Светлана Коппел-Ковтун
Как же ему хотелось к свету! Но сколько он ни тянулся, сколько ни толкал твердыню над головой, — пробиться не удавалось. Толща асфальта разделяла его и солнце. Воля к жизни была велика, жажда света была ещё большей. И он всё толкал и толкал мрачную и равнодушную к его устремлениям твердыню. Нежная головка хрупкого одуванчика поднимала над собой и разламывала тяжёлый асфальт.
— Я люблю, люблю тебя, дорогое солнце! — кричал он в предельном напряжении, чувствуя, что твердыня уступает его напору.
— С-О-Л-Н-Ц-Е !
Взрывом необычайной радости оглушил маленький одуванчик всю округу. Ещё бы, ведь он расцвёл! Он преодолел непреодолимое препятствие и пробился к солнцу! Он сам стал маленьким солнышком на радость всему миру!
Но что это? Откуда-то доносятся крики недовольства? Одуванчик огляделся и заметил неодобрительно кивающие головки цветов, растущих близ дороги.
— Какое безобразие! Какая невоспитанность! — долетело до его светящейся солнцем головы.
— Какая чудовищная несдержанность! — послышалось где-то совсем рядом.
Одуванчик смутился. Неужели здесь никто не рад ему? Может быть, найдётся хоть кто-нибудь, кто сумеет понять и разделить его радость? Он пробежал глазами по безучастным лицам. Никого...
Полевые цветы росли без затруднений и преодолений. Они привыкли, что солнце щедро одаривает их теплом и светом, а потому были равнодушны к нему. Им была непонятна шумная и безудержная радость одуванчика.
— Сол-нце! Здрав-ствуй! — прокричал одуванчик, светясь счастьем.
— Здравствуй, одуванчик! — ответило ему солнце.
Другие цветы не услышали это радостное приветствие, потому что были всецело поглощены своим недовольством и галдели о чём-то своём. И только маленький одуванчик, пробившийся сквозь толщу асфальта, по-настоящему радовался и благодарил солнце. Его весёлый голосок снова и снова возносил хвалу нежным лучам, ласкавшим крохотную жёлтую головку.
— И чему так радуется этот дурачок? — удивлялся колокольчик, росший на обочине. — Его стебель и листья — кривые и мелкие, у него лишь один маленький цветок. Вот проедет какая-нибудь телега и раздавит его нервозные стебли.
И цветы вокруг стали повторять чуть ли не хором:
— Раздавит! Раздавит! Раздавит!
Но одуванчик улыбался солнцу, и солнце улыбалось одуванчику.
Одуванчику не было дела ни до злобы цветов, ни до телеги, которая, конечно, может проехаться по его нежным стеблям. Тому, кто сумел пробиться сквозь толщу асфальта, нет дела до таких мелочей, если он видит солнце, и солнце видит его.