Андрей Зайцев
За несколько месяцев до Рождества каждая женщина, получавшая посылку, отдавала часть своей муки, сахар, сухофрукты или вяленую рыбу женщине, ответственной за празднование.
Для многих людей празднование Рождества Христова немыслимо без домашнего уюта, посещения богослужений, праздничного стола и обмена подарками, но в ХХ веке в России людям часто приходилось праздновать Рождество в самых экстремальных условиях.
Самым «легким» испытанием для человека был голод, когда люди несколько месяцев откладывали крохи еды, чтобы отметить праздник. Вот отрывок из дневника Корнея Чуковского за 1920 год:
«Поразительную вещь устроили дети, оказывается, они в течение месяца копили кусочки хлеба, которые давали им в гимназии, сушили их — и вот, изготовив белые фунтики с наклеенными картинками, набили эти фунтики сухарями и разложили их под ёлкой — как подарки родителям! Дети, которые готовят к Рождеству сюрприз для отца и матери. Не хватает ещё, чтобы они убедили нас, что всё это дело Санта-Клауса! В следующем году выставлю у кровати чулок!».
В двадцатые годы прошлого столетия даже те, кто просто хотел поставить дома елочку, сильно рисковали. Советские власти назвали эту традицию «буржуазным пережитком» и нещадно боролись с ней. Владимир Маяковский почти 10 лет пишет антирождественские стихи и пьесы, в которых призывает беречь елки и не отмечать этот праздник. Вот небольшой отрывок из стихотворения 1926 года «Рождественские пожелания и подарки»:
Почему я с елками пристал?
Мой ответ недолог:
нечего из-за сомнительного рождества Христа
миллионы истреблять рожденных елок.
Формулирую, все вопросы разбив
(отцепись, сомненья клещ!):
Христос — миф, а елка — вещь.
Под видом защиты вещей от мифов до 1935 года шла нешуточная борьба – устраивались антирелигиозные шествия и спектакли, комсомольцы высматривали в окнах елки и могли ворваться в квартиры несознательных граждан, а в 1936 году власти разрешили новогоднюю елку, но продолжали бороться с Рождеством.
Впрочем, и это были еще не самые большие трудности. Во время Великой Отечественной войны Рождество отмечали даже в блокадном Ленинграде, а митрополит Алексий (Симанский) в 1944 году обратился со специальным рождественским посланием к тем, кто оказался на оккупированных территориях, где призвал помогать партизанам и Красной армии, помнить о славе великих русских полководцев и не верить заявлениям немцев об освободительном походе против безбожной власти.
Во время войны религия стала делом политическим и обе стороны конфликта старались привлечь верующих на свою сторону. Сохранилось письмо партизана А. Г. Голицына, в котором тот благодарит митрополита Алексея за это рождественское послание: «Этот листок среди населения — как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен».
Нужно отметить, что в первый период войны на оккупированных территориях руководство Вермахта поощряло открытие православных церквей и даже участвовало в торжественных богослужениях. В мемуарах немецких солдат можно найти немало свидетельств о том, как местное населения особенно в западных областях Белоруссии и Украины благодарило их за открытие храмов. Впрочем, церкви не пустовали и в центральной России, о чем сохранились свидетельства участников Псковской миссии.
Однако вернемся к теме Рождества. Жительница блокадного Ленинграда Людмила Смирнова рассказывала, как во время войны отмечались религиозные праздники: «Во время блокады я церковь не посещала, потому что далеко было идти и сил не хватало, вообще ходить было трудно. Однако праздники церковные как-то мы с мамой отмечали дома. Копили немножко продукты…».
Вообще еда играла очень большую роль в праздновании Рождества и других церковных праздников в условиях гонений или несвободы. Вот, например, воспоминания Веры Прохоровой – одно из самых подробных свидетельств о праздновании Рождества Христова в советских лагерях:
За несколько месяцев до Рождества каждая женщина, получавшая посылку, отдавала часть своей муки, сахар, сухофрукты или вяленую рыбу женщине, ответственной за празднование. Все это было аккуратно отсортировано и спрятано, как правило, в сугробах во дворе, потому что каждый угол в лагере тщательно обыскивался. Ночью, когда вся охрана отправлялась по домам за пределы лагеря, печь продолжала гореть, потому что был ужасный мороз. Так что по ночам за недели наперед эти женщины готовили на печи в бараке множество всяких угощений. Они готовили кутью из пшеницы, сладкое кушанье из зерен с сахаром или медом и сухофруктами, которое мы обычно используем во время поминальных и праздничных дней. Они делали замечательные пирожки со смородиной. Они приготовляли сушеный картофель так, что он казался восхитительным. Но делали они это с осторожностью и благоразумием, а потом все припрятывали.
Если охрана случайно обнаруживала эти свертки, их яростно уничтожали, а ответственную женщину наказывали. Женщины украшали стол, и приглашали разделить радость Рождества Христова даже неверующих и коммунистов. По свидетельству Веры Прохоровой силами заключенных совершалось даже небольшое богослужение, когда христиане разных конфессий читали свои молитвы: «Когда наступало время службы, так называемые «монашки», верующие деревенские женщины, которые очень хорошо знали Рождественскую службу, начинали петь. Украинки тоже пели, и пели превосходно! Сначала пели православные, потом немки, поляки, украинские католички, а затем протестантки. Все они пели свои службы»
Свидетельства тайного празднования Рождества можно найти и в житиях новомучеников, и в других воспоминаниях советского времени, но не будем утомлять читателя обилием выписок, и пожелаем друг другу всегда встречать этот великий праздник в кругу семьи.
Для многих людей празднование Рождества Христова немыслимо без домашнего уюта, посещения богослужений, праздничного стола и обмена подарками, но в ХХ веке в России людям часто приходилось праздновать Рождество в самых экстремальных условиях.
Самым «легким» испытанием для человека был голод, когда люди несколько месяцев откладывали крохи еды, чтобы отметить праздник. Вот отрывок из дневника Корнея Чуковского за 1920 год:
«Поразительную вещь устроили дети, оказывается, они в течение месяца копили кусочки хлеба, которые давали им в гимназии, сушили их — и вот, изготовив белые фунтики с наклеенными картинками, набили эти фунтики сухарями и разложили их под ёлкой — как подарки родителям! Дети, которые готовят к Рождеству сюрприз для отца и матери. Не хватает ещё, чтобы они убедили нас, что всё это дело Санта-Клауса! В следующем году выставлю у кровати чулок!».
В двадцатые годы прошлого столетия даже те, кто просто хотел поставить дома елочку, сильно рисковали. Советские власти назвали эту традицию «буржуазным пережитком» и нещадно боролись с ней. Владимир Маяковский почти 10 лет пишет антирождественские стихи и пьесы, в которых призывает беречь елки и не отмечать этот праздник. Вот небольшой отрывок из стихотворения 1926 года «Рождественские пожелания и подарки»:
Почему я с елками пристал?
Мой ответ недолог:
нечего из-за сомнительного рождества Христа
миллионы истреблять рожденных елок.
Формулирую, все вопросы разбив
(отцепись, сомненья клещ!):
Христос — миф, а елка — вещь.
Под видом защиты вещей от мифов до 1935 года шла нешуточная борьба – устраивались антирелигиозные шествия и спектакли, комсомольцы высматривали в окнах елки и могли ворваться в квартиры несознательных граждан, а в 1936 году власти разрешили новогоднюю елку, но продолжали бороться с Рождеством.
Впрочем, и это были еще не самые большие трудности. Во время Великой Отечественной войны Рождество отмечали даже в блокадном Ленинграде, а митрополит Алексий (Симанский) в 1944 году обратился со специальным рождественским посланием к тем, кто оказался на оккупированных территориях, где призвал помогать партизанам и Красной армии, помнить о славе великих русских полководцев и не верить заявлениям немцев об освободительном походе против безбожной власти.
Во время войны религия стала делом политическим и обе стороны конфликта старались привлечь верующих на свою сторону. Сохранилось письмо партизана А. Г. Голицына, в котором тот благодарит митрополита Алексея за это рождественское послание: «Этот листок среди населения — как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен».
Нужно отметить, что в первый период войны на оккупированных территориях руководство Вермахта поощряло открытие православных церквей и даже участвовало в торжественных богослужениях. В мемуарах немецких солдат можно найти немало свидетельств о том, как местное населения особенно в западных областях Белоруссии и Украины благодарило их за открытие храмов. Впрочем, церкви не пустовали и в центральной России, о чем сохранились свидетельства участников Псковской миссии.
Однако вернемся к теме Рождества. Жительница блокадного Ленинграда Людмила Смирнова рассказывала, как во время войны отмечались религиозные праздники: «Во время блокады я церковь не посещала, потому что далеко было идти и сил не хватало, вообще ходить было трудно. Однако праздники церковные как-то мы с мамой отмечали дома. Копили немножко продукты…».
Вообще еда играла очень большую роль в праздновании Рождества и других церковных праздников в условиях гонений или несвободы. Вот, например, воспоминания Веры Прохоровой – одно из самых подробных свидетельств о праздновании Рождества Христова в советских лагерях:
За несколько месяцев до Рождества каждая женщина, получавшая посылку, отдавала часть своей муки, сахар, сухофрукты или вяленую рыбу женщине, ответственной за празднование. Все это было аккуратно отсортировано и спрятано, как правило, в сугробах во дворе, потому что каждый угол в лагере тщательно обыскивался. Ночью, когда вся охрана отправлялась по домам за пределы лагеря, печь продолжала гореть, потому что был ужасный мороз. Так что по ночам за недели наперед эти женщины готовили на печи в бараке множество всяких угощений. Они готовили кутью из пшеницы, сладкое кушанье из зерен с сахаром или медом и сухофруктами, которое мы обычно используем во время поминальных и праздничных дней. Они делали замечательные пирожки со смородиной. Они приготовляли сушеный картофель так, что он казался восхитительным. Но делали они это с осторожностью и благоразумием, а потом все припрятывали.
Если охрана случайно обнаруживала эти свертки, их яростно уничтожали, а ответственную женщину наказывали. Женщины украшали стол, и приглашали разделить радость Рождества Христова даже неверующих и коммунистов. По свидетельству Веры Прохоровой силами заключенных совершалось даже небольшое богослужение, когда христиане разных конфессий читали свои молитвы: «Когда наступало время службы, так называемые «монашки», верующие деревенские женщины, которые очень хорошо знали Рождественскую службу, начинали петь. Украинки тоже пели, и пели превосходно! Сначала пели православные, потом немки, поляки, украинские католички, а затем протестантки. Все они пели свои службы»
Свидетельства тайного празднования Рождества можно найти и в житиях новомучеников, и в других воспоминаниях советского времени, но не будем утомлять читателя обилием выписок, и пожелаем друг другу всегда встречать этот великий праздник в кругу семьи.