Людмила Селенская

О кислородной маске и Великом Рационализаторе

Летать приходится регулярно, и привычной стала инструкция: «В случае необходимости достать кислородную маску и надеть сначала на себя, потом на ребенка». Услышав это в первый раз, удивилась: ребенка-то первым надо спасать. Но потом поняла: надев маску, взрослый может позаботиться о малыше. А иначе оба могут погибнуть.



Нередко знакомые, делая первые шаги в Церкви, больше всего озабочены спасением далеких от Церкви или вовсе неверующих близких и друзей. Не надев маску на себя, пытаются натянуть ее на лицо ближнего. Сама через это прошла. Еще только смутно чувствуя истину Православия, не уяснив многого для себя, не переступив церковный порог, уже волнуешься о спасении других. У кого из нас нет любимого дедушки, старинной подруги или милой соседки, о которых болит душа и которые срочно нуждаются в спасении?

Но как помочь им, нашим дорогим, если мы сами не утверждены в истине? Если кругом болото, единственный способ не утонуть – это встать на твердую землю. Если будем тонуть за компанию – никому не поможем.

Что можно ответить подрастающим детям, задающим сложные глубокие вопросы, если у самих нет ответов? Как помочь неверующему мужу без помощи свыше?

Если сердце кровью обливается при виде страданий взрослых детей, потерявших веру, как не прийти в храм самим?

Если волнует будущая загробная участь неверующих родственников, то почему своя участь заботит значительно меньше, поскольку не предпринимаем никаких шагов в деле собственного спасения и не приступаем к таинствам?

Пока мы сами не встанем на твердую почву Православия, мы не сможем помочь близким.

Много сейчас говорится и о другой крайности – когда вновь воцерковившийся человек на аркане тащит близких спасаться. Мне думается, это бывает не только от горячности и неопытности. Еще это бывает от маловерия. Человек не надеется на Промысл Божий, а берет судьбу близких в свои немощные руки и… держитесь, ближние! Я помню, когда ходила на протестантские собрания, руководитель группы рисовал на листе ватмана схему: вот, я проповедую четырем, они, в свою очередь, еще четырем… Далее выводится дата, когда будет обращен весь мир, например – к июню 2018 года (математики, точный подсчет за вами), к 15:00 планета Земля охвачена проповедью. Вот так арифметика заменяет Промысл. Рационально и без фантазий. План-пятилетка. Разновидность Великого Инквизитора – Великий Рационализатор. Подмена Божественного человеческим.



В саду есть разные растения, и у каждого – свое время цветения и плодоношения. Ускорять цветение насильно не помогает. Помогает создание благоприятных условий: полив, рыхление почвы и удаление сорняков.

У меня стоял букет лилий на столе, и всё казалось – не распустятся никогда. Неделю стояли, другую. Я расковыряла один бутон посмотреть, есть ли там чего или так, одна видимость. На третьей неделе стали распускаться огромные цветки с удивительным ароматом. Расковырянный цветок распустился последним, и лепестки у него были с рваными краями.

Вспоминаю пример человека, нашедшего этот хрупкий баланс между бесплодным воздыханием и нетерпеливым понуждением ближнего. Человека, который начал спасение с себя, с изменения своей жизни и сознания и укоренения в Православии. Тетя Валя долго и тяжело шла к вере. Похоронив сначала сестру, потом долго болевшую мать, она стала делать первые шаги в сторону Церкви, а потом вымаливать больную дочь. Вот ее история.

Родные соседки


Архиепископ Вологодский и Великоустюжский
Максимилиан


Бабушка Настя была нашей соседкой, а не бабушкой, но она и ее дочь принимали такое деятельное участие в нашей жизни и так часто сидели со мной и маленьким братом, что мы звали их не иначе, как бабушка Настя и тетя Галя. Родители могли спокойно уехать на два дня или подкинуть нас на вечер: добрейшая незамужняя тетя Галя души в нас не чаяла, и бабушка Настя тоже. С отъездом родителей и приходом тети Гали мы пользовались большей свободой, чем обычно. Можно было попозже лечь спать и не беспокоиться о мытье посуды. Особым шиком было пить чай, используя макароны в качестве трубочки, а потом съедать их сырыми.

Иногда и мы приходили к бабушке Насте и тете Гале. В каждой комнате были большие иконы. Особенное впечатление на меня произвели ангелы среди облаков, и я долго на них смотрела. У родной бабушки тоже были иконы, но маленькие и без ангелов, и я никогда их не разглядывала. Тетя Галя, ездившая каждое лето в Пюхтицы трудницей, пыталась нам что-то рассказывать о вере, но мы больше шалили, чем слушали ее.

Иконы, облака, шалости, чай с макаронами, швейная машинка, кроткие глаза и улыбка тети Гали слились в одно впечатление.

Тетя Галя очень любила кошек, но бабушка Настя не разрешала ей завести котенка. Тетя Галя вздыхала и подчинялась матери. Умерла она в 40 лет от рака. Умирая, наказывала матери: «Когда умру, не плачь, а положи три земных поклона перед иконами и скажи: “Слава Богу”».

Когда мне было 18 лет, заболела раком бабушка Настя. Я заходила к ней, она расспрашивала меня о делах, просила иногда купить ей хлеба и почитать Евангелие.

Бабушка Настя была прекрасной рассказчицей, и именно из ее уст я впервые услышала жития святых и узнала о древних и современных чудесах. В молодости она пела «на крылосях» и часто ходила в храм.

Она посетила так много святых мест, что дочери прозвали ее «лягушка-путешественница».

Когда я стала ходить на протестантские собрания, душа ее возмущалась. «Скоро “Благоразумного разбойника” буду петь, а вы по тиятрам».

Эти стенания меня нисколько не трогали, и я ждала, когда она выговорится и продолжит свои интересные рассказы. Хотя я ходила к протестантам, бабушкинастины рассказы трогали меня непостижимым образом.

Однажды она сказала мне: «Ты прости меня, старую, глупую… Я сон видела. Стоишь ты перед картой и говоришь: “Нет, мне с ними не по дороге”».

Я усмехнулась и пожала плечами.

Потом в душе моей произошел переворот, после которого я перестала ходить в «Новую жизнь». После летних каникул я сказала: «Бабушка Настя, ваш сон сбылся». Она сразу вспомнила, о чем идет речь, и перекрестилась: «Слава Богу», – деликатно не интересуясь подробностями.

Мы должны были переезжать, и я волновалась, что не смогу больше навещать ее. Она умерла за неделю до переезда.

Я знаю, что не только молитвам мамы и родной бабушки, но и ее молитвам я обязана многим в своей жизни. Она молилась, страдая от боли и не желая принимать обезболивающего, вымаливая всей нашей семье небесных благ.

Во время болезни за бабушкой Настей ухаживала ее младшая дочь, тетя Валя. Я впервые увидела ее еще довольно молодой, очень приятной внешности, с крашеными рыжими волосами и ярко голубыми глазами. Она вздыхала и даже иногда плакала: «Как тяжело ухаживать за старым человеком». По просьбе матери она приглашала священников причащать ее на дому. Однажды пришел батюшка, который сразу стал родным человеком и помог тете Вале по-настоящему прийти в Церковь. Это был отец Феодор.

«Я раньше читала Евангелие, но всё мне сказкой казалось. Ну, красиво, жалко Христа… А что это – Книга Жизни – такого понятия не было. И вдруг я поняла. Познакомилась с отцом Феодором, стала в храм чаще ходить, и открылось мне.

Вот ведь как бывает: пока мама с Галей были живы, не слушала их, в храм почти не ходила, не молилась. Как бы сейчас их расспросила – да поздно».

Тетя Валя прочитала житие преподобного Серафима Саровского и загорелась поехать в Дивеево. Она простодушно рассказала мне: «Видела во сне сгорбленного старичка в белом, который три раза мне махнул: иди, мол, ко мне».

Съездила тетя Валя к преподобному, и воцарился у нее на душе мир. Но скорби на этом не закончились. Жила она со взрослой дочерью, страдающей психическим расстройством. Жили в бедности, но хотя бы в разных комнатах, а тут нужда заставила двухкомнатную квартиру сдавать и жить долгое время в одной комнате. Как уживаться тихой тете Вале, которая к этому времени читала каждый день Псалтирь о живых и усопших, и неспокойной, нетерпеливой, если не сказать нетерпимой, Лене, которая грозилась выкинуть иконы после бабушкиной смерти?

С тяжелым сердцем, но и с надеждой на милосердие Божие решилась тетя Валя на этот шаг – жить в одной комнате с Леной.

«Дочь – человек больной, неуравновешенный, вот я и стараюсь ее не раздражать. Хочется ей всю ночь смотреть телевизор – смотри на здоровье. И только в Страстную пятницу прошу ее ласково: “Доченька, ласточка, ради меня, один денечек не посмотрим”». Потом и всю Страстную, а спустя годы и весь пост держались без телевизора.

При той материальной нужде, в которой они жили, тетя Валя собирала деньги по копеечке и подавала записки и сорокоусты о здравии болящей дочери по церквям, по монастырям, по святым местам.

«И знаешь, легче стало жить. Ощутимо легче. Лена стала мягче, и в церковь захаживает, одна беда: не помнит, что за день, и может накануне Причастия на ползарплаты купить сосисок и съесть. Хожу с ней и предупреждаю батюшек, что человек нездоров. Да уж все теперь нас знают».

Потом тетя Валя стала болеть: сердце. Мы с мужем навестили ее в больнице, и он был поражен ее благообразным видом. Лицо у нее было не просто светлое – просветленное. Вся седая, еще не старая, глаза голубые, голос тихий, улыбка кроткая.

В очередной приезд я узнала, что тетя Валя отошла ко Господу, к Которому давно стремилась ее душа. Одна скорбь была у нее в последние годы: как оставить дочь?

Я зашла к Лене помянуть тетю Валю, и вместо тоненькой девушки с короткой стрижкой, в джинсах, я увидела… тетю Валю. Никогда не замечала прежде, что они похожи, а тут дверь мне открыла седеющая женщина с голубыми глазами и с приятной улыбкой пригласила меня войти. Все стены в иконах, всё, как было при маме. Она не плачет, она молится об упокоении дорогой мамы и знает, что она – рядом.