Был вечер; в одежде, измятой ветрами,
Пустынной тропою шел Бэда слепой;
На мальчика он опирался рукой,
По камням ступая босыми ногами, -
И было все глухо и дико кругом,
Одни только сосны росли вековые,
Одни только скалы торчали седые,
Косматым и влажным одетые мхом.
Но мальчик устал; ягод свежих отведать,
Иль просто слепца он хотел обмануть:
"Старик! - он сказал, - я пойду отдохнуть!
А ты, если хочешь, начни проповедать:
С вершин увидали тебя пастухи...
Какие-то старцы стоят на дороге...
Вон жены с детьми! говори им о Боге,
О Сыне, распятом за нашим грехи".
И старца лицо просияло мгновенно;
Как ключ, пробивающий каменный слой
Из уст его бледных живою волной
Высокая речь потекла вдохновенно -
Без веры таких не бывает речей!...
Казалось - слепцу в славе небо являлось:
Дрожащая к небу рука поднималась,
И слезы текли из потухших очей.
Но вот уж сгорела заря золотая
И месяца бледный луч в горы проник,
В ущелье повеяла сырость ночная,
И вот, проповедуя, слышит старик -
Зовет его мальчик, смеясь и толкая:
"Довольно!.. пойдем!.. никого уже нет!"
Замолк грустно старец, главой поникая.
Но только замолк он - от края до края:
"Аминь!" - ему грянули камни в ответ.