Л. Пальмин
Веселый рождественский праздник Христа!
Все грезит о радостном пире;
В домах и на рынке кипит суета,
Везде оживление в мире.
Веселый рождественский праздник Христа!
А все же под вьюгой морозной
Порою томится в скорбях нищета,
Судьбою подавлена грозной…
И вот в это время, как ярко огни
Сияли в их праздничном свете,
Сидели в лачуге, от света в тени,
И мать, и голодные дети.
В веселый рождественский праздник Христа
Заплаканы были их очи.
При бледном огарке в углах темнота
Казалась ужаснее ночи.
Метель разыгралась, как бешеный зверь,
Что дико, неистово злится.
Послышалось матери: в ветхую дверь
Как будто бы кто-то стучится.
Нет, хлопает ветер, должно быть. Кому
Идти к ним была бы охота?
Злодей к беднякам в эту зимнюю тьму
Пойдет ли стучаться в ворота?
А друг… Но у бедности мало друзей:
Никто не придет, без сомненья…
Однако же стук раздается сильней,
И, будто бы призрак виденья,
Осыпанный снегом явился старик;
Обмерзли волос его пряди.
Крестом осенил он морщинистый лик
И просит на хлеб Христа ради.
"Нет, дедушка, денег на хлеба кусок,
Лишь корка осталась сухая...!"
И съел, помолившись, тот хлеб старичок.
"Спасибо, - сказал он, вздыхая. -
Простите! Я сыт вашим добрым куском;
Вы щедры, хотя не богаты.
А это вот вам!" - За икону при том
Он что-то заснул… Из хаты
ушел, поклонившись, прохожий старик.
Уж он за ступенью порога.
Глядят: кошелек… он и туг, и велик,
В нем золота, золота много!..
Кто был он - прохожий, сквозь вьюгу и мглу
Добро совершивший украдкой?
Как знать? Только образ у бедных в углу
Теперь озарялся лампадкой!..