Прот. А. Ткачев

Уместно ли в молодежный журнал писать статью о старости? Чтобы ответить на этот вопрос, зададим вопрос похожий: уместно ли богатым думать о бедности? Мне кажется, уместно, поскольку, если очередной жизненный поворот и не накажет состоятельного человека нищетой, то все равно смерть разлучит человека со всем, что он имеет. Правильный взгляд на богатство — это взгляд с точки зрения его относительности, или даже ничтожности. Только так можно правильно расположить свою жизнь по отношению к имуществу и самому обладать им, не давая ему обладать тобой.



Так же попробуем взглянуть на молодость. Она богата временем, силами, дерзанием. Она буквально кипит богатством, которое, на беду, так скоротечно и так же быстро исчезает, как утренний туман. Современная культура вежливо презирает стариков. Нет, конечно, мы помним, что мера гуманизма — это отношение к женщинам, детям, калекам и пожилым людям. Но все равно западная культура ориентирована на молодого и здорового. Стоит тебе впасть в немощь, как тут же тебя пересаживают в шлюпку, а «Титаник» жизни, сверкая огнями и гремя оркестрами, уплывает дальше. Современной жизни старик не нужен. В идеале его нужно изолировать в комфортный дом престарелых, где обслуживающий персонал за достойную зарплату окажет старику комплекс необходимых услуг. А жизнь спешит вперед — за миражами и фантазиями.

Старики на Западе чувствуют это и панически боятся перестать понимать молодых, стать для них неинтересными и немодными. Они одеваются в спортивную одежду, стараются путешествовать, если им позволяет достаток, жадно вслушиваются в шумное многоголосье современности, пытаются «быть в курсе».

У нас сегодня нет культа старика, культа аксакала. Нет мысли о том, что живший дольше знает больше и может дать полезный совет. В Православии сохранилась любовь к старцам, не только достигшим благодатного просвещения, но и к просто благообразным и мудрым пожилым людям, готовящимся переступить через грань, отделяющую время от вечности. Но это только в Православии, а в жизни, как таковой, старик — это лицо, достойное жалости, а не уважения.

На Востоке традиционно прислушивались к голосу пожилого человека. Спросить, посоветоваться, сделать так, как скажут, — это аксиомы жизни многих обществ за пределами европейской цивилизации. И в этом они лучше нас. Их старики тоже лучше наших. Не всякая старость, к сожалению, мудра, и не всякая — богата опытом. Для того чтобы старость была красива, нужно чтобы жизнь была прожита правильно. Доброта в глазах, степенность и немногословность в речи, умилительная седина — все это и многое другое — знак свободы от страстей, которые или побеждены и попраны, или выжжены скорбями и болью прожитых лет.

Страшно смотреть на человека, в чьем немощном теле, от близости к могиле уже пахнущем землей, живут и действуют все те же страсти, что и в молодости. Отвратительны старики, завидующие и суетящиеся, злобствующие и не могущие найти других тем для разговора, как только поосуждать. Поскольку бесы бесстыдны, они способны возбудить любую страсть даже в умирающем человеке. Если люди прожили всю жизнь в погоне за комфортом и без мыслей о вечности, они и в старости могут быть заражены юношескими пороками (см. образ и философию Федора Павловича — старшего Карамазова).

Если лучи Евангелия глубоко проникнут в нашу постсоветскую действительность, мы сумеем защититься от дерзких попыток омолодиться, победить время, над чем бьется сегодняшняя забывшая о Христе медицина. Сильные мира сего всегда задумывались о продлении своей жизни. Китайские императоры верили, что жизнь будет вечной, если овладеть тысячей девственниц. Римские императрицы купались то в крови рабов, то в кобыльем молоке. Фантазия буйствовала, но немощи и смерть были неумолимы.

Сегодня богатые подключили к этим потугам медицину. Профессор Преображенский у Булгакова до опытов над собачками был известен тем, что возвращал богатым пациентам силу и половую потенцию, к примеру, пересаживал стареющим дамам яичники обезьяны, чтобы сделать возможной полноценную жизнь с молодыми любовниками. Это смешно, но прозорливо. Современная медицина именно этим и занимается.

Классический образ старческой красоты, глубокой, мудрой, отражен Церковью в иконах Симеона Богоприимца. Всмотритесь в глаза этого человека, прожившего длинную жизнь с завидной верностью и постоянством. Вот он, готовый умереть, держит на руках недавно появившегося на свет Младенца, Который в то же время — Ветхий днями. Старик держит на руках Славу Израиля, Того, Кого он любил всю жизнь, не видя, а теперь видит и умирает с радостью. Он говорит «ныне отпущаеши» не так, будто его ждет смерть, а будто он — раб, уходящий на свободу.

И были, и есть старики, уходившие в вечность тихо и радостно. Они вступали в вечность с надеждой увидеть своих родных, тех, с которыми смерть их разлучила и с которыми Христос их соединит. Были и сеть старики, которые, достигши некоего возраста, уже не искали в жизни удовольствий, а жили просто — по послушанию, в ожидании удара того колокола, который прозвонит по ним. Многие тысячи таких людей унесли с собой свою тайну, а многие частично ею поделились. Из воспоминаний, писем, стихов мы знаем, что в старости мир пронзительно прекрасен. И ничего особого не нужно, чтоб быть счастливым, только смена дня и ночи, и времена года со своим пышным разнообразием, и старенькая Псалтырь на столе, и фотографии родных, и внуки…

Она подойдет к нам внезапно, сзади. Она прикроет нам глаза своими ладонями, и мы не сразу угадаем, кто это. Ее мягкие шаги уже к нам приближаются. Если не верите — вспомните, какими стариками казались для вас десятиклассники, когда вы слушали первый звонок. Вспомните, какими старухами для вас казались тридцатилетние женщины, когда вам купили первые сережки. Вспомните, как смеялись вы над людьми, женившимися в 50, когда в первый раз шли на свидание. Душа не чувствует возраста, и только зеркало да люди в транспорте, говорящие вам «Вы», подтверждают мои слова.

У архиепископа Иоанна Шаховского есть стихотворение на эту тему. Там есть такая строчка: «я тебя уже люблю и знаю». Это о старости. Автор приветствует ее, благодарит Бога, что он до нее дожил, а приближение ее он распознал по углубившемуся чувству красоты мира.

Ее не надо бояться. Она красива не меньше, чем детство и юность. Дети знают об этом и льнут к старикам, как будто они посвящены в одну и ту же тайну. Старики платят малышам той же нежностью и привязанностью.

Вызванные из небытия в бытие божественной любовью, люди красивы всегда. Мир станет плоским и жутко обнищает, если мы лишим его красоты заката и багряных красок осеннего леса. Этим шедеврам природы в мире людей соответствует старость.