Мария Свешникова
Счастье — встретить в жизни хорошего человека. Еще лучше — нескольких. Действительно хороших, во всех отношениях. Ими хочется восхищаться во всеуслышание, им так приятно говорить комплименты и рассказывать о том, насколько они прекрасны, тем более, что даже и лукавить не придется. А еще замечаешь, что все кругом, как и ты, истосковавшиеся по настоящему, искренне радуются, познакомившись с хорошим человеком. И радость свою они облекают в самые красивые и искренние слова — для хорошего человека ничего не жаль. Вот только порой привычка к комплиментам оборачивается непростым испытанием для самого «героя».
Случилось так, что нескольких персонажей, подходящих (по-настоящему) под определение «хороший человек», мне довелось наблюдать в развитии состояния «хорошести». Причем, в развитии довольно продолжительном во времени. Резкий поворот судьбы, сильное потрясение, затронувшее не только нервы и сердце, но и душу — обычно каждое подобное испытание дает повод замкнуться в себе, озлобиться, обрасти шкурой носорога. Но некоторые, уцелев в буре житейских волнений, совершенно неожиданно (порой даже для самих себя) обретают способность раздвинуть стандартные горизонты, и при этом они сами открываются с совершенно необычной стороны.
И тогда с ними начинают происходить маленькие чудеса. Кто-то становится мудрым, толковым начальником для своих подчиненных, на которого те «не намолятся», другой вырастает в совершенно замечательного священника, никогда не отказывающего в поддержке, мудром совете, одновременно строгого, но справедливого исповедника, дивного проповедника.
Того не устают хвалить за то, что он прекрасный семьянин, замечательный отец, вырастивший, воспитавший достойную смену, да еще и привечающий, наставляющий друзей своих детей, второго — за неослабевающее стремление помогать ближним: в любое время суток он готов ринуться на помощь по всякому сигналу. Либо наблюдаешь за тем, с какой искренностью и внешней легкостью человек посвящает свою жизнь Богу, и — честно — по хорошему завидуешь, радуясь, что находятся и такие среди нас, обычных, приземленных, заботящихся о всякой ерунде. Их уже при земной жизни хочется называть «святой человек» — ведь, что скрывать, нам так нужны образцы для подражания не в прошлом, минувшем, но и среди современников.
И почему не рассказать знакомым о том, что обнаружена личность потрясающая, чтобы и они в свою очередь могли удостовериться — мир не без добрых людей? Что настоящие христиане, посвятившие свою жизнь Богу, служению Ему и миру — не сказка, они живут «здесь и сейчас»? И как, ну как же не наговорить каждому из них кучу приятностей, признавая собственное несовершенство и посмеиваясь над собой, над собственным несовершенством? А мне, как журналисту, вдобавок так хочется каждый раз взять у «хорошего человека» интервью, написать портретную статью. И чем больше людей прочтет ее, тем прекраснее.
Признаюсь, большая часть обнаруженных «хороших людей» поначалу от интервью отказывалась. А к восхищениям, реверансам и поклонам в их сторону относилась со сдержанным, но определенным неодобрением. Во-первых, они себя вовсе не считали образцами для подражания, во-вторых, им случалось встречать личностей куда более достойных. А, в третьих, они решительно ничего особенного не делают — просто живут по тому, как поняли Евангелие, слово духовного отца, как подсказывает опыт.
Но время шло, и человек привыкал к шуму аплодисментов и хору ликующих голосов. В лице его появлялась смущенно-снисходительная улыбка, будто говорящая: да полноте вам, ну что уж так хвалить. Я, конечно, неплох, но, право слово, вы перебарщиваете… самую малость, но перебарщиваете.
К сожалению, на этом история не заканчивается, потому что нередко можно было видеть, что для некоторых «хороших» наступало время для следующего этапа в привыкании к восторгам касательно их земных подвигов. И вдруг оказывалось, что «хороший человек» весьма негативно воспринимает малейший намек на то, что он для вас — не образец во всем. Что, возможно, над некоторыми аспектами своей личности ему еще придется потрудиться. Примерно как в сказке Евгения Шварца «Медведь»:
Король: Вы не беспокоитесь о своем короле?
Первый министр: Да, ваше превосходительство.
Король: Ох! Как вы меня назвали?
Первый министр: Ваше превосходительство.
Король: Меня, величайшего из королей, обозвали генеральским титулом? Да ведь это бунт!
Первый министр: Да! Я взбунтовался. Вы, вы, вы вовсе не величайший из королей, а просто выдающийся, да и только.
Король: Ох!
Первый министр: Съел? Ха-ха, я пойду еще дальше. Слухи о вашей святости преувеличены, да, да! Вы вовсе не по заслугам именуетесь почетным святым. Вы простой аскет!
Король: Ой!
Первый министр: Подвижник!
Король: Ай!
Первый министр: Отшельник, но отнюдь не святой.
Король: Воды!
Эмилия: Не давайте ему воды, пусть слушает правду!
Первый министр: Почетный папа римский? Ха-ха! Вы не папа римский, не папа, поняли? Не папа, да и все тут!»
И вот уже если при таком, обласканном добрым словом благотворителе, начать хвалить другого, он, сам того не замечая, принимается перебивать рассказчика, громко и нервно восклицая: «А вот я, а у меня в Фонде, а вы забыли упомянуть, что я…».
Попробуйте вслух выразить сомнение в идеальности того, кто привык от вас слышать, что он всю свою жизнь посвятил служению, миссии. Жесткая отповедь, начинающаяся словами «да как ты смеешь мне (далее на выбор «известному богослову», «христианину», «наставнику с опытом»)…» гарантирована процентов на 85–90.
При этом надо признать, что «хороший человек» не перестает быть действительно прекрасным на избранном им поприще. Больше того, он способен даже совершенствоваться, становясь все менее досягаемым для остальных. Настолько, что однажды он окажется способен произнести: «Не надо мне ничего говорить о том, что я делаю не так. Я — хороший. И я хочу хорошо выглядеть в своих глазах».
Случилось так, что нескольких персонажей, подходящих (по-настоящему) под определение «хороший человек», мне довелось наблюдать в развитии состояния «хорошести». Причем, в развитии довольно продолжительном во времени. Резкий поворот судьбы, сильное потрясение, затронувшее не только нервы и сердце, но и душу — обычно каждое подобное испытание дает повод замкнуться в себе, озлобиться, обрасти шкурой носорога. Но некоторые, уцелев в буре житейских волнений, совершенно неожиданно (порой даже для самих себя) обретают способность раздвинуть стандартные горизонты, и при этом они сами открываются с совершенно необычной стороны.
И тогда с ними начинают происходить маленькие чудеса. Кто-то становится мудрым, толковым начальником для своих подчиненных, на которого те «не намолятся», другой вырастает в совершенно замечательного священника, никогда не отказывающего в поддержке, мудром совете, одновременно строгого, но справедливого исповедника, дивного проповедника.
Того не устают хвалить за то, что он прекрасный семьянин, замечательный отец, вырастивший, воспитавший достойную смену, да еще и привечающий, наставляющий друзей своих детей, второго — за неослабевающее стремление помогать ближним: в любое время суток он готов ринуться на помощь по всякому сигналу. Либо наблюдаешь за тем, с какой искренностью и внешней легкостью человек посвящает свою жизнь Богу, и — честно — по хорошему завидуешь, радуясь, что находятся и такие среди нас, обычных, приземленных, заботящихся о всякой ерунде. Их уже при земной жизни хочется называть «святой человек» — ведь, что скрывать, нам так нужны образцы для подражания не в прошлом, минувшем, но и среди современников.
И почему не рассказать знакомым о том, что обнаружена личность потрясающая, чтобы и они в свою очередь могли удостовериться — мир не без добрых людей? Что настоящие христиане, посвятившие свою жизнь Богу, служению Ему и миру — не сказка, они живут «здесь и сейчас»? И как, ну как же не наговорить каждому из них кучу приятностей, признавая собственное несовершенство и посмеиваясь над собой, над собственным несовершенством? А мне, как журналисту, вдобавок так хочется каждый раз взять у «хорошего человека» интервью, написать портретную статью. И чем больше людей прочтет ее, тем прекраснее.
Признаюсь, большая часть обнаруженных «хороших людей» поначалу от интервью отказывалась. А к восхищениям, реверансам и поклонам в их сторону относилась со сдержанным, но определенным неодобрением. Во-первых, они себя вовсе не считали образцами для подражания, во-вторых, им случалось встречать личностей куда более достойных. А, в третьих, они решительно ничего особенного не делают — просто живут по тому, как поняли Евангелие, слово духовного отца, как подсказывает опыт.
Но время шло, и человек привыкал к шуму аплодисментов и хору ликующих голосов. В лице его появлялась смущенно-снисходительная улыбка, будто говорящая: да полноте вам, ну что уж так хвалить. Я, конечно, неплох, но, право слово, вы перебарщиваете… самую малость, но перебарщиваете.
К сожалению, на этом история не заканчивается, потому что нередко можно было видеть, что для некоторых «хороших» наступало время для следующего этапа в привыкании к восторгам касательно их земных подвигов. И вдруг оказывалось, что «хороший человек» весьма негативно воспринимает малейший намек на то, что он для вас — не образец во всем. Что, возможно, над некоторыми аспектами своей личности ему еще придется потрудиться. Примерно как в сказке Евгения Шварца «Медведь»:
Король: Вы не беспокоитесь о своем короле?
Первый министр: Да, ваше превосходительство.
Король: Ох! Как вы меня назвали?
Первый министр: Ваше превосходительство.
Король: Меня, величайшего из королей, обозвали генеральским титулом? Да ведь это бунт!
Первый министр: Да! Я взбунтовался. Вы, вы, вы вовсе не величайший из королей, а просто выдающийся, да и только.
Король: Ох!
Первый министр: Съел? Ха-ха, я пойду еще дальше. Слухи о вашей святости преувеличены, да, да! Вы вовсе не по заслугам именуетесь почетным святым. Вы простой аскет!
Король: Ой!
Первый министр: Подвижник!
Король: Ай!
Первый министр: Отшельник, но отнюдь не святой.
Король: Воды!
Эмилия: Не давайте ему воды, пусть слушает правду!
Первый министр: Почетный папа римский? Ха-ха! Вы не папа римский, не папа, поняли? Не папа, да и все тут!»
И вот уже если при таком, обласканном добрым словом благотворителе, начать хвалить другого, он, сам того не замечая, принимается перебивать рассказчика, громко и нервно восклицая: «А вот я, а у меня в Фонде, а вы забыли упомянуть, что я…».
Попробуйте вслух выразить сомнение в идеальности того, кто привык от вас слышать, что он всю свою жизнь посвятил служению, миссии. Жесткая отповедь, начинающаяся словами «да как ты смеешь мне (далее на выбор «известному богослову», «христианину», «наставнику с опытом»)…» гарантирована процентов на 85–90.
При этом надо признать, что «хороший человек» не перестает быть действительно прекрасным на избранном им поприще. Больше того, он способен даже совершенствоваться, становясь все менее досягаемым для остальных. Настолько, что однажды он окажется способен произнести: «Не надо мне ничего говорить о том, что я делаю не так. Я — хороший. И я хочу хорошо выглядеть в своих глазах».