Свящ. Дмитрий Шишкин



Вот и сегодня подошла… хотел написать «старушка», но как-то не вяжется к этой, пусть даже и сильно пожилой женщине наименование «старушка». Она невысокого роста, сутуловатая, но какая-то необыкновенно энергичная, живая, экспансивная даже…

- Я, — говорит, — батюшка, крымчачка. Это такой народ, очень малочисленный теперь, можно сказать совсем исчезающий… Так вот, представьте себе, мои предки с самой глубокой древности живут в Крыму. С раннего средневековья даже… ну, так получилось — живут себе, живут, и вот – дожились… до меня, грешной. И я всегда знала, что мы – потомки готов, только под влиянием хазар принявшие в 8 веке иудаизм. А мой род позже смешался ещё и с итальянцами. Вот откуда у меня такое странное для крымчаков имя – Анджело, ну и фамилия ему под стать - Ламбрози.

Детство у меня было тяжёлое, беспросветное, папа пил страшно, маму поколачивал, а она, бедная лямку тянула из последних сил. Нищета, голод… что и говорить — хлебнули мы сполна… Ну, не мы одни, конечно, время такое было… Вообще моя семья чудом в живых осталась. Просто мы перед самой войной поехали в Ленинград, да там и застряли, а всех наших родственников, кто в Крыму остался, — всех до единого, — немцы расстреляли.

И вот, когда вернулись, соседка наша – украинка, баба Ганна слепая, — высокая такая, прямая, — попросила, чтобы я время от времени водила её в церковь. Ну, мне то что: привела – увела и всё. Дело нехитрое.

А я не то, что не крещённая была, а вообще, можно сказать, никакого отношения к вере не имела… причём ни к какой. Но поскольку нас – крымчаков — за веру иудейскую считали евреями, то и отношение у меня ко всем было настороженное, если не сказать враждебное. Вообще я дикарка была, даже озлобленная, пожалуй, на всех: за жизнь убогую, за нищету, за беспросветность…

И вот как-то раз привела я бабу Ганну… а в центре храма после службы поставили такое специальное кресло, сидя в котором проповедовал, а потом давал прихожанам крест для целования святитель Лука.

Проповедь закончилась, я Ганну подвела, она к кресту приложилась и вот владыка мне тоже крест даёт, а я так, знаете, по-детски насупилась и не хочу целовать.

- Ты почему крест не целуешь? – спрашивает святитель.

А я ещё больше заартачилась и молчу, только слышу — бабки шипят, ядовито так: «Да она, наверное, еврейка»…

Но святитель точно не слышит, спрашивает спокойно так, мирно:

- Как тебя зовут?

Я отвечаю:

- Анджело.

Владыка говорит:

- Ну-ка, наклонись ко мне ближе и громче скажи, по слогам.

- Ан-же-ло.

- Окончание?

- Ло… Анже-ло.

- И тут святитель как-то так торжественно, радостно даже, как будто, что-то необыкновенное узнал, говорит:

- Так целуй же крест!!!

Ну, я и поцеловала.

А потом смотрю на владыку… А он такой необыкновенный, красивый, ну, знаете, величественный, с бородой седой… а тут ещё и облачение архиерейское, митра, панагия…. А я что в жизни видела? – нищая грязная хата, пьяный батяня, рваньё, обноски, сопли, мамка несчастная…

И вот я святителю говорю:

- А ты кто такой?

Он отвечает:

- Я священник.

Понимаете… не владыка, не «архи» там какой-нибудь, а просто — священник.

Потом помолчал, берёт меня за руку и говорит:

- А ты ещё придёшь в Церковь… Потом.

Представляете? Так прямо и сказал, а ведь я ничего ему не рассказывала: ни то, что не крещённая, ни то, что родители у меня иудеи, ни то, что сама ни во что не верю – ничего, но он всё понял.

А потом я уже с Ганой отхожу и вот, у самого выхода чувствую, владыка нам в след смотрит, так… ну, как будто что-то сказать хочет. Я обернулась, и точно – встретила его взгляд – глубокий такой, мудрый, но мы уже далеко были, и он ничего не сказал. Только мысль вдруг так отчётливо пронеслась в голове, не детская совсем… ну, про нас с бабой Ганой слепой, мол, — это кто кого ещё водит?

Вот так… время прошло, много я начудесила в жизни, но и жизнь меня смирила скорбями… я окрестилась, приняла православие…

Теперь, вот, в храм хожу, исповедуюсь, причащаюсь… а ведь для крымчаков это большая редкость.. можно даже сказать, исключение.