Сладкая тайна

Поезд двигался медленно, дребезжа и содрогаясь на безконечных остановках. Шел шестой день нового года и людей в поезде было видимо-невидимо. Они часто и обильно ели, пели мирские песни, хохотали, и многие из них были нетрезвы.

Женщина лежала на верхней полке, обняв маленькую дочку.

...Что их ждет в Самаре, жива ли сестра (письмо от нее было 2 месяца назад), найдется ли для них с дочкой жилье, работа? Эти мысли не давали уснуть. Ехала она с Брянщины. Дом ее в войну сгорел, а землянка, где их временно разместили, была совсем непригодна для житья. Вольготно жилось в ней только крысам. Одна из них ночью прокусила спящей дочке мочку уха. А между досок пола девочка часто полоскала белье для своих тряпичных кукол, так было сыро от близкого болота.

Женщину подташнивало от голода. Картошка и хлеб были съедены еще вчера, запахи пищи мучили плоть. Дочка весь день не спускала глаз с толстых ломтей хлеба, которые поглощали соседи. Наконец соседка, плотная и румяная, заметила голодный взгляд ребенка и отрезала ей кусок белого, густо намазанного маслом хлеба.

Девочка, съев, тут же успокоилась и заснула.

- И где это они все берут, - думала женщина. На Брянщине во время войны она кормила своих детей жмыхом и мерзлой картошкой...

Но вот и Самара.

На привокзальной площади стояла блестящая елка, увешанная большими самодельными яркими игрушками, огромными бумажными конфетами, переплетенная серпантином. Вокруг нее горланили веселые люди, радостно визжали дети, съезжая на картонках с ледяных горок.

Сквозь шум и веселье тихо пробивался сладкий звук церковного колокола.

- К вечерне, - подумала женщина. - Может, пойти в храм, заночевать там? Нас таких много ведь...

- Доедете на "тройке" до Безымянки, затем вдоль леса километра два, там и больница. До Рождества успеете, - объяснила ей попутчица.

Сестра ее работала сторожем в этой больнице и звала их с дочкой к себе, пообещав им комнатку, в которой жила.

Трамвай остановился, выпустив их из своего шумного чрева, возмущенно лязгнул колесами по рельсам и, развернувшись, словно огненный огромный зверь, рванулся в свой любимый кричащий и гудящий город.

А перед ними лежало ровное белое поле. Ветер гнал к лесу одинокий серый куст перекати-поля. Куст несся вслед за человеком, шедшим к лесу.

- Значит, и нам туда, - решила женщина и вступила на утоптанную тропинку. Дочка весело захрустела по снегу валенками.

Первая звезда появилась в еще белеющем небе. Но уже смеркалось. Ветер обжигал лицо, трепал тонкий шарфик девочки, она все чаще спотыкалась и хныкала.

Мать все больше утомлялась, голод уже давно отнял силы, здоровье. От свежего воздуха клонило ко сну.

Мать остановилась, растерянно оглянулась. Людей ни впереди, ни сзади не было. Дорога словно испарилась, открыв низкие, покрытые инеем призрачные кусты. Они стояли в ряд, словно белые часовые, а за ними возвышались величественные сосны. Ветви их были похожи на огромные белые пальцы великанов, зовущих отдохнуть, застыть в белой, слепящей и холодной красоте...

Мать тоскливо оглянулась. Сзади лежало белое поле, огни города исчезли, а вокруг замер лес, таинственный, сказочный... и ледяной.

- Мама, скоро придем? Я устала, мне холодно, кушать хочу, - заплакала девочка, почувствовав недоброе.

- Тихо, тихо, детка, давай отдохнем, - ласково успокаивала ее мать.

Женщина присела на корточки и, расстегнув свое ветхое пальтишко, обняла девочку. Дочка, засыпая, медленно опускалась на руки матери.

Впереди вдруг мелькнул огонек, мать с трудом поднявшись, двинулась к нему. Огонек потух, мать опустилась в изнеможении на снег.

Слезы замерзли на ее щеках, иней засеребрился на ресницах... А снег под ней уже был теплый и мягкий. Послышался приглушенный и нежный звон колокола. Мать приоткрыла глаза и увидела заснеженный туманный купол....

- Господи, господи, помоги нам, - прошептала она, засыпая.

С неба плавно опустились птицы с большими белыми крыльями. Они укрыли девочку мягкими и пушистыми облачными перьями.

- А где же у них клювики? - удивилась девочка. Вместо клювиков на нее смотрели нежные и спокойные детские лица. Замерзающая мать молчала. Девочка сняла с ее щек прозрачные слезинки и подбросила их в небо. Они зазвенели и сели рядом со звездами. Желтая луна плавала среди звезд, проверяя, все ли они на месте и ярко ли освещают землю. Вдруг возмущенный ветер подлетел к сосне, с силой тряхнул ее лапы, сбросив комья снега.

- Ох-ха-ха, - захохотал филин, вылетев из под ее укрытия.

Сосна заскрипела, вытянулась... и коснулась луны. Филин, улетая, ударил крылом куст рябины, и ягоды, яркие и блестящие, посыпались на белый снег.

Луна медленно оттолкнула сероватое облако, открыв большую голубоватую звезду.

Маленькие звезды вокруг нее радостно вспыхнули, словно разноцветные светлячки, голубые и розовые; они тихо зазвенели колокольчиками, и с неба полилась на землю чудная нежная мелодия...

Снег осветился и засверкал подаренными небом звездочками.

А белые птицы плавно воспарили в небо, прощально помахав крыльями.

- Динь-динь-динь, - явственно послышался земной звук.

Мать подняла веки.

Мужичок в белом тулупе склонился над ней.

- С Рождеством Христовым, - улыбался он, приглашая их с дочкой в сани.

На дороге, которая оказалась рядом, стояли белые сани и запряженная в них, вся в инее, лошадь.

Мать опустилась в пахучее сено. Мужичок укрыл девочку одной стороной своего тулупа. Тулуп был кудрявый и от него пахло козленком.

Хитро улыбаясь, мужичок что-то вытащил из сена и подал девочке.

- Это луна? - спросила еще сонная девочка.

- Это мед Господь послал, пейте.

Мед в баночке был очень теплым, тягучим. Мать, ошеломленная и еще толком не проснувшаяся, глотнула и быстро согрелась.

Когда подъехали к зданию больницы и позвонили в дверь, мать обернулась к мужичку.

На тропинке стояла дочка и махала рукой. Сани исчезали в снежном облаке.

- Да у нас и дороги-то здесь нет, а саней-то и вовсе не видели, - заметила ее сестра, озабоченно трогая лоб родственницы.

- Мама, а кто этот дедушка? - спросила девочка, засыпая в теплой постели.

Радостно звонил колокол.

- Это - тайна, - в раздумье тихо ответила мать.

- Самая сладкая тайна на свете, - продолжала девочка, вспоминая вкус меда.

Мать молчала.

- И самая звездная, - прошептала дочка, стараясь снять слезинку с ее щеки. Но та моментально высохла.

- С Рождеством Христовым! - радостно возвещал колокол.

Ирина Сынкова, пос. Прибрежный Самарской области
12.01.2001