Анастасия Рахлина



«Я так благодарю Господа за то, что нахожусь в темнице...»

О, чудо веры, чудо силы
Твоей безмерной к нам любви!
Она нас, мёртвых, воскресила,
Омыв в Божественной Крови!

Игуменья Леушинского монастыря Таисия


Каким был благоразумный разбойник до того момента, когда Евангелие застаёт его висящим на кресте и на всю Вселенную вдруг раздаются его слова – великий гимн покаяния: «Достойное по делам моим приемлю, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем»?
Был ли он благороден и красив? Вряд ли: греховность неизбежно отражается во внешнем облике. Мне думается, что внешне он был безобразен – наверняка у него было ужасное выражение глаз, такое, от которого цепенеешь. И ещё от него за версту несло смертью и чем-то таким, от чего начинаются беспокоиться собаки.

Думаю, что он мало чем отличался от героя нашего повествования до того, как покаялся и исповедал Христа Богом.

Как бешеный пёс

«Земной суд определяет разбойникам достойное наказание. Суд Божий нам в полной мере неизвестен. Куда склонится сердце человека – к безпристрастному суду или к милости, – зависит от знания истинной Любви, творческого дара, который делает нас подобными Богу. Как в реальной земной жизни возлюбить человека падшего, отверженного всеми, у которого внутреннее уродство отобразилось в телесном безобразии? Как возлюбить злодея, к которому и подойти-то порядочным людям омерзительно? Достоин ли такой человек сострадания и милосердия? Пусть предлагаемая история станет некоторым испытанием сердца», – говорится в самом начале фильма, главным героем которого стал один современный разбойник.

Его звали Андрей Головко. В начале 2000-х он отбывал двадцатилетний срок в одной из зон строгого режима в окрестностях Нальчика. Эту колонию, где 2005 году сложилось православное братство в честь священномученика Фаддея, окормлял и окормляет настоятель храма святого великомученика Георгия Победоносца в городе Тырныаузе иеромонах Игорь (Васильев).

Отец Игорь говорит, что его поразили глубина и искренность покаяния Андрея. Увидев, что это может быть назидательно другим, батюшка сделал Андрею необычное предложение: снять его исповедь на видео, с тем чтобы впоследствии, возможно, сделать фильм.

К этому времени Андрей был смертельно болен. Он писал в своём дневнике: «Часто думаю: что я успел сделать достойного за свою грешную жизнь? Может быть, только участие в съёмках этого фильма будет единственным действительно достойным делом перед лицом Господа и Спаса моего Иисуса Христа. Поэтому я верю, Господь поможет, чтобы этот фильм увидел свет. И надеюсь на то, что пример моего падения в грех и возвращения к Отцу Небесному спасёт кому-нибудь жизнь, вразумит и не даст оступиться».

«Сейчас многие смотрят фильм и плачут, но нужно понимать, что Андрей представлял собой до своего покаяния. Его боялись и ненавидели даже такие, как он. И вот как Господь коснулся его сердца!» – говорит батюшка. Андрей, бывший разбойник по прозвищу Киллер, рассказывает о себе в фильме сам.

После Чеченской кампании он, ветеран спецназа, возвращается домой. Ему нужны деньги, а за то время, пока он воевал в «горячей точке», жизнь изменилась, и он не находит – да и не ищет – другого способа соответствовать новым стандартам, как заняться грабежами, и грабит всё подряд: магазины, аптеки, частные владения.

Он говорил, что обнаглел до такой степени, что, не зная, как открыть дверь очередного облюбованного магазина или дома, попросту взрывал её. Деньги проходили сквозь пальцы, не оставляя по себе даже тени радости. Другое дело – «чувство, что всемогущ: решаешь, жить человеку или умереть».

Он начал торговать оружием. И вот однажды покупатель, не знакомый с конструкцией гранаты, случайно её взорвал. Часть дома разлетелась в клочья, все присутствовавшие при сделке были убиты либо ранены – все, кроме Андрея. Предназначавшиеся ему осколки словно облетели вокруг его тела и вошли в стену. Переступая через черепицу и раненых, он уходит, злой на весь мир, виня во всём пострадавших.

Он говорил, что убивал тогда людей с такой яростью, будто они виноваты во всех бедах его жизни. Когда его осудили на 20 лет, он смеялся в лицо судьям: «Я всем заявлял, что нету таких стен, которые могут меня удержать». Он и впрямь задумал небывалое: прорваться с боем из зоны строгого режима и уйти туда, где он рассчитывал быть в безопасности. Куда? Мы не знаем – можем только догадываться. Побег не случился – его успели предотвратить. Андрея осудили на год камерной системы.

Он сидел в камере и вновь гордился собой – история колонии не знала таких дерзких попыток побега. Просидев почти год, задумал ещё один – сам рассказывал после, как его прельщал в камере дьявол, зазывая «выйти из тела» – то есть покончить с собой.

Наглый, отважный, умный Андрей и в камере умудрился добыть отраву. И когда уже бился в конвульсиях, в камеру заглянул конвоир – Господь хранил Андрея, который не раз в своей разбойной жизни оказывался не то что на волоске, а уже одной ногой стоящим по ту сторону жизни. Его спасли, он злился на врачей, казалось, мрак в его сердце становился всё черней и безпросветней, но Господь попустил ему заболеть – сразу сахарным диабетом и раком.

Возвращение блудного сына

Дневник Андрея написан в самый страшный и прекрасный год его жизни.

«Странно себя чувствую сейчас: хоть и хожу кое-как, а боли очень сильно усилились. Как будто не касаюсь земли, летаю и думаю: ”Если сподобит Господь мне освободиться, если буду в состоянии что-то делать сам, то буду просить Батюшку о моём монашестве”», – пишет он 19 мая 2009 года.

Или вот запись 1 июня: «Я так благодарю Господа за то, что нахожусь в темнице».

«Сегодня моя опухоль дала мне жару. Терпел и что только не пил – ничего не помогло. Прав был доктор, хирург: только наркотики теперь будут мне помогать. До 12 часов дня боли не отпускали. Думаю, что это Господь попустил быть этим болям, чтобы я, окаянный раб Его, понял, что это Он сдерживал все эти боли, пока я вёл духовную борьбу. Но как только я снова впал в грех, Он сказал: ”Хочешь жить по собственной воле, посмотри, как это будет”».

Надо понимать, что он уже не только ходить, но даже и сидеть не может. На видео в фильме он всё время в каких-то вязаных безрукавках, надетых на футболку тоже без рукавов – это от того, что опухоль больше не пролезает в рукав. Неоперабельная, она растёт, заполняя пространства внутри сустава, рвётся наружу и становится всё безобразнее. «Я чувствую, как раковая опухоль, которая находится в суставной сумочке левого плечевого сустава, выросла и разламывает сустав», – пишет он 11 августа.

Каждый день аккуратно он выводит почти одно и то же – проснулся, прочитал утренние молитвы и пятисотницу. Его жизнь теперь – больше чем аскеза: боль разрывает сознание, заполняет собою всё, и часто кажется, что, кроме этой безконечно тянущейся, оглушительной боли, нет ничего.

Вот невероятное, казалось бы, из уст такого человека – о молитве: «Как дыхание для моего тела, так молитва нужна для моего внутреннего человека».

Иногда он ропщет. 19 августа он снова пишет: «Не могу прожить и дня, не греша». А вот строки перед этим: «Всё, что со мной творится, скорби мои заслужены мной. И это ещё мало мне. Как я низко пал, знаю только я и Всевидящий и Всезнающий Господь».

Он молится неопустительно и только и ждёт, когда приедет дорогой Батюшка (неизменно с большой буквы). Он ведёт напряжённую внутреннюю жизнь, стараясь следить за собой в мельчайших движениях помыслов. Помогает – в его-то положении! – чем может тем, кто рядом. Раздаёт свои передачки. Счастлив, передарив доставшиеся в день рождения «фирменные трусы» уходящему на волю некоему Казику: «Его благодарность – это моё сокровище, которое не ест ржа и не сворует вор. Прочитал пятисотницу вечером и потихоньку готовлю Казику одежду, в чём ему освобождаться. У него никого нет, и никто не думает о нём. А мне бы больше думать о своём внутреннем человеке».

Завидев ночью нового больного, которому боль тоже не даёт спать, помазывает его святым маслом и учит молиться. И терпит, терпит, терпит.

«Пью кучу всяких таблеток, таких как анальгин и темпалгин, других лекарств у них для меня нет. Терпение болезни – это мой шанс, который дал мне Господь, чтобы я мог хоть что-то сделать для Царствия Небесного», – пишет он 23 августа.

Держа евхаристический пост, он не пьёт и их – вот запись от 26 августа: «Мне очень тяжело, готовлюсь причаститься Святых Христовых Таин, не пью обезболивающее, а терплю. Встать не могу, терплю».

В какой-то момент к этой страшной туге, которую и представить себе невозможно – рак четвёртой стадии, обезболенный анальгином (а вы когда-нибудь теряли себя от боли?), неизбежно скорая смерть, которой он ждёт, но которая всё равно вселяет трепет в каждого из живущих, – добавляется ещё одна. Не забудем – эта колония строгого режима находится в Кабардино-Балкарии. И вот в его палате появляется группа мусульман, которые теперь не дают ему покоя. Он ветеран войны в Чечне. Что бы ответил он им в те годы, когда вернулся, если бы они принялись хулить что-нибудь ему дорогое, как теперь хулят самое драгоценное сокровище – его святую веру?

Теперь он записывает в дневник поразительное: «Не стал обращать внимание на то, что мусульмане агрессивно настроены ко мне и к вере православной. Мне их, конечно, жаль, но я и благодарен им. Своим злым отношением ко мне они помогают мне попасть в рай. Спасибо, Спасе мой, что посылаешь это мне, грешному. Между собой они постоянно разговаривают обо мне, обзывают неверной собакой и говорят, что Аллах наказал меня страшными болезнями за то, что я стал христианином. Может, Господи, Отец мой Небесный, это во мне говорит гордыня и тщеславие, но на все их нападки в душе у меня только возникает радость и веселие. Я счастлив, что сподобился хоть в очень малой доле претерпевать то, что ранее претерпевали святые угодники Божии.

Я вижу, как они, вдоволь насыщаясь, говорят: ”Крошки хлеба не давайте этому неверному, так заповедал нам Аллах, а мы исполняем его волю”. А я счастлив, и мне хочется сделать им много добра за их великую помощь мне. Всё, за чем они обращаются ко мне, даю. Даже когда просят лекарство обезболивающее, отдаю им своё”.

Монах Фаддей

Господь услышал желание сердца Андрея и сподобил его монашеского пострига, хотя всё вроде бы указывало на то, что этому не суждено осуществиться. Неожиданно Преосвященный владыка Феофан Ставропольский и Владикавказский, которому Андрей Головко писал прошение о постриге, ответил.

Ещё более неожиданно Андрея освободили, вернее сказать, актировали как больного с четвёртой стадией рака: он долго этого добивался, ему отказывали, и вот, когда он совсем смирился с тем, что не умрёт на свободе, 30 декабря его отпустили. В этом, конечно, ничего случайного не было: 31 декабря Русская Православная Церковь совершает память священномученика Фаддея, в честь которого была основано в далёком 2005 году православное братство в ИК-3 и которому усиленно молился Андрей Головко.

И вот в храме святого Георгия Победоносца в городе Тырныауза его настоятелем иеромонахом Игорем (Васильевым) был совершён монашеский постриг. Бывший разбойник Андрей стал монахом Фаддеем. Уже не встававший, всю службу он продержался на ногах. В фильме можно видеть, как, пошатываясь, держась рукой за лицо, он стоит, а из-под белой постригальной рубахи крылом выступает огромная опухоль.

К сожалению, после пострига монах Фаддей не остался в приходском храме в Тырныаузе, а уехал умирать к маме: он хотел умереть дома. К сожалению – потому что дома никто не разделял его веры: семья его была безверующей. Батюшка не раз навещал своего постриженика, ездил к нему за 130 километров, исповедовал, причащал, просто беседовал и с ним, и с его родными, но вышло так, что, когда монах Фаддей умер, семья отказалась хоронить его как монаха.

Тогда монашеское погребение было совершено в морге, где присутствовали священник, алтарник и Пресвятая Богородица, Чью икону кто-то повесил на стену, а каталку с телом монаха Фаддея сотрудники морга почему-то поставили прямо под неё. После погребения монашеские одежды были сняты и тайно положены во гроб.

Иисус Христос и вчера, и сегодня Тот же – говорит апостол, и мы повторяем это вслед за ним, глядя, как вновь и вновь происходит чудо Воскресения, казалось бы, уже полностью омертвевшей души, и из самого грязного мусора вырастают чистейшие цветы. Господь любит Человека, венец Своего творения, в каком бы ужасном состоянии он ни находился.