Дмитрий Володихин
Однажды на рыбацком судне приплыл к Соловецкому монастырю странный человек.
Назвался он пастухом Федором. Многие подтверждали: верно, жил Федор близ Онежского озера, пас там скотину у крестьянина Сидора Субботы. Но ладони его покрыты были мозолями от упражнений с саблей и луком. Ходил он неуклюже, растопырив ноги, словно держал между ними бочонок. Так ходят не пастухи, а опытные конники. В речи его, по внешней видимости простой, слышались книжные слова. На расспросы о семье Федор отмалчивался.
На первых порах никто и не расспрашивал его. Не до того было братии. Недавно Бог послал инокам великое испытание: большой пожар уничтожил все деревянные строения! Пеплом и головешками «украсилось» место, где прежде стояли храм и кельи. Монахи вырыли себе землянки, медленно восстанавливали хозяйство и скорбели о прошлых временах. Жизнь соловецкая, и без того трудная, сделалась почти невыносимой.
Но молчуну здесь понравилось. Он был из редкой породы истинных монахов и лишений вовсе не страшился. Федор долго ходил в послушниках, а потом постригся во иноки, приняв новое имя — Филипп. Работал, не покладая рук, в пекарне, таскал воду, тягал дрова, топил печи. Словом, не гнушался самых тяжелых работ.
Рис. Екатерины Гавриловой
Филипп чисто и красиво выводил молитвенные песнопения, жил тихо и праведно. Братия любила его. Но он жаждал большего покоя. Ему, как и Герману, зачинателю соловецкого монашества, нравилось пустынничать. Однажды он покинул монастырь, поселился поодаль от него и стал молиться в малой келейке, при полном безлюдии. Вместо подушки Филипп клал себе под голову камень.
Несколько лет пустынничал Филипп. Затем вернулся он в обитель и скоро сделался помощником старенького игумена Алексия. Тот желал отойти от дел по ветхости лет своих. Алексий со всею братией принялся просить Филиппа, чтобы он взял на себя игуменство. Тот долго отказывался. Потом его все же умолили сделаться настоятелем. Но вскоре Филипп вновь ушел из монастыря и стал, как прежде, пустынничать…
Не хотел он власти над людьми, а хотел тишины для своей души.
Лишь на смертном одре Алексий уговорил Филиппа вновь принять бразды правления монастырем. И лишь тогда открылась тайна Филиппа.
Он происходил из богатого боярского семейства Колычёвых. Его родичи сидели у государей московских в Думе и водили полки на неприятеля. Филипп же избрал монашеский путь против семейного обычая. С детства он одевался в богатые наряды, ездил на дорогих конях, кушал за столом, ломившимся от яств. А потом, по зову Бога, совершенно переменил свою жизнь.
Сделавшись игуменом на Соловках, Филипп не перестал быть молитвенником, но по хозяйству развернулся как большой боярин.
Он затеял великое строительство. При нем на Соловках появляются две больших каменных церкви — Успенская и Спасо-Преображенская. Рядом с ними поднимается каменная трапезная палата, новые мельницы. Обитель обретает новую удобную гавань и гостиницу. По всему Большому Соловецкому острову мостят дороги.
Десятки озер соловецких в ту пору были соединены каналами. Монастырские каналы, много раз обновленные и перестроенные, сохранились до сих пор. И ныне по тихой воде, меж низких берегов, на лодочке, можно пройти долгий путь, каким пользовался четыреста пятьдесят лет назад игумен Филипп…
Филипп строго следил за тем, чтобы братия не отставала от трудов, молилась, пребывала во взаимной любви. Никогда он не хотел быть наставником монахов. Ему больше нравилось жить в молчании и одиночестве. Но, став игуменом, Филипп устроил «общежитие» иноков так, что со всей Руси люди стекались на Соловки. Все они желали войти в тамошнюю братию.
Явившись в обитель бедствующую, обезлюдевшую, пламенем обезображенную, Филипп оставил после себя благоустроенный монастырь, самый крупный на Русском Севере. При начале игуменства Филипп управлял сотней иноков. Был настоятелем двадцать лет. Ушел с Соловков, оставив там двести монахов…
Филипп мечтал окончить дни свои на Соловках. Построить еще один храм. Поставить мощную стену вокруг монастыря — на море пошаливали шведы. Но всё это сделали за него преемники.
Однажды к настоятелю соловецкому явился посланник из Москвы: «Тебя желает видеть царь Иван Васильевич!»
Простившись с братией, Филипп отправился к столице. Там, на Церковном Соборе, его возвели в сан митрополита Московского. Беглый сын большого вельможи, нищий пастушок на Онеге, бедный инок и великий пастырь монашеский возглавил Русскую Церковь.
Филиппу приходилось тяжело. Он столкнулся с жестокосердием самого государя — Ивана Грозного!
Но трудная монашеская выучка помогла Филиппу. Он не побоялся прилюдно обличить царя. Не должен глава Церкви молчать, когда первый человек во всей державе ведет себя не по-христиански! Филиппа лишили власти, мучили в тюремном заключении, погубили его родичей и близких людей. Но и тогда он не дал благословения на кровопролитие и злодейство. В конце концов, царский слуга убил его.
Минул век. И вот другой царь признал: прав был Филипп, смерть он принял как истинный праведник.
А на Соловках по сей день стоят прекрасные храмы и палаты, построенные при игумене Филиппе. Они радуют глаз и веселят душу всякому, кто на них посмотрит.
Назвался он пастухом Федором. Многие подтверждали: верно, жил Федор близ Онежского озера, пас там скотину у крестьянина Сидора Субботы. Но ладони его покрыты были мозолями от упражнений с саблей и луком. Ходил он неуклюже, растопырив ноги, словно держал между ними бочонок. Так ходят не пастухи, а опытные конники. В речи его, по внешней видимости простой, слышались книжные слова. На расспросы о семье Федор отмалчивался.
На первых порах никто и не расспрашивал его. Не до того было братии. Недавно Бог послал инокам великое испытание: большой пожар уничтожил все деревянные строения! Пеплом и головешками «украсилось» место, где прежде стояли храм и кельи. Монахи вырыли себе землянки, медленно восстанавливали хозяйство и скорбели о прошлых временах. Жизнь соловецкая, и без того трудная, сделалась почти невыносимой.
Но молчуну здесь понравилось. Он был из редкой породы истинных монахов и лишений вовсе не страшился. Федор долго ходил в послушниках, а потом постригся во иноки, приняв новое имя — Филипп. Работал, не покладая рук, в пекарне, таскал воду, тягал дрова, топил печи. Словом, не гнушался самых тяжелых работ.
Рис. Екатерины Гавриловой
Филипп чисто и красиво выводил молитвенные песнопения, жил тихо и праведно. Братия любила его. Но он жаждал большего покоя. Ему, как и Герману, зачинателю соловецкого монашества, нравилось пустынничать. Однажды он покинул монастырь, поселился поодаль от него и стал молиться в малой келейке, при полном безлюдии. Вместо подушки Филипп клал себе под голову камень.
Несколько лет пустынничал Филипп. Затем вернулся он в обитель и скоро сделался помощником старенького игумена Алексия. Тот желал отойти от дел по ветхости лет своих. Алексий со всею братией принялся просить Филиппа, чтобы он взял на себя игуменство. Тот долго отказывался. Потом его все же умолили сделаться настоятелем. Но вскоре Филипп вновь ушел из монастыря и стал, как прежде, пустынничать…
Не хотел он власти над людьми, а хотел тишины для своей души.
Лишь на смертном одре Алексий уговорил Филиппа вновь принять бразды правления монастырем. И лишь тогда открылась тайна Филиппа.
Он происходил из богатого боярского семейства Колычёвых. Его родичи сидели у государей московских в Думе и водили полки на неприятеля. Филипп же избрал монашеский путь против семейного обычая. С детства он одевался в богатые наряды, ездил на дорогих конях, кушал за столом, ломившимся от яств. А потом, по зову Бога, совершенно переменил свою жизнь.
Сделавшись игуменом на Соловках, Филипп не перестал быть молитвенником, но по хозяйству развернулся как большой боярин.
Он затеял великое строительство. При нем на Соловках появляются две больших каменных церкви — Успенская и Спасо-Преображенская. Рядом с ними поднимается каменная трапезная палата, новые мельницы. Обитель обретает новую удобную гавань и гостиницу. По всему Большому Соловецкому острову мостят дороги.
Десятки озер соловецких в ту пору были соединены каналами. Монастырские каналы, много раз обновленные и перестроенные, сохранились до сих пор. И ныне по тихой воде, меж низких берегов, на лодочке, можно пройти долгий путь, каким пользовался четыреста пятьдесят лет назад игумен Филипп…
Филипп строго следил за тем, чтобы братия не отставала от трудов, молилась, пребывала во взаимной любви. Никогда он не хотел быть наставником монахов. Ему больше нравилось жить в молчании и одиночестве. Но, став игуменом, Филипп устроил «общежитие» иноков так, что со всей Руси люди стекались на Соловки. Все они желали войти в тамошнюю братию.
Явившись в обитель бедствующую, обезлюдевшую, пламенем обезображенную, Филипп оставил после себя благоустроенный монастырь, самый крупный на Русском Севере. При начале игуменства Филипп управлял сотней иноков. Был настоятелем двадцать лет. Ушел с Соловков, оставив там двести монахов…
Филипп мечтал окончить дни свои на Соловках. Построить еще один храм. Поставить мощную стену вокруг монастыря — на море пошаливали шведы. Но всё это сделали за него преемники.
Однажды к настоятелю соловецкому явился посланник из Москвы: «Тебя желает видеть царь Иван Васильевич!»
Простившись с братией, Филипп отправился к столице. Там, на Церковном Соборе, его возвели в сан митрополита Московского. Беглый сын большого вельможи, нищий пастушок на Онеге, бедный инок и великий пастырь монашеский возглавил Русскую Церковь.
Филиппу приходилось тяжело. Он столкнулся с жестокосердием самого государя — Ивана Грозного!
Но трудная монашеская выучка помогла Филиппу. Он не побоялся прилюдно обличить царя. Не должен глава Церкви молчать, когда первый человек во всей державе ведет себя не по-христиански! Филиппа лишили власти, мучили в тюремном заключении, погубили его родичей и близких людей. Но и тогда он не дал благословения на кровопролитие и злодейство. В конце концов, царский слуга убил его.
Минул век. И вот другой царь признал: прав был Филипп, смерть он принял как истинный праведник.
А на Соловках по сей день стоят прекрасные храмы и палаты, построенные при игумене Филиппе. Они радуют глаз и веселят душу всякому, кто на них посмотрит.