Марина Алёшина
Средь волн морских возвышался седой утёс. Угрюмый и неприступный с виду, для многих он стал родным домом. Коноплянки вили над склоном гнёзда, в норке прятался лис, а в траве копошились тысячи насекомых. Чуть поодаль к стволу одинокой сосны приткнулась ветхая избушка. В ней жили с родителями двое детей.
Море билось о берег. Издавна заведена была у него с утёсом война. Оно то разбегалось, отрывая камень за камнем, то затихало, то наступало снова.
— Чего ты добиваешься? — волновался утёс.
— Делаю, что хочу, — говорило море и обдавало берег миллионами брызг.
Коноплянки метались в воздухе в страхе за беспомощных юных птенцов.
— Вот, доберусь и до вас, и до детей из старого дома, — хвасталось море и ударяло с такой силой, что гнезда опасно кренились.
Коноплянка-мама, волнуясь, металась вверх-вниз.
— Что тебе нужно? Что тебе нужно? — кричала она.
— Развлекаюсь. Поступаю, как мне нравится, — звучало в ответ, а по серой глади начинали ходить холмы.
— Пощади хотя бы детей!
— Сделаю, что захочу, — отвечало море и подступало все ближе.
Когда поднимались волны, с побережья в воду входили ловцы янтаря: их ожидал богатый улов. Однажды один из них вгляделся в берег и покачал головой. А вскоре вернулся и стал возить в поржавевшей тачке щебень. Тачка пела протяжные песни.
— Чем ты занят? — не удержалось море. Знаешь ведь: будет по-моему.
— Выполняю свой долг, — бросил человек через плечо: ему было не до пустых разговоров.
— Долг? Чепуха! Делай, что тебе нравится. Желание — вот закон. Ты проиграешь.
— Посмотрим, — обронил человек. Он всё возил и возил брёвна, песок и серую гальку, а море старалось заглушить песню тачки и звонкий стук топора.
Коноплянки следили за работой и всё ещё беспокоились. Но наконец, человек бросил взгляд на утёс и остался доволен. И птенцы, и дети в стареньком доме могли теперь спасть спокойно.
— Спасибо! Спасибо! Благодарим! — загомонили птицы, кружась над водой.
И море на время угомонилось. Тихие воды рассыпались у берега в пену. Над штилем, вслед уходящему человеку, понёсся шёпот:
— Я делаю, что хочу. Мне никто не указ.
Но человек рассмеялся в ответ и сказал:
— Что ж, поглядим. Но теперь-то ты знаешь: в самом конце побеждает долг.
Море билось о берег. Издавна заведена была у него с утёсом война. Оно то разбегалось, отрывая камень за камнем, то затихало, то наступало снова.
— Чего ты добиваешься? — волновался утёс.
— Делаю, что хочу, — говорило море и обдавало берег миллионами брызг.
Коноплянки метались в воздухе в страхе за беспомощных юных птенцов.
— Вот, доберусь и до вас, и до детей из старого дома, — хвасталось море и ударяло с такой силой, что гнезда опасно кренились.
Коноплянка-мама, волнуясь, металась вверх-вниз.
— Что тебе нужно? Что тебе нужно? — кричала она.
— Развлекаюсь. Поступаю, как мне нравится, — звучало в ответ, а по серой глади начинали ходить холмы.
— Пощади хотя бы детей!
— Сделаю, что захочу, — отвечало море и подступало все ближе.
Когда поднимались волны, с побережья в воду входили ловцы янтаря: их ожидал богатый улов. Однажды один из них вгляделся в берег и покачал головой. А вскоре вернулся и стал возить в поржавевшей тачке щебень. Тачка пела протяжные песни.
— Чем ты занят? — не удержалось море. Знаешь ведь: будет по-моему.
— Выполняю свой долг, — бросил человек через плечо: ему было не до пустых разговоров.
— Долг? Чепуха! Делай, что тебе нравится. Желание — вот закон. Ты проиграешь.
— Посмотрим, — обронил человек. Он всё возил и возил брёвна, песок и серую гальку, а море старалось заглушить песню тачки и звонкий стук топора.
Коноплянки следили за работой и всё ещё беспокоились. Но наконец, человек бросил взгляд на утёс и остался доволен. И птенцы, и дети в стареньком доме могли теперь спасть спокойно.
— Спасибо! Спасибо! Благодарим! — загомонили птицы, кружась над водой.
И море на время угомонилось. Тихие воды рассыпались у берега в пену. Над штилем, вслед уходящему человеку, понёсся шёпот:
— Я делаю, что хочу. Мне никто не указ.
Но человек рассмеялся в ответ и сказал:
— Что ж, поглядим. Но теперь-то ты знаешь: в самом конце побеждает долг.