Художник Елена Утенкова-Тихонова познакомилась с митрополитом Антонием Сурожским в детстве. В день десятилетия со дня его кончины она делится воспоминаниями о владыке:
— Елена Евгеньевна, вы помните первую встречу с владыкой Антонием?
— Мне сейчас сложно вспомнить, когда я впервые увидела владыку Антония. Наверно, это был 1976 год, и мне было лет десять. Встреча с ним проходила на квартире наших друзей, семьи отца Николая Ведерникова. Было много народу, люди стояли и в коридоре, и в соседней комнате. Нас, детей, посадили просто на пол, на подушки.
Я тогда мало понимала, о чём речь, просто сидела и смотрела на этого удивительного человека. Таких людей раньше не видела никогда. Это было Явление человека…. У владыки Антония были горящие глаза. И когда он смотрел на тебя, взгляд его больше ни на что не отвлекался, ты как бы оказывался в луче света. И это было и радостно, и страшно одновременно…
Вел он себя чрезвычайно просто. Шутил, улыбался. В нём совершенно не было никакой важности, никакого «старчества». Каждому говорил «ты», как другу. И с детьми разговаривал так же, как и со взрослыми — с интересом и очень внимательно.
Если я и робела, то не оттого, что он архиерей на длинной ковровой дорожке, в мантии и в окружении служек со свечками…. Этого в нём совсем не было. Наоборот, он как-то сказал, что боится и не любит официальных регламентных служб, «митрополичьих балетов». «Всё время не знаю, куда надо ступать…», — признался владыка.
Робость была от понимания, что разговариваешь с очень серьёзным и мужественным человеком. Потому что быть христианином — мужество, на которое мало кто по-настоящему способен… Но владыка всячески помогал преодолеть стеснение при общении с ним. Прежде всего полной открытостью себя — тебе. И ты открывался в ответ.
— Говорили ли вы с ним о своем творчестве, советовались ли?
— Впервые к нам домой владыка приехал в1982 году. Мне было 16 лет, я училась в МСХШ и уже ощущала себя художником. Помню, что владыка оглянулся на картины по стенкам и сказал: «Мне кажется, ты чего-то боишься, когда рисуешь… Может быть, я не прав, но будь смелее…».
Позже я спрашивала его о пути художника… Как быть? Искусство требует служения и отдачи себя. Семья, любимый человек, дети тоже требуют полной отдачи. Как разорваться, не предавая свой путь, родных — и остаться художником?
Владыка ответил, что мне прежде всего надо примириться с собой. Разрешить самой себе быть такой, какая я есть, то есть быть единой в двух лицах: и человеком, и художником. Но во время работы быть предельно собранной — быть только художником, а с семьёй — быть только с семьёй, отодвигая творческие проблемы. Это очень трудно на самом деле — быть там, где ты есть сейчас. У меня до сих пор плохо получается. А владыка мог.
— Вы могли бы сравнить его с кем-то?
— Людей, похожих на владыку, я не встречала. Однажды, увидев документальную съёмку Пабло Пикассо, я обратила внимание на его глаза. Это были необычные глаза, очень живые, смотрящие, не зашторенные…. Чем-то они напомнили мне глаза владыки. Может быть, своей яркостью…. Но, конечно, они были другие…. Глаза владыки не просто смотрели, они горели внутренним светом.
Владыка приезжал в Россию очень редко. А в конце жизни вовсе не приезжал и на письма отвечал не всегда. И так сложилось, что мне посчастливилось несколько раз встречаться с отцом Иоанном (Крестьянкиным), и я при встрече задавала ему, как и владыке, самые важные, самые больные для себя на тот момент вопросы.
Ответы у отца Иоанна были другие, не всегда совпадающие с тем, что говорил владыка. Но независимо от того, что тебе сказали, было одно общее, что отличало этих людей от других священников — чувство радости, благодати после встречи с ними, ощущения, что Бог тебя любит и верит в тебя. И, прежде всего, что Бог есть.
Как опыт моря… Ты можешь жить на суше в Москве и не видеть моря. Но если ты хоть один раз искупался в нём, знаешь, что оно есть. Даже если это море сейчас не рядом с тобой. Любовь, которая шла через этих священников, свидетельствовала о бытии Божьем. И эта любовь передавалась всем вокруг. Хотя это были очень разные священники.
— Какие еще советы владыки вы можете вспомнить?
— Так получилось, что мы с мужем встретились с владыкой Антонием незадолго до того, как пожениться. Он сам пригласил нас. Владыка как раз в это время был Москве, и мы смогли прийти к нему в гостиницу. Для меня замужество было очень непростым шагом по ряду частных причин, независимо от того, что это для каждого человека — непростой шаг.
Я спросила владыку: «Как сохранить любовь? Ведь я была раньше влюблена, например, в первом классе в соседа по парте, но его перевели в другую школу, и ничего — влюбилась в другого… И так было не один раз… А тут вдруг замуж… А если пройдёт любовь?»
И владыка мне сказал очень неожиданную вещь: «Не надо сохранять любовь. Она должна быть каждый день новой и разной. Это творческий процесс. Конечно, может прийти такая минута пустоты, что тебе покажется, что любви больше нет, и тогда ты сможешь посмотреть в глубину своей жизни и увидеть в ней ту любовь, которая была когда-то к этому человеку. Но не надо ждать повторения того, что было, надо быть готовым к рождению нового. Потому что любовь не исчезает в никуда. Она жива, даже когда ты её как бы не чувствуешь».
Подготовил Леонид Виноградов
— Елена Евгеньевна, вы помните первую встречу с владыкой Антонием?
— Мне сейчас сложно вспомнить, когда я впервые увидела владыку Антония. Наверно, это был 1976 год, и мне было лет десять. Встреча с ним проходила на квартире наших друзей, семьи отца Николая Ведерникова. Было много народу, люди стояли и в коридоре, и в соседней комнате. Нас, детей, посадили просто на пол, на подушки.
Я тогда мало понимала, о чём речь, просто сидела и смотрела на этого удивительного человека. Таких людей раньше не видела никогда. Это было Явление человека…. У владыки Антония были горящие глаза. И когда он смотрел на тебя, взгляд его больше ни на что не отвлекался, ты как бы оказывался в луче света. И это было и радостно, и страшно одновременно…
Вел он себя чрезвычайно просто. Шутил, улыбался. В нём совершенно не было никакой важности, никакого «старчества». Каждому говорил «ты», как другу. И с детьми разговаривал так же, как и со взрослыми — с интересом и очень внимательно.
Если я и робела, то не оттого, что он архиерей на длинной ковровой дорожке, в мантии и в окружении служек со свечками…. Этого в нём совсем не было. Наоборот, он как-то сказал, что боится и не любит официальных регламентных служб, «митрополичьих балетов». «Всё время не знаю, куда надо ступать…», — признался владыка.
Робость была от понимания, что разговариваешь с очень серьёзным и мужественным человеком. Потому что быть христианином — мужество, на которое мало кто по-настоящему способен… Но владыка всячески помогал преодолеть стеснение при общении с ним. Прежде всего полной открытостью себя — тебе. И ты открывался в ответ.
— Говорили ли вы с ним о своем творчестве, советовались ли?
— Впервые к нам домой владыка приехал в1982 году. Мне было 16 лет, я училась в МСХШ и уже ощущала себя художником. Помню, что владыка оглянулся на картины по стенкам и сказал: «Мне кажется, ты чего-то боишься, когда рисуешь… Может быть, я не прав, но будь смелее…».
Позже я спрашивала его о пути художника… Как быть? Искусство требует служения и отдачи себя. Семья, любимый человек, дети тоже требуют полной отдачи. Как разорваться, не предавая свой путь, родных — и остаться художником?
Владыка ответил, что мне прежде всего надо примириться с собой. Разрешить самой себе быть такой, какая я есть, то есть быть единой в двух лицах: и человеком, и художником. Но во время работы быть предельно собранной — быть только художником, а с семьёй — быть только с семьёй, отодвигая творческие проблемы. Это очень трудно на самом деле — быть там, где ты есть сейчас. У меня до сих пор плохо получается. А владыка мог.
— Вы могли бы сравнить его с кем-то?
— Людей, похожих на владыку, я не встречала. Однажды, увидев документальную съёмку Пабло Пикассо, я обратила внимание на его глаза. Это были необычные глаза, очень живые, смотрящие, не зашторенные…. Чем-то они напомнили мне глаза владыки. Может быть, своей яркостью…. Но, конечно, они были другие…. Глаза владыки не просто смотрели, они горели внутренним светом.
Владыка приезжал в Россию очень редко. А в конце жизни вовсе не приезжал и на письма отвечал не всегда. И так сложилось, что мне посчастливилось несколько раз встречаться с отцом Иоанном (Крестьянкиным), и я при встрече задавала ему, как и владыке, самые важные, самые больные для себя на тот момент вопросы.
Ответы у отца Иоанна были другие, не всегда совпадающие с тем, что говорил владыка. Но независимо от того, что тебе сказали, было одно общее, что отличало этих людей от других священников — чувство радости, благодати после встречи с ними, ощущения, что Бог тебя любит и верит в тебя. И, прежде всего, что Бог есть.
Как опыт моря… Ты можешь жить на суше в Москве и не видеть моря. Но если ты хоть один раз искупался в нём, знаешь, что оно есть. Даже если это море сейчас не рядом с тобой. Любовь, которая шла через этих священников, свидетельствовала о бытии Божьем. И эта любовь передавалась всем вокруг. Хотя это были очень разные священники.
— Какие еще советы владыки вы можете вспомнить?
— Так получилось, что мы с мужем встретились с владыкой Антонием незадолго до того, как пожениться. Он сам пригласил нас. Владыка как раз в это время был Москве, и мы смогли прийти к нему в гостиницу. Для меня замужество было очень непростым шагом по ряду частных причин, независимо от того, что это для каждого человека — непростой шаг.
Я спросила владыку: «Как сохранить любовь? Ведь я была раньше влюблена, например, в первом классе в соседа по парте, но его перевели в другую школу, и ничего — влюбилась в другого… И так было не один раз… А тут вдруг замуж… А если пройдёт любовь?»
И владыка мне сказал очень неожиданную вещь: «Не надо сохранять любовь. Она должна быть каждый день новой и разной. Это творческий процесс. Конечно, может прийти такая минута пустоты, что тебе покажется, что любви больше нет, и тогда ты сможешь посмотреть в глубину своей жизни и увидеть в ней ту любовь, которая была когда-то к этому человеку. Но не надо ждать повторения того, что было, надо быть готовым к рождению нового. Потому что любовь не исчезает в никуда. Она жива, даже когда ты её как бы не чувствуешь».
Подготовил Леонид Виноградов