знает, что грешен, и все вокруг напоминают ему об этом. Ему легче всего пуститься во все тяжкие, и уже не являться перед лицо Божие с опущенной головой. Такова угроза всем, кто много и последовательно грешил. Св. Николай Сербский приводит изречение одного грешника, достигшего старости. Тот сказал: «Вначале я грешил из любопытства, а затем – из презрения к себе». Когда человек отчаялся исправиться, тогда он грешит особенно тяжко. Но мытарь сохранил веру и смог с молитвой покаяния переступить церковный порог. Как победитель уныния, и как делатель покаяния мытарь велик, и Бог принимает его молитву.
Фарисей похож на Каина. Но мытарь вовсе не похож на Авеля.
Авель – это Христос – невинная Жертва, девственник и Пастырь овец. Он и будет убит новым Каином, то есть людьми, гордящимися своим первородством. Эти люди с презрением назовут Христа любителем поесть и выпить, другом мытарей и грешников.
Ошибочно думать, что все мытари каются. Далеко не все. И Сам Христос о людях, не слушающих Церковь, говорит: «да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:17)
Но именно спасти тех и других, и мытарей, и фарисеев, пришел Сын Божий. Молитвы того и другого Он выслушивает, давая им единственно правильную оценку. И вдоволь наслушавшись как горделивых речей, так и покаянных вздохов, Господь в очередной раз предлагает нам эту притчу. Предлагает в особенности «некоторым, которые уверены были в себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук. 18:9)
Мне не кажется, что я считаю себя праведником. Но видимо мне это только «кажется». На самом деле я болен и этой болезнью. Когда Христос на Тайной Вечери сказал, что один из апостолов предаст Его, ученики спрашивали: «Не я ли, Господи?» Они не верили себе, и знали, что могут в критический момент оказаться кем угодно, даже предателем. Вот и нам не нужно верить себе, и принять эту притчу, как лично нам сказанную. Ведь воистину, мы часто уничижаем других и мыслим о себе не так, как должно мыслить.
Помажем же глаза, чтобы видеть себя самих (Откр. 3:18), и примем Евангельское лекарство, без которого душе невозможно выздороветь.