Человеческая душа во всей своей красе или уродстве раскрывается, когда приходят беды и несчастья. Владыка Симон вспоминает, как вёл себя батюшка в ссылке.
Отец Владимир был особенный, все обращали на него внимание. Испорченные натуры терялись перед ним, робели, но их тянуло к нему, хотелось послушать, посмотреть… Самые сумрачные и замкнутые преступники раскрывались перед ним. Его сострадательные порицания в мягкой форме: «Нехорошо-нехорошо… ай-яй-яй!», «нельзя же так», — вызывали слёзы раскаяния, просьбы молитв. Начальство относилось к нему с невольным уважением. Все тянулись к нему, как к солнцу. Его присутствие облегчало тяжёлые условия жизни. Для людей важно было не только поговорить с ним или послушать, а хотя бы издали видеть, знать, что он рядом. Он всегда был на людях, говорил просто, кратко, понятно, для всех интересно, но с каждым по-своему. То, о чём он говорил, казалось важнее, интереснее и лучше, чем если бы сказано было кем-то другим.
Старался беседовать с женщинами, особенно с молодыми. До нас долетали слова о женской природе, о чистоте, о назначении человека вообще. Выражение его лица бывало тогда грустным, жалостливым. Они говорили ему, иногда со слезами: «Прости нас, батюшка!» В заключении о.Владимир беседовал с уголовными, объясняя им всё зло их поведения; читал вслух для малолеток полезные книги; делал наставления многим иногда устно, а иногда в читаемые ими книжки вкладывал свои записочки, чтобы не задеть гордость, не обидеть. Ему говаривали: «Ну, отдохните хоть в эти-то свободные минутки!» Он отвечал: «Я не устал. Да и делаю своё дело». Он попросил начальство освободить досрочно двух тяжелобольных, обещая своим усиленным трудом и увеличенным сроком не только возместить, но и превысить их работу.
Он с убедительной силой уговаривал служебных собак не драться — этих огромнейших и сильнейших псов, которые вдруг, опустив головы и хвосты, расходились в стороны. Менее рьяных из них, но упорных в драке, иногда бросался разнимать руками, нравоучительно приговаривая им или строго запрещая. Бывало, что обижаемого пса уносил куда-то прочь. Собаки оставляли для него еду в своих мисках, а то даже тянули его зубами за одежду или толкали к только что поставленной для них еде.
Он истощался — худел, бледнел, слабел, но чудный свет продолжал изливаться из его глаз и по-прежнему звучали его спасительные речи… Когда все возвращались после работы в барак, то среди опущенных голов только его голова возвышалась прямо. Когда он возвращался из леса или из рощи, где работал один, то лицо его бывало особенным — оно сияло святостью! Можно много говорить о нём. Как он, сам голодный, делился едой или отдавал её всю; как умудрялся работать за безсильных; как успевал напутствовать умирающих и провожать умерших; как утешал и возрождал мрачные души. Он действительно был всем для всех.
Стихи о. Владимира Шамонина на нашем сайте:
Радость
Колокольный звон
После дождика
Мой Ангел
Христос Воскрес!
Тело и земля
Источник: http://www.pravpiter.ru/pspb/n226/ta007.htm