Svetnik
На корабле купеческом «Медузе»,
Который плыл из Лондона в Бостон,
Был капитаном Бопп, моряк искусный,
Но человек недобрый; он своих
Людей так притеснял, был так безстыдно
Развратен, так ругался дерзко всякой
Святыней, что его весь экипаж
Смертельно ненавидел; наконец
Готов был вспыхнуть бунт и капитану б
Не сдобровать... Но Бог решил иначе.
Вдруг занемог опасно капитан;
Над кораблем команду принял штурман;
Больной же, всеми брошенный, лежал
В каюте: экипаж решил, чтоб он
Без помощи издох, как зараженный
Чумой, и это с злобным смехом было
Ему объявлено. Уж дни четыре,
Снедаемый болезнию, лежал
Один он, и никто не смел к нему
Войти, чтобы хоть каплею воды
Его язык изсохший освежить,
Иль голову повисшую его
Подушкой подпереть, иль добрым словом
Его больную душу ободрить;
Он был один, и страшно смерть глядела
Ему в глаза. Вдруг слышит он однажды,
Что в дверь его вошли, и что ему
Сказал умильный голос: «Каковы
Вы, капитан?» — То мальчик Роберт был,
Ребенок лет двенадцати; ему
Стал жалок капитан; но на вопрос
Больной сурово отвечал: тебе
Какое дело? Убирайся прочь!
Однако на другой день мальчик снова
Вошел в каюту и спросил: «Не нужно ль
Чего вам, капитан?» — Ты это, Роберт? —
Чуть слышным голосом спросил больной.
«Я капитан». — Ах, Роберт, я страдал
Всю ночь. — «Позвольте мне, чтоб я умыл
Вам руки и лицо; вас это может
Немного освежить». — Больной кивнул
В знак своего согласья головою.
А Роберт, оказав ему услугу
Любви, спросил: «Могу ли, капитан,
Теперь обрить вас?» — Это также было
Ему позволено. Потом больного Роберт
Тихонько приподнял, его подушки
Поправил; наконец, смелее ставши,
Сказал: «Теперь я напою вас чаем».
И капитан спокойно соглашался
На все; он глубоко вздыхал и с грустной
Улыбкою на мальчика смотрел.
Уверен будучи, что от своих
Людей он никакого милосердья
Надеяться не должен, в злобе сердца
Решился он ни с кем не говорить
Ни слова. Лучше умереть сто раз,
Он думал, чем от них принять услугу.
Но милая заботливость ребенка
Всю внутренность его поколебала;
Непримиримая его душа
Смягчилась, и в глазах его, дотоле
Свирепо мрачных, выступили слезы.
Но дни его уж были сочтены;
Он видимо слабел и наконец
Уверился, что жизнь его была
На тонком волоске; и ужас душу
Его схватил, когда предстали разом
Ей смерть и вечность; с страшным криком совесть
Проснулась в нем; но ей не поддалась бы
Его железная душа; он молча б
Покинул свет, озлобленный, ни с кем
Не примиренный, если б милый голос
Ребенка, посланнаго Богом, вдруг
Его не пробудил. И вот однажды
Когда, опять к нему вошедши, Роберт
Спросил: «Не лучше ли вам капитан?»
Он простонал отчаянно: ах! Роберт,
Мне тяжело; с моим погибшим телом
Становится ежеминутно хуже.
А с бедною моей душою!.. Что
Мне делать? Я великий нечестивец!
Меня ждет ад; я ничего иного
Не заслужил; я грешник, я навеки
Погибший человек. — «Нет, капитан,
Вас Бог помилует; молитесь». — Поздно
Молиться; для меня уж боле нет
Надежды на спасенье. Что мне делать?
Ах! Роберт, что со мною будет? — Так
Свое дотоль безчувственное сердце
Он исповедывал перед ребенком;
И Роберт делал все, чтоб возбудить
В нем бодрость — но напрасно. Раз, когда
По-прежнему вошел в каюту мальчик,
Больной, едва дыша, ему сказал:
Послушай, Роберт, мне пришло на ум,
Что, может быть, на корабле найдется
Евангелье; попробуй, поищи. —
И подлинно, Евангелье нашлося.
Когда его больному подал Роберт,
В его глазах сверкнула радость. Роберт,
Сказал он, это мне поможет, верно
Поможет. Друг, читай; теперь узнаю,
Чего мне ждать и в чем мое спасенье.
Сядь, Роберт, здесь; читай; я буду слушать.
«Да что же мне читать вам, капитан?» —
Не знаю, Роберт; я ни разу в руки
Не брал Евангелья; читай, что хочешь,
Без выбора, как попадется. — Роберт
Раскрыл евангелье и стал читать,
И два часа читал он. Капитан,
К нему с постели голову склонив,
Его с великой жадностию слушал;
Как утопающий за доску, он
За каждое хватался слово; но
При каждом слове молниею страшной
Душа в нем озарялась; он вполне
Все недостоинство свое постигнул,
И правосудие Творца предстало
Ему с погибелью неизбежимой;
Хотя и слышал он святое имя
Спасителя, но верить он не смел
Спасению. Оставшися один,
Во всю ту ночь он размышлял о том,
Что было читано; но в этих мыслях
Его душа отрады не нашла.
На следующий день, когда опять
Вошел в каюту Роберт, он ему
Сказал: мой друг, я чувствую, что мне
Земли уж не видать; со мною дело
Идет к концу поспешно; скоро буду
Я брошен через борт; но не того
Теперь боюсь я... что с моей душою,
С моею бедною душою будет!
Ах, Роберт, я погиб, погиб навеки!
Не можешь ли помочь мне? Помолися,
Друг, за меня. Ведь ты молитвы знаешь?
«Нет, капитан; я никакой другой
Молитвы, кроме Отче наш не знаю;
Я с матерью вседневно поутру
И ввечеру ее читал». — Ах! Роберт,
Молися за меня; стань на колена;
Проси, чтоб Бог явил мне милосердье;
За это Он тебя благословит.
Молися, друг, молися о твоем
Отверженном, безбожном капитане. —
Но Роберт медлил; а больной его
Просил и убеждал, ежеминутно
Со стоном восклицая: Царь небесный,
Помилуй грешника меня. — И оба
Рыдали. — Ради Бога на колена
Стань, Роберт, и молися за меня. —
И увлеченный жалостию мальчик
Стал на колена и, сложивши руки,
В слезах воскликнул: «Господи, помилуй
Ты моего больного капитана.
Он хочет, чтоб Тебе я за него
Молился — я молиться не умею.
Умилосердись Ты над ним; он бедный
Боится, что ему погибнуть должно —
Ты, Господи, не дай ему погибнуть.
Он говорит, что быть ему в аду —
Ты, Господи, возьми его на небо;
Он думает, что дьявол овладеет
Его душой, — Ты, Господи, вели,
Чтоб ангел Твой вступился за него.
Мне жалок он; его больного все
Покинули; но я, пока он жив,
Ему служить не перестану; только
Спасти его я не умею; сжалься
Над ним Ты, Господи, и научи
Меня молиться за него». — Больной
Молчал; невинность чистая, с какою
Ребенок за него молился, всю
Его проникла душу; он лежал
Недвижим, стиснув руки, погрузив
В подушки голову, и слез потоки
Из глаз его бежали. Роберт, кончив
Свою молитву, вышел; он был также
Встревожен; долго он, едва дыханье
Переводя, на палубе стоял,
И перегнувшись через борт, смотрел
На волны. Ввечеру он, возвратившись
К больному, до ночи ему читал
Евангелье, и капитан его
С невыразимым слушал умиленьем.
Когда же Роберт на другое утро
Опять явился, он был поражен,
Взглянув на капитана, переменой,
В нем происшедшей: страх, который так
Усиливал естественную дикость
Его лица, носившаго глубокий
Страстей и бурь душевных отпечаток,
Исчез; на нем сквозь покрывало скорби,
Сквозь бледность смертную сияло что-то
Смиренное, веселое, святое,
Как будто луч той светлой благодати,
Которая от Бога к нам на вопль
Молящаго раскаянья нисходит. —
Ах! Роберт, — тихим голосом больной
Сказал, — какую ночь провел я!
Что Со мною было! Я того, мой друг,
Словами выразить не в силах. Слушай:
Когда вчера меня оставил ты,
Я впал в какой-то полусон; душа
Была полна евангельской святыней,
Которая проникнула в нее,
Когда твое я слушал чтенье; вдруг
Перед собою, здесь, в ногах постели,
Увидел я — кого же? Самого
Спасителя Христа; Он пригвожден
Был ко кресту; и показалось мне,
Что будто встал я и приполз к Его
Ногам и закричал, как тот слепой,
О коем ты читал мне: Сын Давидов,
Иисус Христос, помилуй. И тогда
Мне показалось, будто на меня —
Да! на меня, мой друг, на твоего
Злодея капитана Он взглянул...
О, как взглянул! какими описать
Словами этот взгляд! Я задрожал;
Вся к сердцу кровь прихлынула; душа
Наполнилась тоскою смерти; в страхе,
Но и с надеждой, я к Нему поднять
Осмелился глаза... и что же? Он...
Да, Роберт!.. Он отверженному мне
С небесной милостию улыбнулся!
О! что со мною сделалось тогда!
На это слов язык мой не имеет.
Я на Него глядел... глядел... и ждал...
Чего я ждал? не знаю; но о том
Мое трепещущее сердце знало.
А Он с Креста, который весь был кровью,
Бежавшею из ран Его, облит,
Смотрел так благостно, с такой прискорбной
И нежной жалостию на меня...
И вдруг Его уста пошевелились,
И я Его услышал голос... чистый,
Пронзающий всю душу, сладкий голос;
И Он сказал мне: ободрись и веруй!
От радости разорвалося сердце
В моей груди, и я перед Крестом
Упал с рыданием и криком... но
Видение исчезло; и тогда
Очнулся я; мои глаза открылись...
Но сон ли это был? Нет, не сон.
Теперь я знаю: Тот меня спасет,
Кто ко Кресту за всех и за меня
Был пригвожден; я верую тому,
Что Он сказал на Вечери Святой,
Переломивши хлеб и вливши в чашу
Вино во оставление грехов.
Теперь уж мне не страшно умереть;
Мой Искупитель жив; мои грехи
Мне будут прощены. Выздоровленья
Не жду я более и не желаю;
Я чувствую, что с жизнию разстаться
Мне должно скоро; и ее покинуть
Теперь я рад... — При этом слове Роберт,
Дотоле плакавший в молчаньи, вдруг
С рыданием воскликнул: «Капитан,
Не умирайте; нет, вы не умрете». —
На то больной с усмешкой отвечал:
Не плачь, мой добрый Роберт; Бог явил
Свое мне милосердье; и теперь
Я счастлив; но тебя мне жаль, как сына
Родного жаль; ты должен здесь остаться
На корабле меж этих нечестивых
Людей, один, неопытный ребенок...
С тобою будет то же, что со мной!
Ах! Роберт, берегись, не попади
На страшную мою дорогу; видишь
Куда ведет она. Твоя любовь
Ко мне была, друг милый, велика;
Тебе я всем обязан; ты мне Богом
Был послан в страшный час... ты указал мне,
И сам того не зная, путь спасенья;
Благослови тебя за то Всевышний!
Другим же всем на корабле скажи
Ты от меня, что я прошу у них
Прощенья, что я сам их всех прощаю,
Что я за них молюсь. — Весь этот день
Больной провел спокойно; он с глубоким
Вниманием Евангелие слушал.
Когда ж настала ночь, и Роберт с ним
Простился, он его с благословеньем,
Любовию и грустью проводил
Глазами до дверей каюты. Рано
На следующий день приходит Роберт
В каюту; двери отворив, он видит,
Что капитана нет на прежнем месте:
Поднявшися с подушки, он приполз
К тому углу, где Крест ему во сне
Явился; там, к стене оборотясь
Лицом, в дугу согнувшись, головой
Припав к постеле, крепко стиснув руки.
Лежал он на коленях. То увидя,
Встревоженный, в дверях каюты Роберт
Остановился. Он глядит и ждет,
Не смея тронуться; минуты две
Прошло... и вот он наконец шепнул
Тихонько: «Капитан!» — ответа нет.
Он, два шага ступив, шепнул опять
Погромче: «Капитан!» — но тихо все;
И все ответа нет. Он подошел
К постеле. «Капитан!» — сказал он вслух.
По-прежнему все тихо. Он рукой
Его ноги коснулся: холодна
Нога, как лед. В испуге закричал
Он громко: «Капитан!» — и за плечо
Его схватил. Тут положенье тела
Переменилось; медленно он навзничь
Упал; и тихо голова легла
Сама собою на подушку; были
Глаза закрыты, щеки бледны, вид
Спокоен, руки сжаты на молитву.
1843
Который плыл из Лондона в Бостон,
Был капитаном Бопп, моряк искусный,
Но человек недобрый; он своих
Людей так притеснял, был так безстыдно
Развратен, так ругался дерзко всякой
Святыней, что его весь экипаж
Смертельно ненавидел; наконец
Готов был вспыхнуть бунт и капитану б
Не сдобровать... Но Бог решил иначе.
Вдруг занемог опасно капитан;
Над кораблем команду принял штурман;
Больной же, всеми брошенный, лежал
В каюте: экипаж решил, чтоб он
Без помощи издох, как зараженный
Чумой, и это с злобным смехом было
Ему объявлено. Уж дни четыре,
Снедаемый болезнию, лежал
Один он, и никто не смел к нему
Войти, чтобы хоть каплею воды
Его язык изсохший освежить,
Иль голову повисшую его
Подушкой подпереть, иль добрым словом
Его больную душу ободрить;
Он был один, и страшно смерть глядела
Ему в глаза. Вдруг слышит он однажды,
Что в дверь его вошли, и что ему
Сказал умильный голос: «Каковы
Вы, капитан?» — То мальчик Роберт был,
Ребенок лет двенадцати; ему
Стал жалок капитан; но на вопрос
Больной сурово отвечал: тебе
Какое дело? Убирайся прочь!
Однако на другой день мальчик снова
Вошел в каюту и спросил: «Не нужно ль
Чего вам, капитан?» — Ты это, Роберт? —
Чуть слышным голосом спросил больной.
«Я капитан». — Ах, Роберт, я страдал
Всю ночь. — «Позвольте мне, чтоб я умыл
Вам руки и лицо; вас это может
Немного освежить». — Больной кивнул
В знак своего согласья головою.
А Роберт, оказав ему услугу
Любви, спросил: «Могу ли, капитан,
Теперь обрить вас?» — Это также было
Ему позволено. Потом больного Роберт
Тихонько приподнял, его подушки
Поправил; наконец, смелее ставши,
Сказал: «Теперь я напою вас чаем».
И капитан спокойно соглашался
На все; он глубоко вздыхал и с грустной
Улыбкою на мальчика смотрел.
Уверен будучи, что от своих
Людей он никакого милосердья
Надеяться не должен, в злобе сердца
Решился он ни с кем не говорить
Ни слова. Лучше умереть сто раз,
Он думал, чем от них принять услугу.
Но милая заботливость ребенка
Всю внутренность его поколебала;
Непримиримая его душа
Смягчилась, и в глазах его, дотоле
Свирепо мрачных, выступили слезы.
Но дни его уж были сочтены;
Он видимо слабел и наконец
Уверился, что жизнь его была
На тонком волоске; и ужас душу
Его схватил, когда предстали разом
Ей смерть и вечность; с страшным криком совесть
Проснулась в нем; но ей не поддалась бы
Его железная душа; он молча б
Покинул свет, озлобленный, ни с кем
Не примиренный, если б милый голос
Ребенка, посланнаго Богом, вдруг
Его не пробудил. И вот однажды
Когда, опять к нему вошедши, Роберт
Спросил: «Не лучше ли вам капитан?»
Он простонал отчаянно: ах! Роберт,
Мне тяжело; с моим погибшим телом
Становится ежеминутно хуже.
А с бедною моей душою!.. Что
Мне делать? Я великий нечестивец!
Меня ждет ад; я ничего иного
Не заслужил; я грешник, я навеки
Погибший человек. — «Нет, капитан,
Вас Бог помилует; молитесь». — Поздно
Молиться; для меня уж боле нет
Надежды на спасенье. Что мне делать?
Ах! Роберт, что со мною будет? — Так
Свое дотоль безчувственное сердце
Он исповедывал перед ребенком;
И Роберт делал все, чтоб возбудить
В нем бодрость — но напрасно. Раз, когда
По-прежнему вошел в каюту мальчик,
Больной, едва дыша, ему сказал:
Послушай, Роберт, мне пришло на ум,
Что, может быть, на корабле найдется
Евангелье; попробуй, поищи. —
И подлинно, Евангелье нашлося.
Когда его больному подал Роберт,
В его глазах сверкнула радость. Роберт,
Сказал он, это мне поможет, верно
Поможет. Друг, читай; теперь узнаю,
Чего мне ждать и в чем мое спасенье.
Сядь, Роберт, здесь; читай; я буду слушать.
«Да что же мне читать вам, капитан?» —
Не знаю, Роберт; я ни разу в руки
Не брал Евангелья; читай, что хочешь,
Без выбора, как попадется. — Роберт
Раскрыл евангелье и стал читать,
И два часа читал он. Капитан,
К нему с постели голову склонив,
Его с великой жадностию слушал;
Как утопающий за доску, он
За каждое хватался слово; но
При каждом слове молниею страшной
Душа в нем озарялась; он вполне
Все недостоинство свое постигнул,
И правосудие Творца предстало
Ему с погибелью неизбежимой;
Хотя и слышал он святое имя
Спасителя, но верить он не смел
Спасению. Оставшися один,
Во всю ту ночь он размышлял о том,
Что было читано; но в этих мыслях
Его душа отрады не нашла.
На следующий день, когда опять
Вошел в каюту Роберт, он ему
Сказал: мой друг, я чувствую, что мне
Земли уж не видать; со мною дело
Идет к концу поспешно; скоро буду
Я брошен через борт; но не того
Теперь боюсь я... что с моей душою,
С моею бедною душою будет!
Ах, Роберт, я погиб, погиб навеки!
Не можешь ли помочь мне? Помолися,
Друг, за меня. Ведь ты молитвы знаешь?
«Нет, капитан; я никакой другой
Молитвы, кроме Отче наш не знаю;
Я с матерью вседневно поутру
И ввечеру ее читал». — Ах! Роберт,
Молися за меня; стань на колена;
Проси, чтоб Бог явил мне милосердье;
За это Он тебя благословит.
Молися, друг, молися о твоем
Отверженном, безбожном капитане. —
Но Роберт медлил; а больной его
Просил и убеждал, ежеминутно
Со стоном восклицая: Царь небесный,
Помилуй грешника меня. — И оба
Рыдали. — Ради Бога на колена
Стань, Роберт, и молися за меня. —
И увлеченный жалостию мальчик
Стал на колена и, сложивши руки,
В слезах воскликнул: «Господи, помилуй
Ты моего больного капитана.
Он хочет, чтоб Тебе я за него
Молился — я молиться не умею.
Умилосердись Ты над ним; он бедный
Боится, что ему погибнуть должно —
Ты, Господи, не дай ему погибнуть.
Он говорит, что быть ему в аду —
Ты, Господи, возьми его на небо;
Он думает, что дьявол овладеет
Его душой, — Ты, Господи, вели,
Чтоб ангел Твой вступился за него.
Мне жалок он; его больного все
Покинули; но я, пока он жив,
Ему служить не перестану; только
Спасти его я не умею; сжалься
Над ним Ты, Господи, и научи
Меня молиться за него». — Больной
Молчал; невинность чистая, с какою
Ребенок за него молился, всю
Его проникла душу; он лежал
Недвижим, стиснув руки, погрузив
В подушки голову, и слез потоки
Из глаз его бежали. Роберт, кончив
Свою молитву, вышел; он был также
Встревожен; долго он, едва дыханье
Переводя, на палубе стоял,
И перегнувшись через борт, смотрел
На волны. Ввечеру он, возвратившись
К больному, до ночи ему читал
Евангелье, и капитан его
С невыразимым слушал умиленьем.
Когда же Роберт на другое утро
Опять явился, он был поражен,
Взглянув на капитана, переменой,
В нем происшедшей: страх, который так
Усиливал естественную дикость
Его лица, носившаго глубокий
Страстей и бурь душевных отпечаток,
Исчез; на нем сквозь покрывало скорби,
Сквозь бледность смертную сияло что-то
Смиренное, веселое, святое,
Как будто луч той светлой благодати,
Которая от Бога к нам на вопль
Молящаго раскаянья нисходит. —
Ах! Роберт, — тихим голосом больной
Сказал, — какую ночь провел я!
Что Со мною было! Я того, мой друг,
Словами выразить не в силах. Слушай:
Когда вчера меня оставил ты,
Я впал в какой-то полусон; душа
Была полна евангельской святыней,
Которая проникнула в нее,
Когда твое я слушал чтенье; вдруг
Перед собою, здесь, в ногах постели,
Увидел я — кого же? Самого
Спасителя Христа; Он пригвожден
Был ко кресту; и показалось мне,
Что будто встал я и приполз к Его
Ногам и закричал, как тот слепой,
О коем ты читал мне: Сын Давидов,
Иисус Христос, помилуй. И тогда
Мне показалось, будто на меня —
Да! на меня, мой друг, на твоего
Злодея капитана Он взглянул...
О, как взглянул! какими описать
Словами этот взгляд! Я задрожал;
Вся к сердцу кровь прихлынула; душа
Наполнилась тоскою смерти; в страхе,
Но и с надеждой, я к Нему поднять
Осмелился глаза... и что же? Он...
Да, Роберт!.. Он отверженному мне
С небесной милостию улыбнулся!
О! что со мною сделалось тогда!
На это слов язык мой не имеет.
Я на Него глядел... глядел... и ждал...
Чего я ждал? не знаю; но о том
Мое трепещущее сердце знало.
А Он с Креста, который весь был кровью,
Бежавшею из ран Его, облит,
Смотрел так благостно, с такой прискорбной
И нежной жалостию на меня...
И вдруг Его уста пошевелились,
И я Его услышал голос... чистый,
Пронзающий всю душу, сладкий голос;
И Он сказал мне: ободрись и веруй!
От радости разорвалося сердце
В моей груди, и я перед Крестом
Упал с рыданием и криком... но
Видение исчезло; и тогда
Очнулся я; мои глаза открылись...
Но сон ли это был? Нет, не сон.
Теперь я знаю: Тот меня спасет,
Кто ко Кресту за всех и за меня
Был пригвожден; я верую тому,
Что Он сказал на Вечери Святой,
Переломивши хлеб и вливши в чашу
Вино во оставление грехов.
Теперь уж мне не страшно умереть;
Мой Искупитель жив; мои грехи
Мне будут прощены. Выздоровленья
Не жду я более и не желаю;
Я чувствую, что с жизнию разстаться
Мне должно скоро; и ее покинуть
Теперь я рад... — При этом слове Роберт,
Дотоле плакавший в молчаньи, вдруг
С рыданием воскликнул: «Капитан,
Не умирайте; нет, вы не умрете». —
На то больной с усмешкой отвечал:
Не плачь, мой добрый Роберт; Бог явил
Свое мне милосердье; и теперь
Я счастлив; но тебя мне жаль, как сына
Родного жаль; ты должен здесь остаться
На корабле меж этих нечестивых
Людей, один, неопытный ребенок...
С тобою будет то же, что со мной!
Ах! Роберт, берегись, не попади
На страшную мою дорогу; видишь
Куда ведет она. Твоя любовь
Ко мне была, друг милый, велика;
Тебе я всем обязан; ты мне Богом
Был послан в страшный час... ты указал мне,
И сам того не зная, путь спасенья;
Благослови тебя за то Всевышний!
Другим же всем на корабле скажи
Ты от меня, что я прошу у них
Прощенья, что я сам их всех прощаю,
Что я за них молюсь. — Весь этот день
Больной провел спокойно; он с глубоким
Вниманием Евангелие слушал.
Когда ж настала ночь, и Роберт с ним
Простился, он его с благословеньем,
Любовию и грустью проводил
Глазами до дверей каюты. Рано
На следующий день приходит Роберт
В каюту; двери отворив, он видит,
Что капитана нет на прежнем месте:
Поднявшися с подушки, он приполз
К тому углу, где Крест ему во сне
Явился; там, к стене оборотясь
Лицом, в дугу согнувшись, головой
Припав к постеле, крепко стиснув руки.
Лежал он на коленях. То увидя,
Встревоженный, в дверях каюты Роберт
Остановился. Он глядит и ждет,
Не смея тронуться; минуты две
Прошло... и вот он наконец шепнул
Тихонько: «Капитан!» — ответа нет.
Он, два шага ступив, шепнул опять
Погромче: «Капитан!» — но тихо все;
И все ответа нет. Он подошел
К постеле. «Капитан!» — сказал он вслух.
По-прежнему все тихо. Он рукой
Его ноги коснулся: холодна
Нога, как лед. В испуге закричал
Он громко: «Капитан!» — и за плечо
Его схватил. Тут положенье тела
Переменилось; медленно он навзничь
Упал; и тихо голова легла
Сама собою на подушку; были
Глаза закрыты, щеки бледны, вид
Спокоен, руки сжаты на молитву.
1843