Свт. Иннокентий Херсонский
Пасха христианская всегда совершалась со всею торжественностью. Еще христиане не имели храмов, еще, гонимые язычниками, сокрывали свое богослужение в вертепах и пропастях земных, но воспоминание Воскресения Христова было уже виною торжества столь светлого и продолжительного, что один из древних защитников христианства (Тертуллиан) вслух всех язычников говорил: «Ваши праздники, взятые все вместе, не могут сравниться продолжением своим с одною Пасхою христианскою».
В самом деле, воскресение Господа нашего само по себе есть торжество торжеств и праздников праздник. Оно есть высочайшее торжество веры, ибо им утверждена, возвышена, обожена вера наша, есть высочайшее торжество добродетели, ибо в нем самая чистейшая добродетель восторжествовала над величайшим искушением, есть высочайшее торжество надежды, ибо служит вернейшим залогом обетовании самых величественных.
I. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество веры
Апостол Павел, один из первейших проповедников веры, написал коринфским ученикам своим: «Аще Христос не воста, тще убо проповедание наше, тща же и вера ваша» (1 Кор. 15, 14). То есть ежели Христос не воскрес, то все истины нашей веры теряют свою силу, Евангелие и проповедь не имеют более достоинства, все христианство есть праздное имя.
Мысль разительная, но совершенно истинная, неоспоримая! Ибо на чем основана вся вера наша? — «Наздани бывше, — отвечает св. Павел, — на основании апостол и пророк, сущу краеугольному Самому Иисусу Христу» (Ефес. 2, 20). Воскресший Иисус есть краеугольный камень нашей веры. Он есть «Посланник и Святитель нашего исповедания» (Евр. 3,1), но почему сей «камень, пренебреженный зиждущими», соделался для нас «во главу угла и дивен во очию нашею» (Мф. 21, 42)? Почему мы признаем в Нем «Христа — Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 24)? У нас есть на это весьма много доказательств, но все они были бы недостаточны без воскресения Господа нашего.
Дабы скорее и яснее видеть эту истину, вообразим, что мы принадлежим к числу тех людей, кои следовали за Господом от начала до конца Его земного служения, слышали все беседы Его, видели все дела. Им совершенные. Доколе Он отверзал очи слепых, воскрешал мертвых, мы, конечно, спокойно следовали бы за Ним, восклицали бы вместе с апостолами: «Ты еси Христос, Сын Бога живаго!» (Ин. 6, 69). Но вот наступает ужасный час страданий: ученик предает Его, безумная синагога отвергает как льстеца, неразумный Пилат осуждает как возмутителя; Иисус — чаяние наше — возносится на крест вместе с злодеями; Сам Отец оставляет Его, Он умирает в муках, погребается; самый гроб Его запечатан печатию Каиафы. Что было бы тогда с нами, с нашею верою, если бы Он не воскрес? Се «мы надеяхомся, яко Сей хотя из-бавити Израиля, но и над всеми сими»? Он остался во гробе (Лк. 24, 21) — вот что сказал бы каждый из нас.
В самом деле, никак нельзя думать, чтобы наша вера оказалась тогда тверже веры Апостолов. Но что случилось с ними по смерти Господа? Не все ли они поколебались было в своем веровании в Него? А без сей уверенности вышли ли бы они на всемирную проповедь и отдали ли бы за истину ее жизнь свою? А без их проповеди обратился ли бы мир, погруженный во тьму язычества, к вере христианской?
И что бы Апостолы начали проповедовать без воскресения своего Учителя? Как бы они сказали: «Веруяй в Сына Божия имать живот вечный» (Ин. 3, 36), когда Сам Сын Божий оставался бы мертвым? Как бы они сказали: «Христос вчера и днесь, той же и во веки» (Евр. 13, 8), когда бы всякий знал, что Он прежде был жив, а потом умер и не воскрес?
Таким образом, без воскресения Иисуса Христа гроб Его был бы вместе и гробом веры христианской, потому что все, прежде веровавшие в Него, перестали бы верить; потому что никто не принял бы на себя труда проповедовать веру в того, кто умер и не воскрес; потому, наконец, что проповедь эта сама по себе не стоила бы доверия.
Но теперь гроб Иисуса Христа есть святилище, в коем совершилось торжество веры христианской. Не напрасно Сам Иисус Христос, когда иудеи требовали от Него новых чудес в удостоверение, что Он есть Единородный Сын Божий, отвечал, что другого знамения не дастся им, кроме знамения Ионы пророка (Мф. 12, 39—40), то есть воскресения; не напрасно, отходя на страдания Свои, Он изрек, что наступает время, когда прославится Сын человеческий (Ин. 13, 31). В воскресении Своем Он подлинно прославился; и прославился, по замечанию апостола Павла (Рим. 1,4), уже не яко пророк, ниже яко Сын человеческий или Мессия, но яко Сын Божий, в Коем «обитает вся полнота Божества» (Кол. 2, 9).
Кто не узнает Сына Божия в воскресшем Иисусе?
В каком благолепии является теперь самый крест Христов, на котором вместе с Иисусом распята была, можно сказать, самая вера! Кто не видит, что это знамение проклятия для других, для Иисуса было жертвенником, на коем принесена всемирная жертва, что Бог принял эту жертву в воню благоухания, что Агнец закланный достоин прияти честь и славу (Апок. 5, 12).
После сего что может поколебать веру нашу, когда сама смерть и ад не одолели ее в лице Начальника и Совершителя веры? «Я знаю, — восклицал некогда апостол Павел, — я знаю, в Кого верую (2 Тим. 1, 12), знаю, что Спаситель мой есть Бог, Который силен сохранить залог спасения моего до Своего славного пришествия.
II. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество добродетели
Добродетель, гонимая на земле, никогда не оставляла совершенно лица земли, являясь в избранных Божиих, кои сияли, «яко светила в мире» (Фил. 2, 15).
Но какая была участь их? «Камением побиени быша, претрени быша, убийством меча умроша, проидоша в милотех, лишени, скорбяще, озлоблени» (Евр. 11, 37), И сколько раз слышался глас жалобы и печали, «что путь нечестивых спеется (Иер. 12, 1), праведники же пожинаются яко класы».
Промысел оправдывал иногда видимо пути Свои, не раз пред лицом всего мира, «вменяющего» житие праведных «в посмех» (Прем. 5, 3), добродетель торжествовала над пороком; не раз, повергаемые в горнило искушений, праведники выходили из него, яко злато чисто, не только пред очами Божиими, но и пред очами врагов своих. Но торжество добродетели всегда оставалось неполное, поелику и добродетель сынов человеческих всегда несовершенна, нечиста. Между тем для посрамления торжества мира суетного надлежало явить полное торжество добродетели. Для сего требовалась чистейшая добродетель, величайшее искушение и всесовершенная слава.
Таково воскресение Иисуса Христа! Что была вся жизнь Его, как не единое непрерывное служение Богу и ближним. Между тем какой праведник был посрамлен, презрен, умучен более Иисуса Христа?
Но зрите торжество благочестия в лице Воскресшего! Он «смирил Себе, послушав быв до смерти крестныя, и вот Бог превознес Его и даровал Ему имя паче всякого имени, да о имени Иисуса всякое колено поклонится небесных, земных и преисподних!» (Фил. 2, 8—10). Он «богат сый, обнищал для нас» (2 Кор. 8, 9), «не имел где главы подклонить» (Мф. 8, 20). И вот предана Ему всякая «власть на небеси и на земли!» (Мф. 27, 18). Он из любви к ближнему отдал душу Свою, и вот души всех сынов человеческих предаются Ему во власть, яко искупителю и Судии!
И это еще только видимые для нас следы торжества невидимого. Если бы мы, по обешанию Спасителя, узрели небо отверстым (Ин. 1, 5), какое бы торжество Добродетелей открылось в лице Его пред очами нашими! Там увидели бы мы Сына человеческого, «за приятие смерти венчаннаго славою и честию» (Евр. 2, 9), сидящего одесную силы Божией (Лк. 22, 69), увидели бы двадцать четыре старца, повергающих венцы свои пред Агнцем закланным (Апок. 4, 10); увидели бы сонмы ангелов, не восходящих уже и нисходящих на Сына человеческого, а закрывающих лица свои от неприступной славы Его лица.
Какое же сердце, любящее добродетель, может не радоваться при таком торжестве Сына человеческого? Это торжество истинно всемирное, в коем может участвовать самый язычник. Пусть он не верит в Божество Иисуса Христа; довольно, если он верит в Бога и добродетель, дабы радоваться о том, что святейший из сынов человеческих столь величественно награжден ныне самим Небом. Бог показал в воскресении Иисуса Христа, как Он прославляет любящих Его, показал пред всем родом человеческим, что Он никогда не забывает «труда любве», подъятого «во имя Его» (Евр. 6, 10), и что все торжества мира суть ничто пред торжеством праведника.
III. Воскресение Иисуса Христа есть высочайшее торжество упования
Для угнетенного всякого рода бедствиями смертного рода человеческого ничего не может быть нужнее, как прозрение оком упования в ту страну, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. И действительно, мысли и желания человеческие во все времена и у всех народов устремлялись за пределы сей жизни.
Но кто мог рассеять мрак гроба, ниспровергнуть эту префаду? Являлись мудрецы; но, «приходя от земли» (Ин. 3, 31), о земле и говорили, хвалились, что свели философию с неба, а на небо не возвели ни одного человека. Приходили пророки, наставляли, обличали, утешали, но потом сами умирали, «не приняв обетования» (Евр. 11, 39). Над всем родом человеческим царствовала смерть с такою свирепостию, что во время Иисуса Христа не только многие из мудрецов языческих, даже великая часть народа Божия отвергла всякую надежду на бессмертие, глаголя «не быти воскресению» (Мф. 22, 23).
Надлежало восставить падшую надежду и явить пред лицом всего мира, что только тело человека «возврашается в землю, а дух возвращается к Богу, иже даде его» (Еккл. 12, 7). И вот в воскресении Спасителя совершается торжество надежды.
Гроб и смерть были виною страха и отчаяния человеческого: Премудрость Божия гроб обращает в источник надежды, смерть принуждает быть проповедницею бессмертия. Ибо для чего другого служит теперь гроб Иисуса Христа, который один только в воскресение из мертвых не отдаст Мертвеца своего, как не в доказательство того, что и все гробы некогда опустеют и отдадут мертвецов своих? К чему послужила смерть Иисуса Христа, как не к уверенности, что смерть есть только страж, который хранит то, что ему предано, хранит дотоле, доколе угодно Господу жизни, и что во власти сего стража находится только бренный состав наш, а не дух, совершенно не знающий гроба и смерти!
Торжество самое верное. Решительно должно сказать, что все доказательства бессмертия, употребляемые разумом, не имеют столько силы, сколько заключает ее в себе одно воскресение Иисуса Христа. Верить сему воскресению и сомневаться в нашем воскресении есть совершенное противоречие. «Аще Христос воста, — писал некогда апостол Павел к коринфянам, — како глаголют нецыи, яко воскресения мертвых несть? Аше воскресения мертвых несть, то ни Христос воста» (1 Кор. 15, 12—13). В самом деле, Христос есть Глава верующих, когда воскресла глава, то как могут остаться мертвыми прочие члены.
Торжество полное. Надежда на бессмертие духа человеческого, хотя слабая, и прежде была в роде человеческом. Воскресение Иисуса Христа, утверждая эту надежду, расширило ее область, показав, что не только дух человеческий не умирает, но и тело соделается некогда бессмертным, что наступит день, когда и сие «тленное облечется нетлением» и «сие мертвенное пожерто будет животом» (1 Кор, 15. 53; 2 Кор. 5, 4), что, по уверению апостола, настанет время, когда Христос «преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его» (Фил. 3, 21).
Да будет же «благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по мнозей Своей милости порождай нас в упование живо воскресением Иисус Христовым от мертвых» (1 пет. 1, 3). Господь, Сам Господь сотворил «день, да возрадуемся и возвеселимся в он!». Воистину он есть праздников праздник и торжество торжеств: торжество веры, добродетели и упования.