Юлия Кузнецова
Самое тяжелое — расставаться. Уходить. Уходить туда, где свежий воздух, деревья, снег, троллейбусы, киоск с мороженым, детский смех на площадке, где громко объявляют станции в метро, где магазины одежды, кинотеатры, дома, где живут друзья, где праздники, на которые собирается вся семья, где можно помочь соседке-старушке подняться по лестнице, где дети, которых надо встречать из школы, туда, где яркое солнце, лужи, по которым можно шлёпать, весна… Туда, где обычная жизнь, разнообразие и выбор. Это самое непростое — оставлять людей наедине со своими мыслями, с видом на стену или потолок, с телевизором, с криками соседей по палате и этажу, с ежедневным приёмом таблеток, с палатным запахом и вкусом больничных щей….
…А так, пока ты внутри, никаких сложностей. Все понимают — ты пришёл, чтобы принести пользу. И каждый готов помочь тебе стать полезным.
— Я не знаю, я боюсь кормить Наташу! — пугаюсь я и застываю с пакетом жидкого пюре «Фруктовый микс» в руке.
Это пюре — большое лакомство для тех, кому прописана протёртая еда. Наташа не видит, не говорит, в основном лежит. Я угостила Наташиных однопалатниц: Таню — черничным пюре, а Иришку — вишнёвым. У меня есть и клубничное для Наташи, но как её кормить? Вдруг подавится? Что тогда делать? Звать сестру? Да, конечно, звать сестру, но что она мне скажет, эта сестра? Скажет, чтобы я не самовольничала? Чтобы не нарушала правила? Как же мне не хочется этого слышать… Как хочется пробыть всё время, пока я там, в тихой радости совместного творчества или обучения. Но как при этом угостить Наташу?!
— Я боюсь её кормить, — повторяю я скорее себе, чему кому то, но Таня отвечает спокойно:
— Боишься — не корми!
Я возвращаюсь к Тане, ставлю пакет с пюре на тумбочку. Мне грустно, что не удалось угостить Наташу, но Таня права. Или я так оправдываю свою несмелость? Таня тем временем раскрывает учебник по математике. Она очень хочет учиться! Впитывает даже самые крохи знаний! Мы занимаемся не спеша, шаг за шагом, поскольку что-то кажется Тане очевидным, а кое-где есть лакуны, которые необходимо заполнить, и важно их не пропустить. Наташино пюре стоит на тумбочке и мучает меня одним своим видом. Но тут заглядывает в палату медсестра, и я, запинаясь, прошу её забрать остальные пюре для Иришки, положить в холодильник, чтобы Иришку накормили завтра.
— Хорошо, — кивает сестра, — фамилию на пакетике подпишите! А ещё, разрешите…
Она берёт с Таниной тумбочки Наташино пюре.
— Разрешите, — продолжает сестра, — я ещё одну девочку нашу угощу! А то что это? Другие едят, а ей не дают!
И с пюре в руке она подходит к Наташе! Сажает её! И кормит сама, с ложки. Невозможно описать мои благодарность и облегчение. Я бормочу что-то вроде: «Спасибо! Я как раз для неё…» Но понимаю, что это неважно. А ещё понимаю, что эмоции у меня слишком уж бурные для такого пустячного случая. Но я тут совсем недавно. И мне так хочется быть полезной хоть в чём-то…
…Да, самое непростое — это расставаться, уходить в мир, где ты счастлив, где тебя ждут. Но если ты перед уходом оставишь Тане задание по математике, попросишь написать сочинение — портрет мамы или друга, если удастся перед уходом хоть немного посмешить Наташу, если успеешь помечтать с Иришкой, как к ней придёт другой, её любимый волонтёр, и поможет сделать ванну с пушистой пеной, с пузырьками, если ты вместе с Иришкой нарисуешь зелёное платьице в подарок этому волонтёру, если ты пообещаешь позвонить, спросить, как дела и точно скажешь, когда сможешь приехать в следующий раз, то уходить не так тяжело и не так грустно.