Татьяна Любимова
Тот майский выходной был каким — то особенно холодным. Время от времени начинался дождь, но его сносил пронизывающий ветер, который всё же не мог разогнать тяжёлые неподвижные тучи. Мы с мамой и братом возвращались с прогулки, мечтая о горячем супчике. Мне было лет десять, братишке — лет семь...
И я уже пробежала было крыльцо подъезда, как вдруг, поняв что боковым зрением всё — таки углядела что — то необычное, неожиданно для себя вернулась обратно.
У двери сидел цыплёнок. Он пытался встать на лапки, но, покачнувшись, бессильно опускался на цевки и затягивал плёночкой глазки.
Рядом, задумчиво глядя на него, стояла уборщица.
— Это ваш? — спросили мы её, удивляясь, как смело она выгуливает пуховичка в такую погоду.
— Нет. Это бабка-стервь с шестого этажа... слабеньких отбраковала и живых в мусоропровод выкинула.
— Кого? — не поверили мы своим ушам.
— Да вот их, цыплят этих. Вон ещё четверо в коробке, а этот не уместился. А ещё трое сдохли уже. И куда вот их?
— Мы возьмём! Можно? — выдохнули мы все трое, я схватила цыплёнка, коробку и мы бросились скорее отогревать наших новых подобранцев.
В нашем доме, кроме хомяков с мышами, все кошки и собаки были самозаводящимися, с улицы. Как мама выдержала вообще этот бесконечный поток животных, я не знаю. Обычно при появлении очередного зверя она сначала сильно ругалась, потом, к вечеру, поменьше, нам главное было сохранять спокойствие и продержаться до ночи. Переночевав, животное уже приобретало статус нашего. Но с цыплятами всё оказались просто: тут мама сама была под впечатлением.
Итак, скорее игрушки долой из коробки, в коробку — грелку, завёрнутую в мягкие тряпочки, на грелку — уже бессильно роняющих головки цыплят. Растёрли творожок с варёным желтком, подсунули под клювики. Трое проглотили немножко, двое вяло растянулись на грелке и замерли... мы уже ко всему приготовились.
Позвали собаку Альму, показали ей цыплят. Скорбно глядя на очередную пакость в коробке, которую подсовывала ей жизнь, она привычно внимала, что ЭТИХ — НЕЛЬЗЯ!!!
Котята — были, мыши и прочие грызуны — были, черепахи — были, но птиц таких вонючих в её жизни ещё не было, и надо было терпеть, как хочешь. Бедная Альма разве что зубами не скрипела, но смирилась.
Воду в грелке меняли каждые два — три часа, и сначала думали, что это только кажется, потому что уж очень сильно нам хотелось... но потом — нет, на самом деле получше: трое ещё сидели на цевках, но уже подняли головки, один уже на лапках стоит, и только один лежит в уголочке, но если из — под него грелку забрать — начинает немножко возиться и попискивать.
Ночью я несколько раз вставала поменять воду в грелке, но цыплята только тихонечно пищали, потревоженные, а утром нас разбудил настойчивый, громкий требовательный писк. Блюдечко с творогом стояло пустое, а наши цыплятки уже шустро бегали по коробке, и даже тот, который лежал в уголочке, хоть и только привставал на цевках, выглядел гораздо бодрее, чем вечером.
Скорее поставили им блюдце с творогом, на который они жадно накинулись, лезли лапками в блюдце, запрыгивали один на другого... Смешные невозможно!
Так и стали они расти. Бабульки на лавочке у подъезда, неведомо откуда узнавшие про наших новых питомцев, научили нас поставить цыплятам крупный песочек, потом камушки и вообще подсказали рацион. Вот ведь, в наших книжках было всё про содержание попугайчиков, канареек и амадин, но ни слова про то, как выхаживать цыплят. Но, благодаря бабулькам, наши птенчики получали и мешанки, и каши, а потом и крупу, и свежую травку.
Через несколько дней коробка стала мала. Они по — прежнему держались стайкой и, если что, скорей — скорей бежали к грелке, и засыпали на ней, умиротворённо посвистывая, но просто резвиться и проказничать им уже места не хватало. Нашли другую коробку, побольше, а у цыплят появились на крылышках пеньки будущих перьев, и через неделю они уже довольно лихо начали выпрыгивать из коробки, к великой скорби Альмы, потому что вся эта шатия — братия норовила её довести до исступления, поклёвывая хвост и пытаясь забраться ей на спину.
Цыплята были похожи, но характеры у них оказались разные. Я где — то видела, что кур метят зелёнкой, и нарисовала нашим цыплятам зелёные узорчики: одному на правом крылышке, другому на левом, третьему на головке, а четвёртый и пятый отличались друг от друга: один цыплёнок так и остался хроменьким. Так их и назвали: Правый, Левый, Башка, Хромоножка и Безымянный. Самой тихой так и осталась Хромоножка, Правая была самой затейницей, Левая, как пришитая, бегала за Правой, а Безымянная всё время отставала и терялась, начинала громко пищать, и тогда вся стайка бежала ей на выручку. Башка оказался петушком, был покрупнее и побойчее сестричек, но жили цыплята на удивление дружно, никогда не дрались, и стайкой бегали по комнате, спали в коробке, все вместе грелись на солнышке на балконе или клевали корм. Родимая грелка была упразднена не столько за ненадобностью, сколько потому, что все на ней давно уже не помещались.
Просто удивительно, как быстро эти кури, оказывается, растут.
Башка даже кукарекать уже пробовал! Подпрыгнет, крылями помашет, побалансирует на краю коробки и — кукарекс!
Мы старались не думать, что с ними дальше делать, но вопрос вдруг легко решился сам собой. К нам зашла соседка тётя Люба, увидала наш птичник и рассказала, что её сотрудница давно мечтает завести кур...
Ура!
И вот... настал день, когда мы скрепя сердце, но понимая, всё понимая... собрали наших орлов в дорогу...
Нам передавали благодарности от сотрудницы всё лето... и осень... и на следующий год: кури оказались отличными несушками...
А я до сих пор бесконечно благодарна маме за тех цыплят... Как вспомню — на душе почему — то теплеет, хоть сколько лет прошло... скоро моим детям будет столько же, сколько нам тогда было... и теперь я понимаю. что мы с братом тогда получили один из самых главных уроков...