Прот.А.Ткачев
В житии Исаакия Печерского сказано о том, что бесы обманули подвижника. Они явились к нему в виде ангелов, обещая явление Христа. Когда в келье появился свет, и кто-то величественный пришел к Исаакию, бесы сказали: «Поклонись! Это – Христос». Исаакий поклонился, и тогда бесы приняли привычную безобразную внешность и с криками: «Исаакий наш!» стали плясать. В пляску был вовлечен и несчастный монах. Наплясавшись вдоволь, злые духи исчезли, а обманутый ими монах остался бездвижно лежать на полу своей тесной кельи. Его келья была раскопана, он был найден, и отцы Лавры стали отмаливать несчастного, лечить его, ухаживать за ним.
Исаакий разучился ходить, есть и говорить. Таковы были плоды бесовской пляски. Долгие годы прошли, прежде нежели жертва обмана стала опять в монашеский строй. Да, потом Исаакий мстил своим обидчикам. Он был смирен и осторожен. Он молился непрестанно, и те, кто ранее обманул его, со временем уже ему повиновались. Но цена этой победы была велика. И не будь в это время в монастыре отцов, подобных игумену Феодосию, кто знает, как бы сложилась дальнейшая жизнь того, кто опрометчиво поверил бесам, и с кем они сумели сплясать свой неистовый танец.
***
Мы сделали историческую преамбулу. Пора коснуться нынешнего дня. Ведь иначе незачем и трогать историю. История поясняет сегодняшний день и дает рецепты. Она – некий искусный аптекарь, знающий, как и почему начинаются и развиваются болезни
Итак, что нам до Исаакия? Это ведь аскетический пример. Там фигурируют некие бесы, в которых современник, зачастую, верить не склонен. «Не лезь в пещеру – не увидишь бесов», — скажет некто. Он будет бесовски прав.
Труд духовный обнаруживает и раскрывает духовные механизмы, подобно, как и тайны природы открываются в тиши лабораторий, в этих своеобразных кельях, где ежедневное непонятое становится доступным и управляемым. Кельи монастырей, это – лаборатории духовной работы. Лезть в них не нужно всем, но знать о том, что в них происходит, нелишне.
***
Дерзнем сказать, что современный человек заплясан бесом. Это совершенная правда. Бес явился человеку не в результате монашеских трудов, а в результате невнимательности и практического безбожия. Радиация боялась бы дозиметра, если бы умела бояться. Бесы умеют бояться, и боятся они тех, кто обнаруживает их докучливое присутствие.
Что нужно понимать под странным словосочетанием «человек заплясан бесом»? Это значит, что человек принял ложь за истину. Человек поклонился лжи, и теперь пляшет подневольно под бесовские дудки, пляшет до изнеможения. Когда духи устанут мучить его(ибо и они устают), человек останется духовно бездвижным, как некогда Исаакий. Он не сможет склонить колени на молитву. Для отказа от молитвы у него будут тысячи квази-моральных оправданий. Он будет скор на эгоистическую деятельность и абсолютно парализован для жизни духа.
Кроме того, человек буквально разучивается есть, ходить и говорить. Он уже не ест, но «жрет», или «хавает», или просто «перекусывает». О том, чтоб человек «вкушал» уже нет речи. Неторопливо есть пищу, как Божий дар, как благословение, человек уже не может. И ест он больше, чем все предшествующие поколения, и все ему мало, и только о еде все его разговоры. Но нет в этом радости, потому, что — есть человек не умеет.
***
Он не умеет ходить. Он носится, ничего вокруг не замечая. Птица умеет созерцать и всматриваться. Собака временами так умно смотрит на мир, что становится стыдно оттого, что ты так не умеешь. Ты заплясан бесами, и тебе нужно заново учиться ходить и есть.
Отдельно нужно говорить о том, что мы немые. Нет, мы, конечно, разговариваем. Но, как и о чем? Если человек читает сплошную чушь, то лучше бы он был неграмотным. Если нам нечего сказать по существу, не лучше ли молчать? Уменье говорить зависит напрямую от уменья думать. Не умеющий думать человек, по необходимости издает неприятные и пугающие звуки. Если человек постепенно отучается думать, то постепенно сокращается его словарный запас, сами слова становятся резкими, словно он не говорит, а подает с корабля сигналы при помощи флажков. «Ходи — не ходи», «ешь — не ешь», «вправо — влево». Речь превращается в низшую сигнальную систему.
***
Все это – лишь часть дорогой платы за духовное порабощение.
Тот, кто молится Богу много, может попасть в искушение. Но тот, кто не молится вовсе, уже попал, причем надолго. Выходить нужно будет с боями, как в 41-м из окружения.
Была у римлян пословица: «Научись делать то, что ты умеешь, и тебе откроется неведомое». Мысль проста и, одновременно, гениальна. Стоит отказаться от мысли, что ты умеешь говорить, слушать, ходить, есть. Стоит попытаться научиться всему этому заново, чтобы делать это красиво, неспешно, как перед лицом Бога.
***
Это вряд ли получится, если не будет кого-то, кто помолится о нас. Ведь и Исаакий не выздоровел сам. Его отмолили монахи Лавры, среди которых был преподобный Феодосий.
Когда мы начнем выздоравливать, тогда только мы поймем, зачем существует Церковь. Она молится о людях, пока большинство из них беснуется. Мы и живы до сих пор, как личности, и как нация, благодаря Ее молитвам. Но внутрь нас сила этих молитв начнет проникать только после нашего внутреннего желания и согласия. И только тогда жизнь перестанет быть постылой и утомляющей, но получит шанс превратиться в длинный и роскошный подарок. Может быть, это и есть национальная идея любого христианского народа, в ее предельно кратком изложении. Вернее – составная часть национальной идеи: заново, перед лицом Божиим научиться делать то, что ты, якобы, уже умеешь.
Важно только, чтобы люди, разучившиеся говорить, читать, ходить, улыбаться, вкушать хлеб, не разучились думать и слышать, и не потеряли волю к действию.
Исаакий разучился ходить, есть и говорить. Таковы были плоды бесовской пляски. Долгие годы прошли, прежде нежели жертва обмана стала опять в монашеский строй. Да, потом Исаакий мстил своим обидчикам. Он был смирен и осторожен. Он молился непрестанно, и те, кто ранее обманул его, со временем уже ему повиновались. Но цена этой победы была велика. И не будь в это время в монастыре отцов, подобных игумену Феодосию, кто знает, как бы сложилась дальнейшая жизнь того, кто опрометчиво поверил бесам, и с кем они сумели сплясать свой неистовый танец.
***
Мы сделали историческую преамбулу. Пора коснуться нынешнего дня. Ведь иначе незачем и трогать историю. История поясняет сегодняшний день и дает рецепты. Она – некий искусный аптекарь, знающий, как и почему начинаются и развиваются болезни
Итак, что нам до Исаакия? Это ведь аскетический пример. Там фигурируют некие бесы, в которых современник, зачастую, верить не склонен. «Не лезь в пещеру – не увидишь бесов», — скажет некто. Он будет бесовски прав.
Труд духовный обнаруживает и раскрывает духовные механизмы, подобно, как и тайны природы открываются в тиши лабораторий, в этих своеобразных кельях, где ежедневное непонятое становится доступным и управляемым. Кельи монастырей, это – лаборатории духовной работы. Лезть в них не нужно всем, но знать о том, что в них происходит, нелишне.
***
Дерзнем сказать, что современный человек заплясан бесом. Это совершенная правда. Бес явился человеку не в результате монашеских трудов, а в результате невнимательности и практического безбожия. Радиация боялась бы дозиметра, если бы умела бояться. Бесы умеют бояться, и боятся они тех, кто обнаруживает их докучливое присутствие.
Что нужно понимать под странным словосочетанием «человек заплясан бесом»? Это значит, что человек принял ложь за истину. Человек поклонился лжи, и теперь пляшет подневольно под бесовские дудки, пляшет до изнеможения. Когда духи устанут мучить его(ибо и они устают), человек останется духовно бездвижным, как некогда Исаакий. Он не сможет склонить колени на молитву. Для отказа от молитвы у него будут тысячи квази-моральных оправданий. Он будет скор на эгоистическую деятельность и абсолютно парализован для жизни духа.
Кроме того, человек буквально разучивается есть, ходить и говорить. Он уже не ест, но «жрет», или «хавает», или просто «перекусывает». О том, чтоб человек «вкушал» уже нет речи. Неторопливо есть пищу, как Божий дар, как благословение, человек уже не может. И ест он больше, чем все предшествующие поколения, и все ему мало, и только о еде все его разговоры. Но нет в этом радости, потому, что — есть человек не умеет.
***
Он не умеет ходить. Он носится, ничего вокруг не замечая. Птица умеет созерцать и всматриваться. Собака временами так умно смотрит на мир, что становится стыдно оттого, что ты так не умеешь. Ты заплясан бесами, и тебе нужно заново учиться ходить и есть.
Отдельно нужно говорить о том, что мы немые. Нет, мы, конечно, разговариваем. Но, как и о чем? Если человек читает сплошную чушь, то лучше бы он был неграмотным. Если нам нечего сказать по существу, не лучше ли молчать? Уменье говорить зависит напрямую от уменья думать. Не умеющий думать человек, по необходимости издает неприятные и пугающие звуки. Если человек постепенно отучается думать, то постепенно сокращается его словарный запас, сами слова становятся резкими, словно он не говорит, а подает с корабля сигналы при помощи флажков. «Ходи — не ходи», «ешь — не ешь», «вправо — влево». Речь превращается в низшую сигнальную систему.
***
Все это – лишь часть дорогой платы за духовное порабощение.
Тот, кто молится Богу много, может попасть в искушение. Но тот, кто не молится вовсе, уже попал, причем надолго. Выходить нужно будет с боями, как в 41-м из окружения.
Была у римлян пословица: «Научись делать то, что ты умеешь, и тебе откроется неведомое». Мысль проста и, одновременно, гениальна. Стоит отказаться от мысли, что ты умеешь говорить, слушать, ходить, есть. Стоит попытаться научиться всему этому заново, чтобы делать это красиво, неспешно, как перед лицом Бога.
***
Это вряд ли получится, если не будет кого-то, кто помолится о нас. Ведь и Исаакий не выздоровел сам. Его отмолили монахи Лавры, среди которых был преподобный Феодосий.
Когда мы начнем выздоравливать, тогда только мы поймем, зачем существует Церковь. Она молится о людях, пока большинство из них беснуется. Мы и живы до сих пор, как личности, и как нация, благодаря Ее молитвам. Но внутрь нас сила этих молитв начнет проникать только после нашего внутреннего желания и согласия. И только тогда жизнь перестанет быть постылой и утомляющей, но получит шанс превратиться в длинный и роскошный подарок. Может быть, это и есть национальная идея любого христианского народа, в ее предельно кратком изложении. Вернее – составная часть национальной идеи: заново, перед лицом Божиим научиться делать то, что ты, якобы, уже умеешь.
Важно только, чтобы люди, разучившиеся говорить, читать, ходить, улыбаться, вкушать хлеб, не разучились думать и слышать, и не потеряли волю к действию.