Прот. А. Ткачев
Блуд кажется таким неизбежным и вездесущим, что люди разводят руками и говорят: «А как иначе?»
Чуть больше красоты, чуть меньше совести, и скользкий жизненный путь женщине обеспечен. А если очень много красоты? А если совесть не то, чтобы отсутствовала, но затихла, оглушенная шумом песен и уличной музыки? Тогда – беда. И не поможет имя, данное в честь Богоматери. Имя останется благословенным – Мария, а жизнь будет подлая, напичканная скверными сластями, которые, дай Бог, со временем изблевать.
* * *
У любой истории есть предыстория. В данном случае она нам не известна. Не известен ни первый соблазнитель, ни причина раннего ухода из дома. Да и последующий путь вниз, в разверстую пасть ада, описан лишь в общих чертах. Более подробно писать нельзя, чтобы не померкло солнце, и не дрожала земля под ногами рассказчика. Лишь несколько штрихов, как на искусном карандашном эскизе: блуд, разврат неистовый и многолетний, множество скверн, поместившихся в одной всего лишь душе. Воистину, глубока душа человеческая, глубока в святости, глубока и в падении.
* * *
Но чуден и Промысл, бодрствующий над человеком. Разве мало было святынь в Александрии, чтобы возле них облиться слезами, покаяться? Неужели надо было плыть именно в Иерусалим, и именно к Святому Древу?
Надо.
Надо было исполнить слова отцов, сказавших: «Отнюдь не живи там, где ты пал в блуд» И хотя отцов Мария не читала и не слушала, законы спасения касались ее так же, как и всех остальных.
* * *
Ветер надувает паруса. Скрипит корабль, кренясь под ударами волн. Один из кораблей, бороздящих Внутреннее море, полон паломников, держащих путь в Святой город на поклонение Кресту Христову.
Идя в храм, человек должен молиться еще по дороге, должен разогревать сердце, чтобы служба не прошла мимо внимания. То же и с паломниками. Им нужно петь псалмы и читать Евангелие, нужно думать о Кресте, Который они воспоют и окропят слезами. Но на этом корабле нет благочестия. Его разрушила случайная пассажирка – простенько одетая молодая женщина с горящими, как угольки глазами. За ней толпой ходят юноши, ее провожают долгим взглядом старики, от нее исходит дразнящий запах разврата, мешающий спать всем мужчинам.
Кто-то мог сказать: «Почему Ты не вершишь справедливый Суд над блудницей, Господи? Да где же это видано – разврат среди паломников?» Но человек видит только то, что видит, а Господь зрит будущее. Слава Его Премудрости и долготерпению!
* * *
Корабль приплыл, и ноги паломников ступили на твердую землю. Ручейки людей потекли туда, где на месте искупительных Страданий возвышается царицей Еленой построенная церковь. Идет и Мария. Идет за компанию, а не по любви. Но Чья-то рука, которая тверже нагретого уличного камня, уперлась вдруг Марии в грудь и не пустила ее внутрь храма.
Там было недоумение и борьба. Потом – внутреннее прозрение и ужас. Потом – молитва Богородице, Чье имя так долго носилось без памяти о Ней. Потом Рука отнялась, и стало возможным войти в храм, чтобы склониться на том месте, откуда всем грешникам воссияло прощение.
* * *
Христу в день страданий мешала видеть кровь, заливавшая глаза. Марии мешали видеть слезы. В слезах она ушла из храма, в слезах переправилась через Иордан. И сколько теперь нужно плакать, чтобы смыть с себя накопленную за долгие годы нечистоту? А переставать плакать нельзя. Как только источник слез пересохнет, воспоминания воскреснут и помыслы упрутся в душевный дом, как злые порывы ветра. Помыслы будут гнать человека назад – в мир, будут рисовать ужасы одинокой жизни, будут вгрызаться в душу, как хищники — в загнанное животное.
Надо плакать. Слезы и омоют, и утешат, и защитят. И она плакала. Долгие годы.
* * *
Мы встречаем Марию спустя много времени святой, состарившейся женщиной, молящейся о всем мире, желающей причаститься, чувствующей близкое время исхода. Она цитирует Писания, не читавши книг; она поднимается на локоть от земли при молитве; она знает по имени и Зосиму, и игумена его монастыря. Ах, как прекрасна святость! Как манит и влечет к себе ее образ. Но чем куплена она? Что отдано взамен за прощение грехов и пришедшую уже после силу чудотворений? Проживи мы один день рядом с Марией и так, как она, на следующее же утро мы бежали бы в сторону ближайшего селения и вряд ли бы опять вернулись.
О, лукавый род и поколение духовных пленников. Вся наша вера в том, что мы убаюкиваем себя надеждой на прощение и грешить не перестаем. Царствовать, не распинаясь – наше сокровенное желание.
* * *
Блуда в мире всегда было много. Блуд кажется таким неизбежным и вездесущим, что люди разводят руками и говорят: «А как иначе?» Но вместе с тем, именно в сердце блудника живет великая жажда покаяния и Божьего прощения. Если кто-нибудь и готов ползти на коленях к Иисусу и мыть Ему ноги слезами, то это именно блудом стократно осквернившийся человек. Остальным легче придумать себе оправдания. Остальные даже пробуют чем-то гордиться.
Конечно, на армию служителей разврата всегда найдется лишь одна Мария. Да и то, найдется ли? Но покаяние продолжает возвещаться в мире, и покаявшиеся мытари и блудницы, как и прежде, раньше, чем фарисеи, входят в Царство Небесное. Так должно быть до дня последнего Суда.
Только Ты, Милосердный Господи, пришедший не к здоровым, но к больным, не переставай упираться невидимой рукой в грудь очередного развратника или развратницы. Не переставай, хотя бы по временам, останавливать, кого Сам знаешь, на церковном пороге, чтобы падала у нас с очей пелена, чтобы просыпалась совесть, чтобы начинали литься покаянные слезы.
И ты, о преподобная мати, Богородице тезоименитая, молись за нас всех, просим тебя усердно. Потому что редко можно найти человека, не носящего гной блуда в костях своих, и никто, так как ты не помолится Богу за кающегося блудника или блудницу.
Чуть больше красоты, чуть меньше совести, и скользкий жизненный путь женщине обеспечен. А если очень много красоты? А если совесть не то, чтобы отсутствовала, но затихла, оглушенная шумом песен и уличной музыки? Тогда – беда. И не поможет имя, данное в честь Богоматери. Имя останется благословенным – Мария, а жизнь будет подлая, напичканная скверными сластями, которые, дай Бог, со временем изблевать.
* * *
У любой истории есть предыстория. В данном случае она нам не известна. Не известен ни первый соблазнитель, ни причина раннего ухода из дома. Да и последующий путь вниз, в разверстую пасть ада, описан лишь в общих чертах. Более подробно писать нельзя, чтобы не померкло солнце, и не дрожала земля под ногами рассказчика. Лишь несколько штрихов, как на искусном карандашном эскизе: блуд, разврат неистовый и многолетний, множество скверн, поместившихся в одной всего лишь душе. Воистину, глубока душа человеческая, глубока в святости, глубока и в падении.
* * *
Но чуден и Промысл, бодрствующий над человеком. Разве мало было святынь в Александрии, чтобы возле них облиться слезами, покаяться? Неужели надо было плыть именно в Иерусалим, и именно к Святому Древу?
Надо.
Надо было исполнить слова отцов, сказавших: «Отнюдь не живи там, где ты пал в блуд» И хотя отцов Мария не читала и не слушала, законы спасения касались ее так же, как и всех остальных.
* * *
Ветер надувает паруса. Скрипит корабль, кренясь под ударами волн. Один из кораблей, бороздящих Внутреннее море, полон паломников, держащих путь в Святой город на поклонение Кресту Христову.
Идя в храм, человек должен молиться еще по дороге, должен разогревать сердце, чтобы служба не прошла мимо внимания. То же и с паломниками. Им нужно петь псалмы и читать Евангелие, нужно думать о Кресте, Который они воспоют и окропят слезами. Но на этом корабле нет благочестия. Его разрушила случайная пассажирка – простенько одетая молодая женщина с горящими, как угольки глазами. За ней толпой ходят юноши, ее провожают долгим взглядом старики, от нее исходит дразнящий запах разврата, мешающий спать всем мужчинам.
Кто-то мог сказать: «Почему Ты не вершишь справедливый Суд над блудницей, Господи? Да где же это видано – разврат среди паломников?» Но человек видит только то, что видит, а Господь зрит будущее. Слава Его Премудрости и долготерпению!
* * *
Корабль приплыл, и ноги паломников ступили на твердую землю. Ручейки людей потекли туда, где на месте искупительных Страданий возвышается царицей Еленой построенная церковь. Идет и Мария. Идет за компанию, а не по любви. Но Чья-то рука, которая тверже нагретого уличного камня, уперлась вдруг Марии в грудь и не пустила ее внутрь храма.
Там было недоумение и борьба. Потом – внутреннее прозрение и ужас. Потом – молитва Богородице, Чье имя так долго носилось без памяти о Ней. Потом Рука отнялась, и стало возможным войти в храм, чтобы склониться на том месте, откуда всем грешникам воссияло прощение.
* * *
Христу в день страданий мешала видеть кровь, заливавшая глаза. Марии мешали видеть слезы. В слезах она ушла из храма, в слезах переправилась через Иордан. И сколько теперь нужно плакать, чтобы смыть с себя накопленную за долгие годы нечистоту? А переставать плакать нельзя. Как только источник слез пересохнет, воспоминания воскреснут и помыслы упрутся в душевный дом, как злые порывы ветра. Помыслы будут гнать человека назад – в мир, будут рисовать ужасы одинокой жизни, будут вгрызаться в душу, как хищники — в загнанное животное.
Надо плакать. Слезы и омоют, и утешат, и защитят. И она плакала. Долгие годы.
* * *
Мы встречаем Марию спустя много времени святой, состарившейся женщиной, молящейся о всем мире, желающей причаститься, чувствующей близкое время исхода. Она цитирует Писания, не читавши книг; она поднимается на локоть от земли при молитве; она знает по имени и Зосиму, и игумена его монастыря. Ах, как прекрасна святость! Как манит и влечет к себе ее образ. Но чем куплена она? Что отдано взамен за прощение грехов и пришедшую уже после силу чудотворений? Проживи мы один день рядом с Марией и так, как она, на следующее же утро мы бежали бы в сторону ближайшего селения и вряд ли бы опять вернулись.
О, лукавый род и поколение духовных пленников. Вся наша вера в том, что мы убаюкиваем себя надеждой на прощение и грешить не перестаем. Царствовать, не распинаясь – наше сокровенное желание.
* * *
Блуда в мире всегда было много. Блуд кажется таким неизбежным и вездесущим, что люди разводят руками и говорят: «А как иначе?» Но вместе с тем, именно в сердце блудника живет великая жажда покаяния и Божьего прощения. Если кто-нибудь и готов ползти на коленях к Иисусу и мыть Ему ноги слезами, то это именно блудом стократно осквернившийся человек. Остальным легче придумать себе оправдания. Остальные даже пробуют чем-то гордиться.
Конечно, на армию служителей разврата всегда найдется лишь одна Мария. Да и то, найдется ли? Но покаяние продолжает возвещаться в мире, и покаявшиеся мытари и блудницы, как и прежде, раньше, чем фарисеи, входят в Царство Небесное. Так должно быть до дня последнего Суда.
Только Ты, Милосердный Господи, пришедший не к здоровым, но к больным, не переставай упираться невидимой рукой в грудь очередного развратника или развратницы. Не переставай, хотя бы по временам, останавливать, кого Сам знаешь, на церковном пороге, чтобы падала у нас с очей пелена, чтобы просыпалась совесть, чтобы начинали литься покаянные слезы.
И ты, о преподобная мати, Богородице тезоименитая, молись за нас всех, просим тебя усердно. Потому что редко можно найти человека, не носящего гной блуда в костях своих, и никто, так как ты не помолится Богу за кающегося блудника или блудницу.