В Италии есть городок Бергамо,
Лежащий у подножия горы,
С тюрьмой, тавернами, театром, храмом
И парками для игр детворы.
Жизнь протекала в городе обычно:
В воскресный день кто - в Храм, а кто – в кабак.
И остальное в интересах личных:
Работа, отдых и развод, и брак.
Но грянула беда: чума ворвалась
Смертельной гостьей в горный городок.
С усердием чудовищным являлась
Из дома в дом, с порога на порог.
И день, и ночь колокола звенели:
Заполнил город похоронный звон.
И в храме свечи сутками горели –
Летели к Богу и мольба, и стон.
Но было бесполезно, всё напрасно:
Чума косила взрослых и детей.
И кто-то крикнул: Бога нету! Ясно!
Мы завтра все умрём! Так ешь и пей!
Ах, Бога нет!? Всё стало безразлично-
Великим пьянством город был объят.
И совершались оргии публично:
К чуме прибавился разврата ад.
О, Бога нет! Разгул пошёл парадом:
Мы будем есть и пить, потом умрём!
И прямо среди танца кто-то падал,
Подкошенный, с чернеющим лицом.
Лежать там оставляли труп остывший,
Свершая вакханалии позор.
Но вот однажды кто-то крикнул: «Тише!
Вы слышите – поёт церковный хор?
И все насторожились: вереница
Поющих показалась в воротах.
В слезах печальные их были лица.
Шёл впереди монах с крестом в руках.
«Господь, помилуй!»- В истинной печали
Звучала литания – Песнь мольбы.
Но жители Бергамо закричали:
«Здесь Бога нет! Вино здесь и ...гробы.
Вы- идиоты! Бросьте завыванье.
Мы завтра все умрём! Давайте пить!»
Но совершающие покаянье
Всё продолжали Господа молить.
Процессия проследовала к храму.
Монах свой крест к колонне прислонил.
Но вслед за ними пьяная орава
В храм ворвалась, крича что было сил:
«Здесь Бога нет!» И золотую чашу
Господней Вечери один схватил;
Поднялся на Алтарь с улыбкой страшной:
«Вот, пьянствуйте!» - безумно завопил.
То был мясник Бергамо. В буйстве пьяном,
Совсем утратив человечий вид,
Лохматый, грязный, в фартуке кровавом,
Он на монахе взор остановил.
Монах поднялся к кафедре и, жестом
Призвав к молчанию, заговорил:
«Я с вами поделюсь Суровой Вестью,
Насмешники! Вы – современный Рим:
Когда Сын Божий был прибит к Распятью,
Толпа глумилась также, как и вы.
И Божий Сын подумал: «К ним, как к братьям
Сошёл Я из Небесной синевы.
За них Я умираю! Только видно
Не трогает их смерть Моя ничуть!
Дрянные люди! Им совсем не стыдно:
Плюют в Лице, копьё вонзают в грудь»
И силою Божественною, славной
Он вырвав гвозди, спрыгнул со Креста,
У воинов забрал хитон Свой тканный,
Оделся и вознёсся в Небеса!
Остался Крест пустым! Нет нам спасенья -
Бог не услышит ни мольбу, ни стон!
Мы – под проклятием и осужденье
Нас ввергнет в адский, дьявольский огонь!»
Монах умолк. И мёртвой тишиною
Заполонился многолюдный зал.
Стояли люди плотною стеною,
Метались искры ужаса в глазах.
Стоял мясник у алтаря, поникший.
Дрожала чаша Вечери в руках.
Мгновенно осознав себя погибшим,
Он впал в панический, смертельный страх.
«Спасенья нету!» Приговор так страшен!
И он, шагнув к монаху, заревел:
«Повесь на крест Спасителя, монашек!
Верни Христа! Народ, ему не верь!
Всеобщий стон пронёсся в храмном зале.
Упала пелена с очей людских.
И на колени многие упали,
И к Небу устремился вопль их.
Монах склонился к Алтарю и чашу
Господней Вечери прижал к губам;
В слезах просил: «Прости безумство наше,
Верни, Господь, благословенье нам!».
Прошли века. Чума давно забыта.
В Бергамо жизнь обычная течёт.
Людьми театр и тюрьма забиты,
Народ в трактирах также ест и пьёт.
Да что Бергамо! Города планеты
От малых до великих так живут.
Не чтят Творца ни взрослые, ни дети,
Чума греха бушует там и тут.
Работа, развлечение, удобства
Важнее, чем спасение души.
И хоть растёт моральное уродство,
Но никого День Судный не страшит.
Ожесточив сердца, в грехах погрязнув,
Стыдятся у Спасителя просить,
Чтоб излечил гноящиеся язвы
И им позволил Воду Жизни пить.
А Иисус всё также нежно кроток,
Спасенье предлагая людям, ждёт.
О, человек, сойди с водоворота,
Тебя который к гибели несёт.
И не живи в беспечности, как будто
Живого Бога вовсе, вовсе нет.
Желаю я тебе увидеть Утро,
В которое ты примешь Божий Свет!
По новелле датского писателя Якобсона.